складывающихся процессов, а также истории индивидуальных судеб
— трагических, героических, обычных, «нормальных» или тоскливо-
безнадежных, однако можно показать, что большинство таких явлений
происходили в руслах, проложенных цепью прежних,
преимущественно государственных, порывов модернизации и
территориальной экспансии. Как видим, эта концептуальная рамка
весьма широка и вполне нейтральна в идеологическом плане.
Какие еще сквозные инварианты можно ухватить в драматичной и
прерывистой истории России? Сословия, классы, церковные
организации и конфессиональные группы, профессии, уклады,
политические структуры — все это течет и меняется. Неизменными
остаются две инстанции: государство и личность. С какого ракурса ни
посмотреть на их динамику на протяжении российской истории, будет
видна крайняя «размашистость» и повторяемость изменений.
Поэтому внимание к этой исторической цикличности представляется
необходимым для любой трактовки.
Циклическая динамика
государственного успеха и свободы граждан
Известно несколько десятков моделей российских циклов (см.
обзор: [Розов, 2011, гл. 7)]. Среди них есть сугубо нумерологические,
209
мистические, а также относительно или вполне научные: смутно-
гуманитарные [Ахиезер, 1997], экосоциальные и демографические
[Нефедов, 2005], геополитические [Цымбурский, 2007], социально-
политические [Янов, 1997, Пантин, Лапкин, 2007], административно-
мобилизационные [Вишневский, 1997; Hellie, 2005].
Синтетическая модель, представленная в книге [Розов, 2011, гл. 7-
12] объединяет наиболее конструктивные модели «революций
служилого класса» (Р. Хелли), «долгих циклов модернизации»
(Р. Вишневский), циклы реформ и контрреформ (А. Янов, В. Лапкин и
В. Пантин).
Если первые две модели относятся к взлетам и падениям
российской государственности (что прямо накладывается на порывы
модернизации), то модель реформ-контрреформ относится больше к
положению индивида: уровням защиты его свобод, прав и
собственности.
Очевидным образом эти фундаментальные измерения —
успех/неуспех государства, свобода/несвобода подданных и граждан
— тесно связаны между собой. Феноменологическая картина
динамики по этим измерениям позволяет наглядно «ухватить» эту
связь. Что и послужило основанием для выделения основных фаз
российских циклов: «Успешная мобилизация», «Стабилизация-
Стагнация», «Кризис (с крайней формой «Государственного распада»),
2Авторитарный откат» (Фаза реакции) и «Либерализация» («сверху»
или «снизу») (см. рис.1 в гл.6).
Разработаны и представлены несколько моделей, отображающих
разные грани глубинного механизма, порождающего эти циклы
(«колею»), а также принципиальные пути преодоления этой
цикличности («перевал») [Розов, 2011, гл. 10-12 и 15-17].
Разумеется, такое толкование повторяемости в истории России
является лишь одним из возможных. Однако ни одно сколько-нибудь
объективное изложение этой истории не может пройти мимо таких тем
как: внушительные успехи и трагические провалы российской
государственности, меняющееся положение подданных и граждан
(в плане свобод, защиты прав и собственности, участия в управлении),
крупные социальные и политические события, ведущие к сдвигам
в этих измерениях.
Ряд самоиспытаний
в социально-эволюционном контексте
Третья категориальная рамка позволяет дополнить первые две
в плане учета поступательных (в том числе прогрессивных, социально-
эволюционных, необратимых) изменений, меняющихся социально-
политических ценностей, принципов и идеалов, соотнесения России с
другими крупными как западными, так и незападными обществами.
210
Мы постоянно и довольно уверенно пользуемся двумя подходами
в осмыслении окружающей реальности, более или менее успешно
распознавая, что складывается (естественно, без чьего-либо полного
контроля), а что конструируется (искусственно, тем или иным
субъектом — индивидом, группой или организацией).
При всем этом мы по каким-то причинам гораздо меньшее
внимание уделяем третьей категории — испытанию, которой
соответствует своя область процессов в человеческом мире.
Испытание — это, с одной стороны, попытка добиться успеха,
попытка достижения цели, попытка воплотить в жизнь задуманную
идею, цель, проект. С другой стороны, в отличие от конструирования,
при испытании нет полного контроля над основными ресурсами и
условиями. Обстоятельства сложатся так или иначе. Поэтому и
испытание может привести к успеху, среднему результату или вовсе
провалу.
Каждое общество преимущественно складывается, причем
в течение многих десятилетий и даже столетий. Но история крупных
лидеров, государственных деятелей, тексты конституций, сводов
законов, проекты реформ неизменно свидетельствуют и о попытках
конструирования. Поэтому получившийся результат, качество
которого наиболее явно проявляется в потоках миграции, — бегут ли
из этого общества или стремятся побывать и поселиться в нем — это
всегда итог испытания, того, как удаются или не удаются попытки
социального конструирования в складывающихся внутри общества и
вокруг него обстоятельствах.
Итак, в мировой истории происходит перманентное самоиспытание
типов обществ.
Что считать успехом и что провалом исторических испытаний?
Державные цели могли включать такие смыслы как:
стать самой большой и могущественной империей,
ведущей христианской державой,
одной из великих европейских держав,
хранительницей вековых монархических устоев,
покровителем всех славянских стран и народов,
прогрессивной индустриальной экономикой,
флагманом мировой коммунистической революции,
примером успешного коммунистического строительства,
лидером постсоветского пространства и т. д.
Каждый раз с большей или меньшей искренностью в официальных
речах и документах прокламировалась забота о чаяниях, благополучии
подданных, повышении уровня жизни, правах и свободах граждан, их
участии в государственном управлении и т. п. Насколько успешно
выполнялись заявления — также вопрос исторического испытания.
211
Связь парадигм
модернизаций, цикличности и исторических испытаний
Каждый из представленных вариантов категориальной рамки
(априорного целостного образа, парадигмы) осмысления истории
России высвечивает вполне определенную ее грань:
возобновляющиеся попытки преодолеть отсталость и встать
вровень с ведущими государствами и обществами эпохи;
непреднамеренная повторяемость фаз, которые при всех своих
особенностях, проявляют очевидные сходные черты
(ужесточение и послабление режима, рост и падение
энтузиазма, сплоченности и ответственности элит,
территориальное расширение и потеря территорий и т. д.);
сменяющиеся цели и идеалы государственного и общественного развития, разные уровни успеха и неуспеха в их
достижении.
Нетрудно видеть, что, несмотря на все различия в фокусе внимания
и понятийном аппарате, данные образы вполне совместимы.
Каждая попытка модернизации была своего рода испытанием, при
успехе приводила к успешной мобилизации, при неуспехе — к
возобновлению стагнации, при провале — к кризису. Иными словами,
модернизации и испытания (как попытки сознательного