общаться на постоянной основе, как-то находить общий язык.
Впрочем, апломб колонистов отнюдь не исчезает, они понимают
по-своему свою «миссию белого человека», начинают навязывать
туземцам свои стандарты жизни и мировоззрения. Действительно, при
всяком дисциплинарном империализме, например экономическом,
всем смежным дисциплинам пытаются навязать свой экономический
же стандарт — методологический индивидуализм, идеи рационального
выбора и расчета полезности, собственные численные методы. Ясно,
что на этом поле перманентным преимуществом будут обладать
только сами экономисты — подданные империи, ведущей
интеллектуальную экспансию.
Высокомерие экономистов 53 , вступающих на «чужие»
дисциплинарные территории, пренебрежение к тем, кто их возделывал
52 Яркий пример — статья К. Э. Яновского, который неизменно помещает
в кавычки все «общественные науки» и, по сути дела, отказывает им
в самом статусе научности, признавая его только за своей
математизированной экономикой [Яновский, 2009].
53 «Только при помощи количественных аргументов наука умеет решать, какие
теории верны, а какие нет. В соответствии с рассуждениями знаменитого
200
поколениями, вполне сравнимо с отношением отлично экипированных
американских военных по отношению к местному иракскому или
афганскому населению. Вполне понятно и ответное раздражение, что
всегда чревато новыми вспышками силовой борьбы.
Слабость экономического империализма — обратная сторона его
силы. Эта слабость заключается в отсутствии желания и/или
способности вступать в равноправный диалог с представителями
других дисциплин, в неумении представить свои экономические и
математические подходы как полезные для решения знакомых
«местным» специалистам проблем и споров. Неслучайно результаты
философа Томаса Куна, только та теория чего-нибудь стоит, которая
может быть отвергнута данными. Именно экономический империализм и
приносит в общественные науки методологию верификации
и
фальсификации теории. Поэтому экономический империализм – это
необходимое условие развития других общественных наук» [Гуриев, 1980].
В данном пассаже уважаемый С. М. Гуриев умудрился вместить сразу
несколько ошибок, очень характерных для амбициозного «прогрессорства»
на чужих территориях. Как в естественных (геология, палеонтология,
биология, химия), так и в социальных (психология, социология,
политология, этнология) науках весьма развиты вполне строгие
качественные методы с логикой индуктивных и дедуктивных выводов,
например, подход INUS-условия по Дж. Маки, аппарат булевой алгебры по
Ч. Рэгину, макрокаузальный анализ по Т. Скочпол, и М. Соммерс и т. д.
[Разработка…, 2001, часть 1]. Также неверно приписывать принципы
верифицируемости (М. Шлик, Р. Карнап, Г. Рейхенбах и др.) и
фальсифицируемости (К. Поппер и И. Лакатос) релятивисту Т. Куну,
который, скорее, не развивал, а пытался подорвать общие принципы
обоснования теорий. Кроме того, эти давно ставшие общенаучными
принципы не корректно считать методологическими новшествами,
которые экономисты «в пробковых шлемах» милостиво даруют диким
«туземцам» — остальным обществоведам. Данные принципы не в меньшей
степени являются достоянием социологии, экспериментальной психологии,
этнологии, сравнительной политологии, теоретической и математической
истории (клиодинамики). О применении гипотетико-дедуктивного метода
в исследованиях по фольклористике (Пропп) и сравнительном
языкознании (Гринберг) справедливо пишет В. Л. Тамбовцев [Тамбовцев,
2008]. Что же касается самих количественных методов, то и они отнюдь не
являются новшеством и монопольным достоянием экономистов, например,
численные закономерности процессов восприятия (закон Вундта—
Фехнера и проч.), разработка и применение методов факторного анализа
в психологии (Ч. Спирмен, Р. Кетелл, Л. Терстоун) появились в конце
XIX в. и в начале XX в. — задолго до основных успехов математической
экономики. О преимуществах социологии над экономикой в развитии и
использовании методов обработки количественных данных, особенно
в области вычленения причинно-следственных связей с помощью частных
коэффициентов корреляции в регрессионном анализе, пишет
А. Н. Олейник [Олейник, 2008].
201
своей дисциплинарной экспансии экономисты публикуют именно
в своих — экономических — журналах.
Также и антропологи пишут свои тексты для других антропологов,
а не для туземцев. Прогрессору интереснее беседовать с другим
прогрессором, а не с представителем осчастливленной планеты.
Возможен ли иной паттерн взаимодействия? Да, такой
просматривается, но для этого нам придется выйти за пределы
геополитической модели.
Геокультурная экспансия как соблазн качеством
Геополитика — это далеко не всегда насилие, принуждение и
война; важную роль играют также престиж и легитимность. Равным
образом и геокультурная экспансия в реальной истории вовсе не
является невинным агнцем: религии и идеологии, новые книги, даже
способы развлечения и типы досуга нередко приносились на штыках и
навязывались силой. Далее будем говорить, скорее, об
идеализированной модели геокультурной экспансии, которая
ориентируется, главным образом, на формирование и удовлетворение
культурных, духовных потребностей, т. е. действует не через
принудительное навязывание, а через соблазн качеством 54.
Исчезает ли при этом подходе объективная конфликтность в сфере
обществознания (сфера одна, а интерпретирующих дисциплин много)?
Нет, не исчезает, но конфликты обретают форму уже не силовой
борьбы, а конкуренции за публику, потребителя и заказчика. Вместо
спора о том, чья это предметная область и насколько законны
вторжения в нее чужаков (что всегда чревато взаимными обвинениями
и силовой борьбой) получаем картину совсем иную. Нам предлагают
разные книги, разные фильмы, разные театральные постановки,
причем как отечественные, так и иностранного производства, а мы —
публика — ногами и рублями голосуем за ту или иную альтернативу.
Аналогия вполне прозрачна. В роли «публики» предстают читатели
научных книг и журналов. В роли культурных продуктов — разного
рода интерпретации (описания, объяснения, модели, концепции,
теории) социально-исторических явлений и процессов. Вместо
«голосования ногами и рублями» выступает признание —
использование читателями результатов и идей в своих последующих
исследованиях и текстах, что внешне выражается, в частности,
в цитируемости.
54 В паре с геополитическим империализмом выступает геоэкономическая
экспансия, но о ней здесь говорить не будем, поскольку обычно она
представляет собой нечто среднее (с флуктуациями, разумеется) между
главным принципом геополитики — принуждением и главным принципом
геокультуры — соблазном.
202
Жесткая геополитическая — протекционистская — логика такова:
допускать на рынок только отечественное (печатать в своих
профессиональных журналах только коллег по цеху), давать отпор
экспансии чужаков.
Мягкая геокультурная логика (напоминаю — в идеализированном
варианте) совсем иная: допускать на рынок любую продукцию, лишь
бы отвечала стандартам качества и была доступна потребителям
(печатать в своих профессиональных журналах коллег из других
дисциплин, но чтобы эти статьи были понятны и значимы для своих