официозные, поддерживаемые властью, философские учения, а другой

стороны, философский слой протестных идейных течений. Если

властная идеология религиозна, то нонконформистские философские

учения склоняются либо к иной конфессии (католичеству,

экуменизму), либо к атеизму. В той же логике советский официальный

атеизм вызывал симпатии философствующих нонконформистов в вере

и религии.

В фазах «Стагнация» (1810—1820-е, 1890—1900-е, 1980-е гг.)

происходят несколько различных процессов. С одной стороны,

продолжается инерция прежних контрольных и репрессивных практик,

но уже без прежней жесткости и упорства. С другой стороны,

происходит как социально-экономическая, так и идейная автономизация элиты и связанных с ней интеллектуальных слоев.

96

Престижной становится причастность к полузапретной и всегда

референтной в России западной культуре, в том числе, знакомство с

новейшими философскими учениями.

В 1820-х гг. в России имело место увлечение немецкими

философами (Кант, Гегель, Фихте, позже — Шеллинг), в конце XIX—

начале XX вв. увлекались Бергсоном и Ницше, Махом и Авенариусом,

Спенсером и неокантианцами, в 1980-х гг. — Куном, Поппером,

Коллингвудом.

Одновременно в такие периоды нарастают протестные, оппозиционные настроения, для которых находятся западные кумиры

(Сен-Симон, Маркс) или возникают свои идеологические авторитеты

(Герцен, Бакунин, Чернышевский, Добролюбов, затем Плеханов и

Ленин, а в застойный советский период — Зиновьев, Сахаров и

Солженицын).

Ослабление властного контроля, рост открытости к мировым

интеллектуальным центрам, активность дискуссий вызывают к жизни

также значимое и оригинальное философское творчество. Неслучайно

в 1823 г. создается первый кружок с четкой философской

идентичностью — «Общество любомудров» (Одоевский, Веневитинов,

Шевырев, Киреевский). В 1820—1830-е гг. продуктивно работали

Чаадаев, славянофилы и западники. В период стагнации второй

половины XIX в. появляются труды К. Леонтьева и Н. Данилевского,

развивают философские идеи в своем творчестве Л. Толстой и

Ф. Достоевский. В позднесоветском застое (1970—1980-е гг.) пишут

свои философские или околофилософские работы И. Кон, Ю. Левада,

Ю. Лотман, Э. Ильенков, М. Мамардашвили, Б. Кедров, П. Копнин и

др.

Краткие, как правило, бесславно заканчивающиеся периоды

«Либерализации» (1801—1811, 1861—1867, 1905—1909, весна 1917,

1922—1927, 1956—1961, 1989—2000 гг.) 23 — время взлета надежд

образованной части общества, однако, обычно не отличавшееся

особым расцветом философского творчества. Как правило, здесь

ослаблялся пресс официальной идеологии, более известными

становились ранее подавленные идейные течения, в том числе

23

Здесь имеются в виду либерализации, во-первых, относительно

предшествующего периода, во-вторых, касающиеся политико-правовых и

политико-экономических аспектов. Как правило, в эти периоды легче

дышалось и философии. Исключением является период НЭП (1922—

1927 гг.), когда послабление частной и кооперативной собственности,

относительная терпимость новой власти к художественному авангарду

в театре, живописи, архитектуре, развитию психоанализа и педологии

сопровождались насаждением марксизма в философии, что предваряло

авторитарный откат уже во всех областях (формирование тоталитаризма)

в 1930-х гг.

97

философские. Это были периоды активной публикации ранее

созданного, а также особо интенсивного идейного импорта, что

началось еще с переводов Вольтера и других французских

просветителей в начальный период правления Екатерины II —

«императрицы-философа».

Бурные фазы «Кризиса» (1812, 1853—1855, 1905, 1917—1920,

1941—1943, 1991, 1993, 1998—1999 гг.) обычно приводят либо к смене

власти, либо к существенному изменению политики правителей,

удержавших свои позиции. В разных условиях «Кризис» приводит

либо к «Либерализации», либо к «Авторитарному откату», либо вовсе

к «Государственному распаду» (1917—1918 гг. и 1991 г.). Соответственно

меняются режимы, условия существования, организационные основы жизни и творчества интеллектуалов, в том

числе, и философов. В текущей фазе (2000-е и 2010-е гг.) с наиболее выраженными

чертами «Стагнации», но также с фальстартом «Либерализации»

(2008—2011 гг.) и «Авторитарным откатом» (с мая 2012

г.), философия не подвержена (пока?) ощутимому властному давлению24,

зато столичные философы активно привлекаются для медиа-проектов

(«фабрик смыслов») и даже пропагандистских ТВ-программ,

легитимирующих режим. Острота конфликта между «провинциальным» (прежде всего, аналитическим,

феноменологическим и постмодернистским) и «туземным» (соскользнувшим

в православно-патриотическую державность) направлениями ярко проявляется на Российских философских

конгрессах (см. приложения).

Что же мы можем почерпнуть полезного из прослеживания связей

между философским процессом и циклической динамикой социально-

политической истории России?

Объяснение особенностей российской философии

Прежде всего, российские циклы оказываются во многом

ответственны за явную расщепленность, расколотость отечественной

философии по нескольким линиям размежевания:

 западническая «провинциальная» / почвенническая «туземная»,

 официальная-лоялистская/неофициальная-протестная,

 академическая-систематическая/внеакадемическая-«жизненная»,

«свободная»,

 религиозная / атеистическая или секулярная [Розанов, 1903;

Лосев, 1991; Атманских, 2008; Красиков, 2008].

24 Давление все же начинается, см. главу 7.

98

Сама такая разделенность не является пороком. Разномыслие и

интеллектуальный конфликт — это живой сок развития философского

мышления [Коллинз, 2002]. Беда в том, что настоящий плодотворный

конфликт, т. е. бурные и продолжительные споры с углублением

аргументации в статьях и книгах — это, скорее, исключение

в российской истории мысли (таков был спор между первыми

славянофилами и западниками).

Привычный паттерн для отечественной философии, как и для

гуманитарии в целом, — разбредание потенциальных оппонентов по

разным журналам, университетским кафедрам, профессиональным

сообществам и дальнейшее камлание уже только для своей

«понимающей» аудитории (более детально о характеристиках

«(не)мыслящей России» см. гл. 8).

В чем же дело? Причина видится в отсутствии какой-либо связи

между успешной, убедительной аргументацией в споре

и репутационными (а также сопутствующими академическими,

карьерными, материальными) наградами. Спорить с соотечественниками невыгодно и даже опасно. Типичным, а значит во

многих отношениях полезным, является почти повсеместное

признание низкой, не стоящей внимания, значимости трудов ныне

живущих коллег (кроме своих начальников и научных руководителей,

разумеется).

Для «провинциалов» референтные философы живут только на

Западе (от Вольтера и Канта—Гегеля—Шеллинга до Ролза, Хабермаса,

Делеза, Лиотара и Жижека), для «туземцев» референтными являются

лишь умершие российские предшественники (от А. Хомякова,

К. Леонтьева и Н. Данилевского до И. Ильина). Но и в каждом лагере

философы также расходятся по изолированным «полянам».

Среди «провинциалов» сторонники постмодернизма, аналитизма,

феноменологии, хайдеггерианства, левой философии и проч. не видят

и не хотят видеть друг друга. Показателен журнал «Логос», пожалуй,

демонстрирующий наиболее высокий уровень эрудиции авторов и