-- Чушь! -- громко заявила Пандерибе. -- Я ничего не знала, и знать не могла! Так вышло, и всё тут! Случайность, превратившаяся в удачное стечение обстоятельств. Отрадно, что в трудный момент рядом нашёлся друг. Я ценю это.

-- Я был чересчур молод и убивал по приказу, не задумываясь. Оберегал тебя за вознаграждение. Вряд ли это можно назвать дружбой.

-- Из подобных союзов и вытекает истинная привязанность, -- протянула Омала каждое слово, будто пробовала его на вкус и, убедившись в годности, оставляла в воздухе.

-- Выходит, забота о калеке -- это что-то вроде благодарности? -- предположил Атлас.

-- Пусть будет так, если желаешь.

Они ненадолго замолчали. Разговоры о прошлом в каждом пробудили воспоминания. Атлас постарался прогнать их, вспомнил о бутылке под матрасом и ему полегчало.

-- Что творится в Илейе на самом деле, Омала? -- спросил Рензо и пожалел. Нельзя задавать настолько глупые вопросы тому, кто приютил тебя, согрел, вытянул с того света и меньше всего желает говорить о дипломатии и грязных политических играх вне своего офиса.

-- Правда, интересно?

-- Забудь. Я не хотел, -- попытался замяться Рензо.

-- Трезубец готовится к войне, -- твёрдо заговорила Омала, -- наращивает военный потенциал, практикуя новые "игрушки" на мирном населении. Мы перестали торговать с Маникуром и рядом других мелких портов. Поверь, ныне с Зен-Боримом договориться проще, чем с Трезубцем и его новыми хозяевами.

-- Давай не будем, я не настаиваю. Потолкуем о чём-нибудь другом?

Атлас выбрал неудачную, "больную" не только для себя тему и старался исправить положение.

-- Всюду муштра и досмотры, -- продолжала Омала, -- илейский народ в недоумении. Некогда мудрая и дальновидная политика превратилась в угнетение всех и вся. На улицах правят солдафоны и выродки из личной армии Дарвика. Штарбайн перестал поставлять нам тракторы и прочую технику для уборки урожая. Все заводы заняты одним -- клепают танки и бронемашины. С такими темпами в Илейе начнётся голод, и пусть тогда эти болваны в замке хватятся, но будет поздно.

-- Не уверен, что до этого дойдёт. Контроль слишком велик. Не дёрнутся, -- возразил Атлас.

-- Мы теряем отличных партнёров. Из-за Илейи с нами перестали сотрудничать те, кто боится расторжения союза. Треплются, якобы Стердастос снова станет колонией, снова будет пресмыкаться и лизать чей-то зад. На сей раз не сономитов, а самого Трезубца. Черта-с два! -- вскрикнула Омала, -- не позволю!

-- Успокойся, -- примирительно, как можно тише попросил Атлас, -- Детра этого не допустит.

-- Думаешь, Детре есть дело до нас, Илейи и всего того, что происходит на материке? -- приподнявшись на локте, спросила Омала.

-- Убеждён, что они наблюдают. Нравится им происходящее или нет -- только гадать. Однако Стердастос они в обиду не дадут.

-- С чего ты взял?

-- Вы единственные поставщики алмазов, которые Детре нужны до чёртиков. Да и место у Бумеранга удачное, если задумать нападение.

-- Шутишь? -- хмыкнула Омала. -- Илейа никогда не сунется на Детру. Это самоубийство.

-- Мой недуг позволил мне много читать, пялиться в панель и размышлять. А ещё пить и мочиться одновременно, и не быть за это поруганным. Знаешь, будучи пьяным мыслителем с суицидальными наклонностями, медленно осознаёшь, что быть в чём-то уверенным весьма глупо. Категоричность улетучивается, как и все убеждения, которым ты некогда поклялся следовать.

-- От чего ты решил отказаться, Атлас? -- невзирая на шутливый тон собеседника, спросила темнокожая красавица, снова плотно укутавшись в плед.

-- Попав в монастырь Асмиллы, я услышал диковинные вещи. Например, о пророчестве. Оно описано в книге "Сказаний и мудрости Асмиллы". Увесистый такой томик, надо признать. Асмилла предрекла появление некоего создания, которое принесёт гибель Илейи и, быть может, не только ей. И почему-то искала его во снах. Чудные "ободы" пришлись кстати. Короче говоря, я вот всё думаю, а вдруг эта Асмилла права? И нам нужно, в самом деле, ждать большое зло в виде Хсара, которое принесёт страдания? Что скажешь?

-- Если честно, я не верю в богов. Ни в каких, -- ответила Омала, широко зевнув.

-- Когда я умирал, в том лесу, мне явилась прекрасная женщина, светлая, чистая, в голубом одеянии. Ведь именно так и рисуют Асмиллу. Верно, я спятил, но во мне есть убеждение, что тогда я видел пятиликую богиню. Звучит бредово, согласен.

-- Галлюцинации? -- предложила вариант Омала.

-- Слишком часто я погружался в пьянящую дымку и был окутан "едкой радугой", чтобы не почувствовать разницы между воспалением больного сознания и истинным видением, -- процедил сквозь зубы Атлас. Он опрокинул бутылку и допил остатки вина.

-- По-прежнему ищешь мать? -- спросила Омала.

-- Уже не вижу смысла.

-- Нельзя отказываться от своих целей и убеждений, Атлас. Мой брат донёс до меня эту простую мысль. Веришь -- нет, но жить стало проще. Когда прописные истины укладываются в твоей голове в своё время и в правильном месте, а не норовят занять любую свободную полку, их ценность становится как будто осязаемой. Трудно объяснить. Из меня скверный оратор, -- улыбнулась Омала и с теплотой посмотрела на Рензо.

-- Я присягнул Асмилле на алтаре, пообещав не убивать. И я свято верил, что завяну в старости, сдержав клятву. Но, быть может, самоубийство не считается?

Омала соскочила с гамака, прильнула к Атласу, вцепилась своими сильными пальцами в его шею.

-- Только попробуй сотворить что-нибудь подобное, Рензо! -- прошипела Омала. -- И если не выйдет, я распоряжусь, чтобы тебя привязали к конулу и волокли до самого южного пика Бумеранга. Понял меня?

Атлас кивнул, Омала убрала руки с горла.

-- Прости, -- слегка осипшим голосом сказал Рензо.

-- Обещаю, я помогу тебе восстановиться, стать прежним, -- проговорила Омала и вернулась под тёплый шерстяной плед.

-- И на ноги поставишь?

Омала не ответила.

-- И снова прости.

-- Ничего, я понимаю. Не бери в голову.

-- Счастливых снов, несравненная Омала. И спасибо за сэндвичи.

Пришли злые морозы, и в стенах Нуттглехарта стало невыносимо холодно. Под землёй жилось комфортнее, тамошняя температура была постоянной, изредка колеблясь на один-два градуса. Поначалу Джулия верила, что за ней придут и вызволят, будто какую-нибудь княжну, заключённую в пещере страшного зверя. Со временем эта надежда угасала, боли становились невыносимыми, а скудные получасовые терапии с телепанелью проводились только для отчётности. Ей никто не желал помочь кроме доброго приятеля Алана, который на свой страх и риск проникал в запрещённый большинству персонала Третий Сектор и украдкой недолго говорил с Джулией. Зачем рисковал, он и сам не мог бы ответить. Просто ему нравилась эта девушка, с ней он чувствовал себя полноценным.

-- Алан, поможешь мне? -- как-то спросила Джулия у Алана, когда он в очередной раз пришёл к её камере, прихватив с собой пачку гигиенических салфеток, ножницы и упаковку сладкой пастилы.

-- Всё, что угодно, -- Алан приготовился к любой просьбе, он был готов на всё.

-- Наверху сейчас холодно?

Алан кивнул.

-- И все крысы, мыши и прочая живность, что рыскает по закромам, теперь, наверно, надоедает кочегару?

-- Точно. Он ловит их. И сажает в клетку, чтобы подкармливать собак на псарне и котов. У него есть белки, крысы, даже енот однажды забрался и целый месяц жрал крупу.

-- Чудесно, -- просияла Джулия, -- принесёшь мне парочку живых грызунов?

-- Тебе зачем? -- насупился Алан, и его лоб взрыли морщины.

-- Не могу пока сказать. Но очень надо. Очень, милый Алан, -- Джулия просунула руку в боковое окошко, вытянув её насколько возможно, и коснулась лица парнишки.

-- Постараюсь, -- неуверенно обронил он и поторопился уйти.

Две ночи Джулию сковывали дикие боли. Крики и стоны никого не волновали, да и слышать их никто не желал. В пик безудержной боли, когда живот, казалось, вот-вот вывернется наизнанку и разбросает по грязному полу кишки, в висках молотило так, что, в пору, взять и вышибить себе мозги кувалдой. В груди жгло, яичники пылали, а грудь ныла так сильно, что окажись поблизости здоровенный тесак, Джулия, наверно, отрубила бы обе, чтобы больше никогда не мучиться. Но она терпела. Боли поднимались до вершины и, доставив максимум страданий, медленно, тягуче ниспадали, ослабляя хватку. Тогда Джулия обтирала взмокшее от пота тело грязным махровым полотенцем, заворачивалась в сальную простынь на нарах и приказывала себе уснуть. Она знала, что ей приснится. Знакомый лес, два поганых карлика и густое, полное смрада облако. Каждую ночь эта серая едкая субстанция врывалась в её глотку, умаляя кого-нибудь убить. "УБЕЙ!УБЕЙ!УБЕЙ!УБЕЙ!УБЕЙ!УБЕЙ!УБЕЙ!УБЕЙ И БУДЬ СИЛЬНОЙ!УБЕЙ!УБЕЙ!УБЕЙ!УБЕЙ И СТАНЬ СИЛЬНОЙ!УБЕЙ!УБЕЙ!" -- призывал инородный мёртвый голос. Просыпаясь, Джулия принималась за комплекс выработанных физических упражнений. Она изматывала себя, нагружала связки и мышцы до предела, но отлично понимала, где проходит грань риска. Шли недели, месяцы, и после очередной изматывающей ночи и вещего сна Джулия решилась на неимоверно странную, нелепую просьбу. Поможет или нет -- Джулия не знала. Но попробовать стоило. Разумеется, за ними следят. Повсюду камеры, видимые и скрытые. Но один раз точно всё получится, а дальше посмотрим.