– Ну что, сучка, допрыгалась? А я ведь тебя предупреждал! – Господи, как же я ненавижу этот голос! А от мерзкого запаха дыхания у самого моего лица и ощущения чужого тела, прижимающегося сзади, к горлу стремительно подступает тошнота.

– Ну, вот и пришло время наказания для тебя, дрянь, и веселья для меня! – просипел он и потянул к моей двери.

Горло свело, и попытка ответить или закричать закончилась ничем.

Но ублюдок все равно попытался зажать мне рот и резко выдернул ключи у меня из рук, разодрав пальцы. Действия, настолько похожие на происходившие в этом же месте совсем недавно, но черта с два это для меня одно и тоже, черта с два я смирюсь! Что есть силы, не обращая внимания на треснувшие губы, укусила сволочь за руку. Он зашипел и снова швырнул меня о стену. Я опять оглушена и на грязном полу. Но, несмотря на сильную боль, быстро развернулась, глядя сквозь черные плавающие перед глазами пятна на агрессора, и одновременно нашаривая в кармане электрошокер. А дальше сразу несколько вещей случилось одновременно: он пнул меня с размаху в солнечное сплетение, мгновенно лишив возможности не то что закричать, но и дышать; я каким-то чудом умудрилась в этот момент ударить его током прямо в еще не опустившуюся ногу; и он, и я упали… Я – задыхаясь и скручиваясь в тугой клубок, он – истошно вопя и катаясь по полу… И тут открылись сразу две двери на моей лестничной клетке. Высунулись соседи, привлеченные в кои-то веки шумом. Охранник взвился на ноги и с непостижимой для такого дряблого и оплывшего создания скоростью унесся вниз, исчезнув. Я сквозь накрывающую сознание мутную дымку облегчения вяло размышляла, что у меня точно будут вопросы к продавцу шокера. Я надеялась, что эта скотина похотливая будет валяться в отключке как минимум до приезда полиции. Закрыла глаза, стараясь справиться с режущей болью под грудью. Все начали суетиться, звонить, пытаться оказывать мне помощь и собирать расшвырянные повсюду уцелевшие продукты. Только спустя два часа квартиру покинули полицейские с моими и соседскими показаниями, протоколом осмотра места и заключением врачей о нанесенных травмах. Переносной рентген-аппарат – такая замечательная штука. Дай бог сто лет здоровья тому, кто его придумал. Представить сейчас, что пришлось бы ехать в больницу, чтобы выяснить, нет ли у меня переломов – уже мучение для меня. К счастью, все обошлось ушибами, даже нос не сломан. Имелись подозрения на сотрясение, и врачи перед уходом настоятельно рекомендовали вызвать кого-нибудь из родственников, чтобы присмотрели за мной хотя бы сутки. Но единственным родственником был отец, уже пятнадцать лет живший в другом конце страны, поэтому я только кивала им, не представляя, к кому бы обратиться. Сосед напротив, как оказалось, довольно милый парень, даже и не замечала этого раньше. Он заверил их, что зайдет ко мне обязательно, и с тем я их всех и проводила. Больше всего на свете мне сейчас были нужны тишина и одиночество. В конце концов, мне хотелось просто сесть на дно душевой кабины и прорыдаться, выпуская все напряжение. Что я и сделала. Плакала, хрипя и подвывая от боли физической и душевной. От глупости своей и мягкотелости, за которую и поплатилась. И от того, что мамы нет так давно рядом и меня некому просто по голове в эту минуту погладить. От того, что я такое недоразумение, не желающая никого в своей жизни и при этом прямо сейчас ощущающая, насколько пусто рядом. От разочарования, что Он, столько недель являясь тем, вокруг кого вращались мои мысли и желания, мелькнув на мгновение в моей жизни, исчез без следа. Выплеснув наружу все, что в диком напряжении скручивало нутро, я почувствовала облегчение. Обезболивающие тоже уже работали вовсю, так что хватит разводить нюни, надо спать, потому что, когда закончится действие обезболивающих, уснуть будет уже проблематично. Проверив еще раз дверь, я доплелась до дивана и отключилась почти мгновенно.

Звук, сверлящий мозг. Бум-бум-бум. Снова зудение, вытягивающее сознание из блаженного покоя, до краев наполненного умиротворяющими красками и запахами, тихим шепотом чего-то, в чем жизнь так насыщена и неоспорима. Через силу разлепила глаза, чтобы тут же скривиться. Шторы не закрыты, а за окном, оказывается, давно один из ярких осенних дней, и комната полна ослепительного солнечного света, который в нынешнем состоянии причинял не меньший дискомфорт, чем перемежающиеся звуки дверного звонка и стука. Припомнив в подробностях все вчерашние события, я предположила, что причина всей суеты – сосед, пообещавший врачам со «Скорой» присмотреть за мной. Глазка у меня нет, но есть цепочка, и я накинула ее перед тем как открыть замок. К черту, береженую Бог бережет!

За дверью милого, но навязчивого соседа не обнаружилось, но зато была пара незнакомых мужиков, один из них в полицейской форме. Я моргнула, уставившись в удостоверение, которое одетый в штатское сунул к самой щели в двери, и медленно начала улавливать смысл слов, что он произносил.

– Коломина? Анна Коломина? – слишком громко проговорил он.

– Да, – просипела я, поморщившись, и стала разглядывать этого шумного типа с явно кавказскими корнями, пока он прятал документ в нагрудный карман.

– Следователь Амиранов. Вам придется проехать с нами! – еще громче и с нажимом произнес он с легким акцентом.

– Послушайте, я дала вчера уже все пояснения и прямо сейчас не в форме для общения с полицией, – попыталась избавиться от них я. Вот так и знала, что ничего кроме головной боли не дождусь. – Давайте вы вручите мне повестку, или как у вас там, а я приду в себя и явлюсь.

– Гражданка Коломина, а может, вы не будете учить меня, как следует производить следственные действия! – В тоне молодого мужчины нет и грамма тепла. Мне обидно. Разве не я тут жертва?

– Послушайте, вы что, слепой? Посмотрите на меня! – разразилась я. – Похоже на то, что я сейчас в состоянии сейчас куда-то с кем-то проезжать? У меня постельный режим вообще-то!

– Вот уж простите, но не вижу с первого взгляда внешних признаков, способных этому помешать! – язвительно ответил Амиранов, пройдясь глазами по мне сверху до низу. – Но если вы хотите препятствовать работе следствия, то я могу вызвать ОМОН, и они вынесут вашу дверь и закуют вас в наручники, но вы все равно окажетесь на допросе уже сегодня.

Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Он ненормальный, что ли?

– Какого хрена вы несете! – возмутилась я и открыла дверь полностью. – Вы, простите, идиот или правда проблемы со зрением? Я здесь пострадавшая! С каких таких пор с жертвами общаются при помощи ОМОНа?

– Оскорбление лица при исполнении выйдет вам боком. И если уж вам интересно, то я вижу, что вы вполне в порядке, гражданка Коломина, а вот про господина Комарова, чей обезображенный труп был найден сегодня ранним утром, того же не скажешь!

– Что-о-о? – совершенно опешила я, теряя голос. – Что значит – труп?

– У этого слова только одно значение, насколько мне помнится, – съехидничал полицейский.

– Вы думаете, что я… Да вы в своем уме? Это я жертва нападения, я! И что бы там с этим козлом после ни случилось, я сожалеть не собираюсь, уж точно я тут ни при чем!

– На вашем месте я тщательней выбирал бы слова, гражданка Коломина. Каждое из них может быть истолковано отнюдь не в вашу пользу.

– Да к черту тщательность! Эта сволочь домогалась меня, оскорблял, угрожал и даже напал вчера! И после этого я должна быть той, кто должен слова выбирать? – Следователь, на секунду замешкавшись, осмотрел меня еще раз, но потом почему-то нахмурился.

– Не собираюсь с вами препираться, гражданка Коломина! Вы едете к нам в управление прямо сейчас. Вопрос лишь в том, желаете ли это сделать в пижаме или все же предпочтете приличнее одеться? – в его голосе уже откровенная угроза и нет и намека на сочувствие ко мне.

Я зависла от обиды и негодования, но четко по его взгляду поняла, что если стану спорить и скандалить, то сделаю хуже только себе.