Гражданское общество реагировало на происходящее более решительно. 21 февраля, в день внеочередной сессии президиума Верховного Совета, рядом с ним началась бессрочная гражданская акция за отделение Крыма от Украины и создание самостоятельного государства. 26 февраля кризис достиг максимальной точки: у здания Верховного Совета произошли столкновения между сторонниками крымской автономии и меджлисовцами, в результате которых травмы получили около 30 человек, а двое погибли.

На этом фоне, 27 февраля решением Верховного Совета Крыма был назначен референдум «по вопросам усовершенствования статуса и полномочий» региона», а его дата была назначена на 25 мая.[34] При этом первоначально рассматривалось несколько вариантов вопросов, которые бы выносились на всенародное обсуждение: сохранение существующего статуса Крыма, расширение прав автономии, выход автономии из состава Украины с образованием самостоятельного государства.

Тем не менее, 1 марта новоизбранный премьер-министр С. Аксёнов сообщил о переносе даты проведения референдума на 30 марта 2014 года, поскольку «конфликт вышел за пределы разумного»[35], 4 марта он объявил о том, что референдум может быть проведён и раньше этой даты, а 6 марта Верховный совет принял решение провести референдум на всей территории Крыма (включая Севастополь), причём не 30 марта, а 16 марта, вынеся на обсуждение вопрос о будущем статусе Крыма, предполагающий выбор одного из двух вариантов ответа: 1) Вы за воссоединение Крыма с Россией на правах субъекта Российской Федерации?; 2) Вы за восстановление действия Конституции Республики Крым 1992 года и за статус Крыма как части Украины?

Именно с этими вопросами и в указанный срок, несмотря на сопротивление Киева и прошёл референдум. Сжатые сроки подготовки и противодействие из Киева не смогли оказать существенного влияния на проведение референдума. Блокировка украинским ЦИКом доступа к данным госреестра практически никак не отразилась на его проведении. Списки избирателей сохранились с предыдущих выборов, информация об избирателях хранилась в «паспортных столах», базах МВД и т. д. Конечно, при этом точность списков оказалась несколько более низкой, но принципиально это действие не повлияло на подготовку референдума. Действия СБУ и ЦИК Украины носили скорее символический характер, демонтирующий бурную деятельность и верность временному правительству. Реального влияния на подготовку референдума они не оказывали. В кратчайшие сроки были напечатаны бюллетени для голосования, сформированы избирательные комиссии. Как это ни парадоксально, быстрой и слаженной подготовке референдума в немалой степени способствовала ситуация, перманентных украинских выборов.

Явка на референдуме составила 82,71 % избирателей. Из них 96,6 % высказались за воссоединение с Россией, а 2,51 – за восстановление Конституции 1992 г.[36] ОБСЕ, хотя и получила официальное приглашение от крымского руководства, отказалась принять участие в наблюдении за референдумом. По словам пресс-секретаря ОБСЕ, Крым не имел полномочий приглашать наблюдателей, так как является регионом, а не государством и не отдельным членом организации.[37] Тем не менее, это не мешало представителям БДИПЧ ОБСЕ в дальнейшем делать заявления о завышенной явке и фальсификациях. Результаты референдума не были признаны ни Европейским союзом, ни Соединёнными Штатами.

В качестве юридического обоснования очень часто приводится заключение Венецианской комиссии от 21 марта 2014 года, которое трактуется, как заключение о легитимности крымского референдума.[38]Между тем, Венецианская комиссии выступила по поставленному вопросу: «Соответствует ли конституционным принципам решение, принятое Верховным Советом Автономной Республики Крым Украины организовать референдум о присоединении к России в качестве субъекта Российской Федерации или восстановлении Крымской Конституции 1992 года».

В данном случае мы сталкиваемся с осознанным (что говорит о предвзятости), либо неосознанном (что свидетельствует о непрофессионализме) стремлении подменить рассмотрение политического феномена, утверждением его ничтожности, а также и с прямым передёргиванием фактов. Венецианская комиссия сосредоточилась на исследовании исключительно технико-юридических аспектов назначения общекрымского референдума. Однако конституционные принципы, как известно, базируются не только на технико-правовых, но и на политико-правовых аспектах. Только в совокупности и тех и других существуют конституционные принципы демократического правового государства.

Во-первых, прослеживается прямая политикоправовая аналогия крымского референдума, состоявшегося в условиях антинонституционного переворота в Киеве, отсутствие центральных легитимных органов власти и попытки проникновения националистических сил на территорию автономии, с актом провозглашения независимости самой Украины в 1991 г., которых исходил «из смертельной опасности, нависшей над Украиной в связи с государственным переворотом в СССР».[39] Во-вторых, следует обратиться к подтверждению Международного суда ООН от 22.07.2010 при рассмотрении самопровозглашенного Косово, что одностороннее провозглашение независимости частью государства не нарушает какие-либо нормы международного права.

Подтверждение Международным судом ООН (в отношении Косово от 22 июля 2010 года) того факта, что одностороннее провозглашение независимости частью государства не нарушает какие-либо нормы международного права, является тем общим обстоятельством, которое добросовестный эксперт не может не учесть при исследовании соответствия конституционным принципам решения о назначении общекрымского референдума, поскольку именно этим решением Международный суд ООН установил зависимость технико-юридических аспектов конституционности от политико-правовых обстоятельств при решении вопроса об одностороннем правомерном провозглашении независимости части государства.

Таким образом, Венецианская комиссия, подменив изучение соответствия принятого решения о назначении общекрымского референдума конституционным принципам и политико-правовым условиям его принятия исключительно исследованием его технико-юридического аспекта, показала плохой пример небеспристрастности своего заключения. Уклонившись от исследования всей полноты доказательств при рассмотрении вопроса о соответствии конституционным принципам принятого решения о назначении общекрымского референдума Венецианская комиссия не смогла придать своему заключению должной убедительности.[40]

Также как и в Крыму, референдум на Донбассе стал реакцией на антиконституционные действия в столицах. Вместе с тем, прослеживаются и значительные различия, главное из которых заключается в отсутствии институционального оформления Донецкой и Луганской областей. В этих условиях именно институты гражданского общества, а не власти автономии взяли на себя инициативу в организации народного волеизъявления. И это же обстоятельство – неспособность оформить свою субъектность, в конечном счёте сказалась на дальнейшей судьбе Донецкой и Луганской республик. Тем не менее, их история начинается не в 2014 году, а двадцатью годами раньше.

На фоне тяжелейшего экономического спада в первые годы украинской независимости, Донецк и Луганск часто говорили о расширении прав полномочий областей и придании им большей экономической самостоятельности. В 1993 году председатель Донецкого облсовета В. Чупрун даже заявил: «Давно ведутся разговоры о федерализации. К сожалению, кроме слов, мы далеко не продвинулись. Многие цивилизованные державы с учётом своей специфики уже давно пошли по этому пути. Мы изучаем опыт Германии, Швейцарии, США. Взяли все, на наш взгляд, приемлемое для нас. Посоветовали внести официальную статью в проект Конституции страны. Мы предлагаем, если рассматривать схематично, федерализацию управления экономикой и систему формирования регионального рынка… Регионы обязаны иметь внутреннюю и внешнюю самостоятельность. Самостоятельность регионов укрепит государство».[41]