- Вот пробка, вы ее видите, - говорил я. - Ну так вот: здесь, впереди, был радиатор, вот такой формы, а за ним капот, выкрашенный черной краской. За ним...

И так полчаса. Потом клал драгоценную реликвию обратно в карман и шел развивать ту же тему в другой компании.

Кроме того, я печатал в газетах объявление за объявлением. Я уже не просил, чтобы автомобиль мне вернули, однако, надеясь, что когда-нибудь все-таки его найду, умолял, чтобы его не повредили. В те дни можно было увидеть в газетах Мадрида такие мои строки: "Воры, укравшие машину номер такой-то! Очень прошу вас, не пользуйтесь горючим низкого качества. Она привыкла работать на бензине такой-то марки. Пять литров на каждые сто километров. И умоляю вас, объезжайте дорожные повреждения!"

В конце концов в полицейском комиссариате нам сказали, что есть хорошие новости, и нас всех, пятьдесят семь человек, ввели в зал, где на длинном столе стояли гуськом несколько пар мужских босоножек. Мы изумленно на них уставились, и тут один сеньор издал вопль и заявил, что босоножки сделаны из автомобильных покрышек, которые у него украли шесть месяцев тому назад. Он остался рыдать над этими реликвиями, а мы вышли из зала, и на душе у нас было так тяжело, что все мы тут же решили создать Ассоциацию Владельцев Украденных Автомобилей, первой акцией которой было решение собираться и обедать вместе в первую субботу каждого месяца.

В те времена я близко сошелся с нашим председателем, тщедушным маленьким старичком, который если и разговаривал о чем-нибудь, то только о своей украденной машине.

В 1909 году он вышел из нее на станции Медьодиа, чтобы попрощаться с уезжавшим в Херес приятелем, и больше ему уже не пришлось увидеть странное на вид средство передвижения, которым он так гордился. Никто никогда так и не смог сказать ему, что стряслось с его "номером триста три". Никаких известий, только противоречивые слухи, что ее видели в том или другом далеком уголке мира. О своем автомобиле он всегда говорил так, будто твердо верил, что тот по-прежнему остается машиной самой последней модели. При каждом удобном случае он повторял: "Эх, будь здесь моя машина!.."; а однажды очень разволновался: ему показалось, что в описании, какое ежедневные газеты дали автомобилю, с которого группа гангстеров обстреляла полицию на главной улице Чикаго, он узнал свою машину.

В обществе этого чудака я обошел все стоянки такси, все гаражи, все места, где могли продаваться предназначенные на слом автомобили, но не нашел ни единой части своего. Старичок этот и надоумил меня явиться в один прекрасный день в посольство Соединенных Штатов. Я в это время уже начинал думать, что моя утрата непоправима, и отчаянье побуждало меня хвататься за любую мысль и просить помощи у кого угодно. Старичок, потерявший свою машину, считал всех генеральных директоров службы национальной безопасности, начиная с 1909 года, своими личными врагами и полагал также, что те были обязаны мобилизовать для поисков его машины всю армию. Примерно в таком же состоянии был и я, когда, оказавшись вместе со старичком перед швейцаром посольства, заявил, что хочу видеть посла.

Швейцар ответил, что это невозможно. На мою решимость это ничуть не повлияло.

- Скажите ему, - потребовал я, - что дело очень важное.

- Да пусть хоть даже самое важное, - не уступал он.

- Это касается контрабанды алкогольных напитков.

Он покачал отрицательно головой.

- Военных планов Японии.

- Я уже сказал вам, сеньор: увидеть его превосходительство невозможно.

Тут вмешался владелец "номера триста три":

- Мне кажется, вам следует сказать о настоящей причине нашего визита. Этому служащему, похоже, довериться можно.

- Ну хорошо, - вздохнул я, - тогда будьте добры передать, что я хочу сообщить нечто важное в связи с похищением сына Линдберга.

- О! - вырвалось у швейцара. - В таком случае... следуйте за мной, сеньор.

И он ринулся в глубь дома, открывая перед нами двери, а потом, усадив на диван в небольшом зале и извинившись, нас оставил.

Озабоченно наморщив лбы, мы со старичком крутили в руках свои шляпы, и вот наконец из-за портьер появился занимавший высокую должность служащий посольства. Он сообщил, что его превосходительства в здании посольства сейчас нет, и предложил, если мы не желаем довериться ему, сейчас же связать нас с его превосходительством по телефону.

- Скажите ему, Хорхе, - посоветовал мне владелец "номера триста три".

Я поднял брови, как делаю всегда, когда собираюсь сказать что-то очень важное.

- Вам говорили, что я хочу сообщить нечто в связи с делом Линдберга?

- Да, - ответил мне янки.

- Прежде всего: вы очень заинтересованы в том, чтобы ребенок нашелся?

- Чрезвычайно.

- Так вот, я пришел вам сказать: ребенок не найдется.

Мы увидели, как он изменился в лице.

- Откуда у вас такая уверенность?

- У меня есть для нее основания, сэр.

- Да-да, у него есть для этого основания, - подтвердил хозяин "номера триста три".

Несколько раз, медленно поднеся кулак к своей груди, старичок добавил:

- И очень веские.

- В конце концов, - воскликнул дипломат, - я полагаю, вам должно быть ясно, что эти основания нам важно узнать, и я надеюсь, что вы их скрывать не станете...

- Не знаю, рассказывать ли, - заколебался я.

- Расскажите, Хорхе, расскажите, - подбодрил меня хозяин "номера триста три". - Это долг вашей совести.

- Действительно, - признал я, - если бы не совесть, я не пошел бы на этот шаг, не стал бы вмешиваться в дела семьи, с которой не знаком. Но мне ясно, что я должен идти до конца. Как по-вашему, можно пятиместный автомобиль спрятать на чердаке?

- Нет, - озадаченно ответил янки.

- А на шестом этаже?

- Нет.

- А на четвертом, третьем или втором? Только честно.

- Если честно, то думаю, нет.

- Допускаете вы, чтобы какой-нибудь мужчина мог унести автомобиль под пальто, а женщина - завернув в шерстяную шаль и взяв на руки?

- Чушь.

- А чтобы автомобиль оказался в коридоре вагона, или в купе поезда дальнего следования, или в каюте парохода?

- Тоже нет.

- Ну а в чаще леса, где нет никаких дорог, или на вершине крутой горы?

- Ни там, ни там.

- Прекрасно, сеньор. А теперь подумайте сами: у меня двадцать дней назад украли автомобиль, и никто не может его найти, хотя мест, где можно спрятать автомобиль, гораздо меньше, чем мест, куда можно спрятать ребенка. Ребенок может находиться на чердаке, на втором этаже, третьем, четвертом и так далее, а также в лесу, в пещере или на горе. А теперь слушайте внимательно.

Чтобы дать ему время мобилизовать внимание, я замолчал ненадолго и посмотрел на владельца "номера триста три", который ободряюще мне кивнул.

- Так слушайте внимательно, - продолжал я. - Если невозможно найти автомобиль, то как же вы надеетесь найти мальчика?

Аргумент мой был просто великолепен, но мы со старичком допускали возможность, что сперва он может вызвать растерянность. И я совсем не удивился, когда янки наморщил лоб и провел по нему рукой.

- Вы можете мне на это сказать, - продолжал я, - что полиция в вашей стране работает лучше, чем в нашей. Но я на это отвечу, что ребенок занимает места во много раз меньше, чем автомобиль, и что Испания во много раз меньше Соединенных Штатов. При соблюдении правильных пропорций это как если бы в вашей стране пропала гора и ее бы не удавалось найти.

Эти слова, похоже, произвели на дипломата впечатление.

- А ведь правда, - пробормотал он.

- Еще бы не правда! - подхватил владелец "номера триста три".

- И что, по-вашему, нам следует предпринять? - спросил янки.

- Мне кажется, - сказал я задумчиво, - что Соединенным Штатам следует прежде всего заняться поисками моей машины и найти ее. Тогда появилось бы намного больше оснований надеяться, что найдут и ребенка: иное противоречило бы логике.