— Наркотик, который изменит всю историю, говоришь? Ну-ну. Много людей пыталось изменить историю подобными способами, но что толку-то, против своей природы не попрешь.

— Вася, все они были лохами. Химия — главный язык Бога! Только познав его, мы сможем приблизиться к Богу. А пока что мы приматы, одомашненные приматы.

Влад снова положил в свою трубочку голубоватого цвета кристаллик, посмотрев по сторонам и затянулся.

— Да, пока что человеком с большой буквы нас сложно назвать, столько зла друг другу делаем. Обезьянены мы, — согласился я, наблюдая как расслабляются мышцы его лица. — Но что нам может дать химия, пока мы не поймем кто мы есть на самом деле?

— Ты о чем Вась?

— Да книжку одну вспомнил. Два доктора наук работали над ней, одних только ссылок на различных профессоров — четыреста штук, короче, не фуфло, высосанное из пальца. Так вот, там понятным языком написано, что мы не произошли от обезьян. Мы и есть обезьяны. Образно говоря, да и фактически, обезьяна Homo sapiens — одна из пяти выживших видов человекообразных обезьян, вместе с шимпанзе, бонобо, гориллами и орангутангами. С двумя из этих видов — шимпанзе и бонобо — у нас был общий предок всего лишь пять миллионов лет назад. Что для истории практически позавчера. А анатомически мы существуем уже 200 тысяч лет.

Так вот в книге той написано, что жили-не тужили предки наши, бегали по джунглям, еду разную собирали, охотились, пока 10 тысяч лет назад самая ленивая обезьяна не сказала: «Все, баста, надоело мне по джунглям бегать, буду землю я обрабатывать». Вот тогда-то и пошло у первобытного человека всё наперекосяк. Если бы тогда твой новый наркотик той обезьяне дать, то сейчас, может быть, всё по-другому было бы. Может быть, задумался бы тогда наш предок и пошёл бы другим путём. А как твой новый наркотик человеку сейчас поможет ход истории изменить, если мы и так уже не тем путём сто веков идём.

— Вась, о чём ты мне сейчас несёшь? Я тебе про реальную науку, про химию говорю, а ты мне про каких-то антропологов и приматов. Мы на грани открытия новейшего вещества сейчас находимся. Совсем скоро уже мы создадим такой препарат, который не просто расширяет сознание, как ЛСД, а сразу уносит в такой трип, после которого мозг начнёт работать на все сто процентов. Мы же все носим с собой в черепе «спящий» мозг. Он ведь процентов на десять сейчас включён. А представь, что если на всю катушку работать начнет.

Обхватив свою голову руками, Влад сделал такое лицо, что я понял — у него действительно мозг от наркотиков сплавился или то, что он знает что-то такое, чего я пока не понимаю.

— А не боишься ты ящик пандоры такой открывать? Может быть, лучше пусть всё своим чередом идёт. Обхитрить эволюцию ещё никому не удавалось.

— Не переживай, наши люди всё сначала на африканских неграх проверят, а затем и в массы запустим. Это химия, брат! А ты говоришь, сельское хозяйство 10 тысяч лет назад… Не начни наши предки тогда землю обрабатывать, так и бегали бы мы с тобой сейчас с голой жопой по джунглям. Прогресс именно тогда зародился!

— Вот тут-то и прячется главное заблуждение человека. Кто тебе сказал, что прогресс бы не стал развиваться? Какое бы, по-твоему, общество качественнее развивалось — основанное на принципах конкуренции или на принципах кооперации? Конкуренция родила такого обездушенного монстра, как КОРПОРАЦИЯ. Этому монстру наплевать на социальную справедливость, на то, что он делает озоновые дыры, загрязняет окружающую среду. Прогресс создал огромное количество ненужных человеку вещей.

— Постой, Вась. По-моему, ты гонишь. А разве не конкуренция родила современные лекарства, технику, ракеты, летающие в космос? Пещерному человеку или, как ты там говоришь, собирателю по логике вещей влом было бы лишний раз жопу поднимать и что-то придумывать. Голодный неандерталец придумал первый топор.

— Да какой голод? Голод появился, когда неурожай моркови или там зерна какого-нибудь случался. В дикой природе наши предки-собиратели мигрировали с места на место, и она награждала их огромным ассортиментом еды. И это доказано учёными. По останкам первобытных людей можно понять, как они питались. Когда учёные стали сравнивать кости собирателей и кости первобытных колхозников, то обнаружили, что, кто на земле пахал, больше голодали. Кости, они равномерно растут, но во время неурожая, с голодом — нет. Когда питание восстанавливается, кости вновь ускоряют рост, и плотность костной ткани изменяется. С помощью рентгена можно определить эти свидетельства режима питания на древних костях. На них видны линии, которые называются «линиями Гарриса».

— И откуда ты, Вась, всё это знаешь? — заинтригованно спросил Влад, и знаком показал официанту, чтобы тот принёс два чая.

— А ты думаешь, у тебя одного есть высшее образование? Я, конечно, не на антрополога учился, но эта наука всегда была моим хобби. Если я тебя гружу, так и скажи, а то ведь я об этом без конца говорить могу, — произнёс я, почувствовав очередную волну прихода.

— Да, нет. Рассказывай. Я такого раньше и не слышал. Всё равно мой партнёр по лаборатории занят сегодня. Мне делать нечего, так лучше тебя послушаю.

— Так вот, на чём я остановился?.. А-а-а… Лучше бы человек направил свою созидательную энергию на что-нибудь более нужное. Все придуманные человеком лекарства были созданы от болезней, которые он и породил. Почти все болезни и вирусы возникли тогда, когда человек стал жить, как шимпанзе. Как только человек стал обрабатывать землю, то популяция его стала в прогрессии возрастать. Появились плотно населённые участки земли. Люди стали больше есть и больше срать, отсутствие канализации и антисанитария родили новые вирусы и бактерии, которые мутировали и продолжают мутировать по сей день, рождая нам новые болезни. В дикой природе все гармонично, животные, если в их жизнь не вмешивается человек, почти не болеют. С первым земледелием появилось понятие «моё». Вот обезьяны бонобо не имеют такого понятия, а у шимпанзе оно есть. Родословные наших предков говорят, что линии шимпанзе и бонобо разошлись с линией человека всего пять-шесть миллионов лет назад, а шимпанзе разошлись с бонобо где-то между тремя миллионами и 860 тысячами лет назад. Анализ ДНК свидетельствует, что последний предок, общий для человекообразных и других обезьян, жил около 30 миллионов лет тому назад. Ты только вдумайся, наши ДНК отличаются от ДНК бонобо примерно на 1,6 процента, и это значит, что они ближе к нам так же, как индийский слон к африканскому слону. Только вот шимпанзе дерутся за свою территорию, а бонобо нет. У шимпанзе всем рулят альфа-самцы, а у бонобо матриархат.

— Вот ты загнул, Вась. Матриархат! Ха! А что же тогда не бабы правят миром, а мужики?

— Почему не правят? По всему миру, оставшиеся племена собирателей живут матриархатом. Матриархат — это не значит, что баба должна с дубинкой бегать. Матриархат — это, когда равенство в обществе, когда все мужчины и женщины совместно проблемы решают и кооперируются, чтобы что-нибудь создать. А не когда сильный самодур подавляет всех, чтобы главнее быть. Совместное правление не позволит прогрессу развиваться под лозунгом «индивидуального обогащения любой ценой». «Все только на благо общества» — такой должен быть девиз.

— Ну, Вась, это утопия какая-то. Коммунисты тоже так хотели, да ничего не вышло.

— А это потому, что они путём шимпанзе пошли. Антропологи исследовали этот вопрос. Куча разных племён по всему миру, живущих таким социальным укладом, доказывают, что матриархат намного круче. В горах, окружающих озеро Лугуху, у границы китайских провинций Юньнань и Сычуань, живут около 56 тысяч человек, семейная система которых в течение веков просто поражает всех, как учёных, так и туриков. Мосо- люди, которые там живут, чтят озеро Лугуху как богиню-мать, а возвышающуюся над озером гору — как богиню любви. Их язык не имеет письменности, но у них есть вместо этого донгба — единственный в мире живой пиктографический язык, что-то наподобие древнеегипетского, только с закорючками. Так вот, у них нет слов со значением убийство, война, изнасилование. И живут они семьями по 100–150 человек расслабленно и счастливо, потому, что всё у них общее, в том числе и бабы. Нет в этих огромных семьях ни начальников, ни полиции, ни армии. Если возникла какая проблема — собираются все вместе и решают её.