Пока я будил егерей, доктор пошел за Гатом. Артиллерист спал на своем старом месте в опустевшей казарме. Они появились одновременно с рядовыми, которые выбегали под дождь и строились на плацу.

   Я посмотрел вверх на хмурое небо, на лицо падали холодные капли.

  -- Становись!

   Егеря выстроились в две шеренги.

  -- Равнение на знамя!

   Уже очень давно я лично не командовал людьми, предоставляя эту возможность Баду и взводным.

   Сейчас, стоя перед строем, я словно оказался в учебном лагере на продуваемом всему ветрами острове Заух.

  -- Смирно!

   Моему заместителю нравилось командовать. Он обожал построения и парады, и умел маршируя, высоко тянуть ногу. С времен гимназии я ненавидел линейки, смотры и торжественные мероприятия.

   Рядовые замерли, доктор и Гат встали сбоку на место взводных.

   Я сказал короткую речь о том, что нам выдалась великая честь охранять пристань и крепость. На всякий случай напомнил, что огнестрельное оружие у нас изъяли во избежание недоразумений с местным населением.

   Егеря слушали внимательно и видно было, что возвращение к нормальной лагерной жизни, пошло им на пользу. На сколько я понял, после того, как десантники ушли с адмиралом, Сол заперся у себя в лазарете, а Гат запил. При виде старшего офицера, делового, подтянутого, четко отдающего команды, к нижним чинам вернулась былая уверенность. Все опять стало легко и понятно. Рядовому главное знать, что в морине есть человек, который думает и решает за него, который четко знает, что делать и чем все это кончится.

   После построения и смены караула, я отправил людей в казарму.

   Мы собрались в кают-компании. Сол взялся варить кофе, а Гат принялся открывать консервные банки, я заметил, что руки у артиллериста слегка подрагивают.

  -- Извините господин супер-лейтенант, - сказал он, - плохо мне. Позвольте я немного выпью, опохмелиться нужно.

   Доктор вопросительно посмотрел на меня.

  -- У меня остался только спирт.

  -- И на складе еще есть, - поддакнул Гат.

  -- Хорошо, - согласился я, - но только опохмелиться. С пьянством надо завязывать.

  -- Слушаюсь, - облегченно вздохнул Гат.

   Мы выпили кофе, поели консервов с галетами, артиллеристу налили несколько рюмок разведенного спирта, глаза у него заблестели и на щеках появился румянец.

  -- Кухни у нас теперь нет, - сказал я после завтрака, - но нужно, что-то придумать. Людям нужна горячая пища.

  -- Да, да, - согласился доктор, - совершенно с Вами согласен. На сухом пайке далеко не уедешь.

  -- А, что придумывать, - сказал Гат, он заметно повеселел, - на берегу остались три десантные лодки, в каждой из них должен быть НЗ: сухой паек, вода и котел. Давайте возьмем два котла и будем варить еду.

  -- Отлично,- сказал я, - так и сделаем. Назначим поваров и дежурного по штабу, чтобы посуду мыл и пепельницы выносил, а то по уши грязью зарастем.

  -- Я сделаю, - сказал Гат.

   После завтрака мы отправились осмотреть склады.

   Большинство полок оказались пустыми, но люди Толя забрали не все. Часть продовольствия и бочонок спирта они нам оставили. Конечно этого было мало, но в ближайшие несколько недель голодная смерть нам не грозила. В лазарете остались медикаменты, хотя все что было на складе, вывезли.

   Хуже всего дело обстояло с оружием, его не было совсем. Все боеприпасы, запасные карабины и револьверы исчезли. Укрепленное помещение под батареей было совершенно пусто, если не считать, ящика с саблями и пяти, прислоненных к стене, абордажных топоров. Сабли оказались в хорошем состоянии, хотя сделаны они были из не самой лучшей стали. Такое оружие обычно предназначалось для торговых судов и видимо попало в экспедицию случайно. В наших списках его точно не было. Сабли использовались при абордажных схватках, делали их довольно массивными, потому что обычную команду никто фехтованию не учил, и расчет был в основном на силу удара. Эти сабли, как и абордажные топоры вышли из употребления пол века назад, так что по сути являлись антиквариатом.

   Получалось, что на весь отряд, состоящий из тридцати трех человек, у нас было семнадцать единиц холодного оружия: десять сабель, пять топоров и две шпаги, у меня и у Гата. Конечно у нас троих оставались револьверы, но патронов к ним не было.

   Оружие раздали часовым и сержантам, оставшееся сложили в штабе.

   Гат пошел пересчитывать продукты, чтобы вечером раздать сухой паек, а мы с доктором решили прогуляться к заброшенному храму.

  -- В свое время, я приказал Баду отнести туда несколько револьверов и гранат, посмотрим, может быть он про них забыл, - сказал я Солу, когда мы вышли за ворота.

   Я оглянулся. Часовые смотрели нам вслед. Егеря выглядели смешно, с саблями, заткнутыми за пояс и абордажными топорами, они были похожи на пиратов из детских книжек.

   Мы углубились в лес. Теперь, когда можно было больше не ожидать нападения дикарей, дорога к храму показалась длиннее. Мы с трудом пробирались через заросли и оступались на скользкой мокрой земле.

   - Похоже, наконец наступила осень, - сказал доктор, - интересно какая здесь зима?

   В лесу было сыро, на земле растекались мутные лужи, зверье попряталось, даже птицы не пели.

   Мокрая, темная громадина храма появилась внезапно. От воды камни казались черными. С потолочной балки в дверной проем маленьким водопадом стекала вода.

   Мы зажги, взятую с собой, керосиновую лампу и вошли в темноту.

  -- Кстати, керосин они тоже почти весь забрали, - наябедничал доктор.

   В этот раз на полу обнаружились следы, кто-то прошел в храм и вышел обратно. Надежда найти оружие, таяла на глазах.

  -- Кто-то тут уже побывал до нас, - сказал я.

   Доктор промолчал.

  -- Послушайте Сол, а у Вас вообще, какое-нибудь оружие есть?

  -- Скальпель.

   Я выругался.

   В главном зале на полу следы потерялись, на твердой земле трудно было что-нибудь разглядеть. У дальней стены мы увидели ящик и маленький бочонок. Закладка осталась, но оружия не было, на полу стоял ящик с галетами, крышка была сломана и нескольких пачек не хватало, на земле лежала разорванная упаковка.

  -- Либо люди Толя проголодались, либо мы подкармливаем дикарей, - сказал доктор.

   Я потряс бочонок с водой, он был полон, и поставил на место.

  -- Ладно. Оставим здесь все, как есть, эти галеты нам еще могут пригодится.

   На обратном пути мы промокли до нитки, поэтому вернувшись в штаб, сняли одежду и развесили сушиться, а сами в белье и бушлатах, выпили разведенного спирта.

   На следующее утро доктор отпросился у меня погулять. Его просьба показалась мне странной, но Сол объяснил, что хочет побыть в одиночестве и помолиться. Я не стал его отговаривать, но предложил взять с собой саблю, которую доктор засунул за пояс с большой охотой. Мы с Гатом раздали сухой паек, вчера вечером не успели, и постарались переписать и подсчитать все оставшиеся продукты. Вместо интендантского журнала я использовал одну из записных книжек Аси, его саквояж до сих пор лежал на полу в кают-компании. Я не стал рисковать и дополнять записи своими замечаниями, понимая, что книжка может попасть в руки адмирала Толя. Перебирая упаковки с галетами, Гат неожиданно остановился и потряс одну из коробок.

  -- Что-то не так, - сказал он.

   Я в этот момент пересчитывал банки с тунцом.

  -- В чем дело?

  -- Она тяжелее остальных, - Гат перевернул коробку, - ее вскрывали, - сказал он, показывая мне надорванный верх.

   Когда мы сняли упаковку, то увидели, что нескольких пачек не хватает, а на их месте лежит коробка из-под сигар.

   Гат открыл ее и высыпал на стол патроны для карабина.

  -- Интересные дела, - сказал он, разглядывая находку.

   Обычно подобные схроны делали десантники. Исковерканная войной психика заставляла людей совершать странные поступки. Те кто голодал, прятали продукты, те кто оказался в бою без боеприпасов -- патроны. Я знавал одного лейтенанта, который просидел на скале несколько недель, питаясь ракушками и травой, так вот, он постоянно таскал в кармане сухари, а ночью под подушку прятал консервы. Сол считал это признаком психического заболевания, но в остальном человек был совершенно нормален. За время войны десантники настолько привыкли к оружию, что даже уволившись из армии, ходили в гости или в театр вооруженные до зубов, прятали в доме патроны и заряженные револьверы. Когда в столице погибло несколько детей, они нашли у родителей заряженное оружие и решили поиграть в войну, адмиралтейство выпустило специальный формуляр, в котором предписывалось хранить оружие дома только в запирающихся ящиках или сейфах. Наученные горьким опытом, мучимые ночными кошмарами и старыми ранами, мы прятали патроны в вентиляции ванных комнат, в дровяных сараях, под половицами и в цветочных горшках. Психиатры называли это эхом войны. Но в данном случае, все выглядело несколько иначе. Обычная закладка делается в доступном месте, тогда как коробка с галетами лежала на запертом складе. Расчет был сделан на то, что рано или поздно мы должны были до нее добраться. Это была не закладка, а посылка, адресованная офицерам, оставшимся в форте. Видимо одна и та же мысль мелькнула у нас одновременно, потому что Гат посмотрел на меня и сказал, - кто-то о нас позаботился.