Мне приятно было видеть бегающих ребятишек и думать о том, что несмотря ни на что в город опять вернулся детский смех.

   Курить мне разрешалось только тонкие сигары, потому что от толстых кружилась голова. Однажды я чуть не потерял сознание, когда ослушался доктора и, тайком, выкурил большую сигару. Все время приходилось за собой следить, малейшее неосторожное движение отдавалось сильнейшей болью в плече или в ноге, раны начинали кровоточить, и силы покидали меня.

   - А, что Вы хотели, дорогой друг, - говорил Сол, - подобные ранения легко заживают в 20 лет, но, когда Вам почти пятьдесят, приходится делать поправку на возраст.

   - Звучит мало обнадеживающе.

   - Не хочу Вас пугать, - продолжал доктор, - но Вы будете чувствовать эти раны всю оставшуюся жизнь. Я уже не говорю о том, что они намного сократили, отпущенные Вам годы.

   Подобные разговоры Сол заводил довольно часто. Теперь, когда я начал вставать, он опасался, что я стану нарушать режим. Доктор находился рядом с утра до вечера, и ухаживал за мной словно за маленьким ребенком, а в первые дни даже кормил с ложечки. Наверно на такое был способен только бывший священник.

   Контрразведка обо мне не забыла и, однажды днем, к нам на огонек заглянул лейтенант Шоб. Он был очень серьезен и сразу с порога принялся задавать вопросы.

   - Почему Вы не рассказали мне, что накануне нападения на город охотились на туземцев?

   Признаться, я был очень удивлен и даже не нашелся сразу, что ответить.

   - Я совершенно точно знаю, что Вы создали особую группу, которая устраивала провокации на границе, - настаивал Шоб.

   - Во-первых здравствуйте, - сказал я, садясь на постели. Лейтенант был так возбужден, что, заходя в комнату, забыл поздороваться.

   - Здравствуйте, - буркнул он.

   Было видно, что контрразведчик чувствовал себя настоящим хозяином положения. Чем глубже он погружался в расследование, тем больше открывалось интересных фактов. Кажется, он дошел до того, что начал подозревать всех без исключения. А может быть ему просто нравилось задавать неприятные вопросы и лезть в чужие дела.

   - Я думал, что Вы об этом знаете, - сказал я, - группа была создана по приказу капитана Рока.

   - Я никогда об этом не слышал, - заявил Шоб, - если бы супер-лейтенант Цоп не поставил меня в известность, я бы вообще ничего не узнал. В отчете о Ваших выходках на границе не было сказано ни слова.

   Признаться, я совсем не удивился. Рок вполне мог утаить мои служебные записки от контрразведки.

   - Теперь понятно, почему дикари напали на город. Кажется, Цоп предупреждал Вас о том, к чему могут привести подобные провокации?

   Все-таки Цоп попытался "утопить" меня. Супер-лейтенант-моринер оказался злопамятен. Этого следовало ожидать. Теперь, без поддержки Рока и его ведомства, мне будет трудно оправдаться. Идея раздразнить дикарей действительно принадлежала мне и, если не знать о том, что Рок похитил детей Муки и шантажировал его, могло показаться, что в нападении на город виноват именно я.

   - Мне не зачем было выслушивать рекомендации супер-лейтенанта Цопа, - сухо сказал я, - моя операция была согласованна на самом верху.

   - В самом деле? - контрразведчик зловеще улыбнулся, - но никаких записей не сохранилось. Даже Ваше личное дело до сих пор не могут найти. Пока получается, что Вы, по собственной инициативе, организовали провокации на границе и вынудили дикарей напасть на город. Может быть Рок и был в курсе Ваших планов, но он мертв. Погиб при странных обстоятельствах.

   Шоб на мгновение замолчал, чтобы перевести дух. Его прямо распирало от сознания собственной значимости.

   - Кстати, его гибель до сих пор вызывает много вопросов. Прибывший на место лейтенант Раж не нашел в доме никаких туземцев, зато встретил Вас. Мне это представляется весьма странным.

   Все факты были против меня. Конечно у Шоба не было никаких доказательств моей вины, только косвенные улики и домыслы, но, когда ищут "крайнего", ничего больше и не требуется. Наверно я побледнел, потому что лейтенант радостно заулыбался. Он прекрасно понимал, что припер меня к стенке. Неожиданно я получил помощь с той стороны, откуда совсем ее не ожидал.

   - Вы, что Шоб, чешуи объелись? - спросил Сол, который присутствовал при нашем разговоре, - как Вы смеете обвинять человека, который спас этот город?

   - Что?! - вскинулся контрразведчик, он тоже не ожидал от доктора подобной наглости, - да, как Вы смеете? Кто Вы такой, чтобы говорить мне подобные вещи?

   - Я гражданский, - заявил доктор, - я Вам не подчиняюсь и могу говорить все, что захочу. Вы посмели обвинить офицера, который организовал оборону города, спас колонистов и пострадал за всех нас.

   - Полегче доктор, - Шоб встал и угрожающе уставился на Сола, - Вы хоть и гражданский, но подчиняетесь местным законам, и я могу, одним росчерком пера, лишить Вас практики и отправить в метрополию.

   - Вот только попробуйте! Я устрою грандиозный скандал! Я соберу десятки свидетелей, которые подтвердят, что только участие в операции супер-лейтенанта Бура спасло колонию от гибели. Я выступлю на суде, и обязательно попрошу высокую комиссию поинтересоваться, где находились Вы, в ту ночь, когда нас убивали дикари.

   Признаться, такой реакции от доктора я не ожидал. Всегда спокойный и задумчивый, сейчас он весь пылал от ярости.

   - Да, как Вы..., - лейтенант задохнулся, он покраснел и стал похож на варенного лангуста, - Вы ответите за эти слова.

   Контрразведчик повернулся и пошел к выходу. У двери он остановился, оглянулся и заявил, - с этой минуты супер-лейтенант Бур находится под домашним арестом. Вам запрещено покидать территорию усадьбы. Следствие будет продолжено и имейте в виду, теперь Вы оба находитесь под подозрением.

   Шоб обвел нас торжествующим взглядом. Наверно он думал, что после этих слов мы зарыдаем и падем на колени, вымаливая прощение, но Сол только презрительно фыркнул.

   Сейчас, после смерти Рока, лейтенант обладал на острове безграничной властью. Если он поверит в собственную безнаказанность, нам с доктором несдобровать. Конечно, отдать под трибунал меня или Сола Шоб не мог, но вот взять под стражу до окончания следствия и сделать нашу жизнь невыносимой, было в его власти. Возможно, когда прибудет комиссия из адмиралтейства, она сумеет во всем разобраться. Но пока никто не знает о том, что произошло на Диком острове, и следователи из метрополии прибудут еще очень нескоро. Говорят, что корабль с донесением уже отправился в столицу, но путь в один конец займет не меньше двух месяцев. Значит нужно было выиграть время, заставить контрразведчика усомниться в собственной правоте и поколебать его железную уверенность.

   - Подождите, Шоб, послушайте, - примирительным тоном сказал я, - Вы же знали, какая была поставлена передо мной задача?

   Лейтенант уже собирался уходить. Видимо он не ожидал услышать от меня ничего нового и очень удивился, когда я обратился к нему с вопросом. Шоб повернулся и исподлобья уставился на меня.

   - С Ваших слов, - с вызовом сказал он.

   - Да, бросьте, - не поверил я, - все знали зачем я здесь. Об этом даже писали в газетах.

   - Допустим, - лейтенант насторожился, он не понимал к чему я веду.

   - Итак, какая была поставлена передо мной задача?

   - Вы должны были заставить дикарей убраться отсюда.

   - И, что? - спросил я.

   - Что? - не понял контрразведчик.

   - Дикари ушли, Шоб, - сказал я.

   До него дошло не сразу. Зато, когда он понял, что я пытаюсь сказать, его надменность мигом улетучилась. Шоб служил в контрразведке и прекрасно понимал, что для достижения своих целей, спецслужбы готовы пойти на все. Он не знал, какие мне были даны указания, не знал, кто стоял за моей спиной. Что, если провокации на границе и убийство Рока были санкционированы на самом верху? Могло ли адмиралтейство пожертвовать городом и несколькими сотнями колонистов, ради великой цели? Конечно. Такие случаи уже бывали. Казалось на Шоба вылили ушат ледяной воды. Получалось, что я выполнил задание адмиралтейства, значит трогать меня нельзя. За это по головке не погладят.