- Десятка.

   - Пятнадцать и бутылка коньяка.

   - По рукам.

   Мы приняли на борт еще одного пассажира и вышли в океан. Ветер был попутный. Я смотрел на сверкающие на солнце шпили старинных храмов, на развевающиеся на ветру флаги дворянских домов, на гранитные набережные и улыбался. Слишком много было связано с этим городом, но я покидал его без сожаления. Моя служба закончилась, все что недавно казалось таким важным: заносчивые адмиралы, разведка и контрразведка, заговоры и интриги; осталось за бортом.

   Когда мы прошли маяк, я размахнулся и выбросил за борт револьвер Бада.

   - Что это Вы там делаете? - спросил Хал.

   - Избавляюсь от балласта.

   Хватаясь за леера, капитан подошел ко мне.

   - Долго Вас допрашивали в адмиралтействе?

   - Нет, - ответил я, - в этот раз обошлось.

   - Что говорят, война будет?

   Я молча кивнул.

   - Скоро?

   - Говорят скоро.

   - Ну, это мы еще посмотрим, - сказал Хал, снял фуражку и помахал над головой. Над нами кружили чайки и пронзительно кричали.

   - Эгей! - закричал он, - пошли к черту! Надоели!

   Капитан стоял лицом к берегу и было совершенно не понятно, к кому относились его слова к птицам, парящими над яхтой или к зданию адмиралтейства, которое отсюда было хорошо видно.

Далекие острова. В чужих краях.

   Самодельные факелы давали мало света. На заброшенном складе было холодно и сыро, сверху с потолка падали тяжелые ледяные капли. Чтобы добраться сюда, нам с Халом пришлось, почти в полной темноте, долго плыть по узкому тоннелю. Капитан светил потайным фонарем, а я отталкивался веслом от каменных стен, направляя лодку. Центральные острова были пронизаны системой потайных тоннелей и подземных рек. Знали о ней только сотрудники секретной службы и, конечно, контрабандисты. Последние два года я много времени проводил в подобных местах. Трудно было поверить в то, что заброшенные причалы, затопленные штольни, в которых прятали товар, и потайные гроты, станут для меня, бывшего высокопоставленного офицера Содружества Свободных Островов, родным домом.

   В неровном свете факелов, мы перетаскивали на судно контрабандный груз и наши тени, словно летучие мыши, метались по стенам тоннеля.

   - Пошевеливайтесь, Бур, - ворчал Хал, - медлить нельзя.

   Мы с капитаном, с трудом, тащили по проходу длинный деревянный ящик.

   Он был последним из партии и наверно от этого казался самым тяжелым. Девять ящиков мы уже погрузили в старый рыбачий баркас. В этот раз Хал задумал, что-то совершенно секретное и вместо собственной яхты пригнал старую, неприметную посудину.

   - Давайте передохнем, - сказал я, - не могу больше.

   Мы опустили ящик на каменный пол и уселись сверху.

   Капитан достал из кармана пачку папирос и протянул мне.

   - Нет, спасибо, - я покачал головой, - не хочу.

   Хал закурил.

   - Надо было помощников нанять, - сказал я.

   Ящики были очень тяжелые и к концу погрузки я совершенно выбился из сил.

   - Нельзя. Никто кроме нас не должен знать об этом грузе. Зато, если выгорит, - Хал потер переносицу, - год можем не работать.

   - Так и не скажете, что в них, - спросил я, легонько стукнув по крышке.

   - Вы, что маленький, - удивился Хал, - никогда раньше таких ящиков не видели? Оружие мы грузим, что же еще.

   Я присвистнул.

   - Поэтому попадаться нам никак нельзя. Если накроют, придется отстреливаться. Револьвер, что я на днях принес, с Вами?

   Вместо ответа я достал из кармана старый армейский Ройс и сунул ему под нос.

   - Хорошо, я тоже вооружен.

   Еще каких-нибудь три года назад я пришел бы в ужас от одной мысли, что мне, возможно, придется вступить в перестрелку с ночной стражей, но сейчас я был совершенно спокоен.

   - Вставайте, - сказал Хал и выбросил окурок в темноту, - надо заканчивать.

   Мы с трудом дотащили ящик до причала и решили немного отдышаться перед погрузкой.

   Неожиданно, с воды, нас ослепило мощным прожектором и чей-то голос рявкнул, - всем оставаться на своих местах! Сопротивление бесполезно!

   Грозное эхо отразилось от стен и пошло гулять по тоннелю.

   Хал застыл с открытым ртом, а я скатился с ящика, достал револьвер и высунулся, стараясь разглядеть людей на катере.

   - Сдавайтесь, а то откроем огонь!

   - Бросьте револьвер, - прошипел Хал, от его боевого задора не осталось и следа, - бросьте.

   - Сдаемся, - закричал он, - не стреляйте!

   Я отбросил револьвер в сторону, он ударился о каменный пол и соскользнул в темную воду. И хорошо. Хал мог раздобыть его, где угодно, и мне совершенно не хотелось, чтобы на следствии выяснилось, что за этим оружием тянется кровавый след.

   Катер медленно подходил к берегу.

   - Мы ничего не знаем о грузе, - тихо, чтобы услышал только я, сказал Хал, - нас наняли доставить его на один из островов. Мы просто курьеры.

   Борт катера чиркнул по камню и один из стражников спрыгнул на причал.

   После допроса нас отвели в камеру. В узком, вытянутом помещении было сыро, от спертого тяжелого воздуха кружилась голова. Мне показалось, что наши ответы мало интересовали лейтенанта городской стражи. Все, что мы могли сказать в свое оправдание, ему было известно наперед.

   - Сдали нас, это точно, - сказал Хал, когда за нами захлопнулась тяжелая дверь, - они все знали заранее и специально дали нам погрузить ящики, чтобы самим не возиться.

   - Да, какая теперь разница, - сказал я, подтянул галифе и опустился на скамейку.

   При аресте у нас отобрали ремни, поэтому штаны все время норовили съехать вниз.

   Похоже в этот раз мы крепко влипли. За контрабанду оружия можно было получить лет десять каторжных работ. Конечно у Хала были определенные связи и, возможно, в другой ситуации, мы смогли бы откупиться, в последние годы коррупция рассвела буйным цветом, но сейчас у нас это вряд ли получиться.

   Я прислонился к стене и закрыл глаза.

   Когда два года назад Хал навестил меня на острове Хос и предложил заняться контрабандой, я был на грани самоубийства. Эн давно развелась со мной, жила в столице и была счастлива с новым мужем, дети выросли и разъехались кто-куда. Тэм не послушался родителей и подавать документы в университет не стал. Он поступил в юнкерское училище, потом закончил курсы младших командиров и отправился на один из северных островов служить в чине штаб-сержанта. Три года назад ему присвоили звание моринер-лейтенанта. Ада вышла замуж и переехала на другой остров. Молодожены обосновались далеко на востоке, поэтому мои письма шли месяцами и часто не удостаивались ответа. Я жил с семьей брата, перебивался случайными заработками и всерьез подумывал о том, чтобы приставить к виску абордажный пистолет.

   Нас еще три раза вызывали на допрос, вместе и по одиночке. Вопросы задавали одни и те же, не били и не угрожали. Я подумал, что следователя вообще не волнуют наши ответы, казалось он чего-то ждал и поэтому не брался за нас всерьез.

   Целыми днями мы сидели или лежали на лавках, или меряли шагами свою темницу. Курево закончилось в первый же день, а новых папирос раздобыть было негде. Хал попробовал было договориться с надзирателем, но из этого ничего не получилось.

   На четвертый день нас перевели в другую камеру. Она была просторней, вместо глухой двери здесь была решетка и караульный мог круглосуточно наблюдать за нами. Хала это раздражало, и он часто затевал бессмысленную перепалку со стражником. Я впал в какое-то странное оцепенение, казалось все, что происходило, не имело ко мне никакого отношения. Арест, предстоящий суд и наказание совершенно не занимали меня.

   Кормили три раза в день. Еда была невкусной, зато ее было много. В обед нам наливали полный котелок жидкого супа, на ужин давали, выловленные из него же водоросли, а на завтрак остатки того-же вчерашнего супа.