То, что не увидел трезвый взгляд его предшественника, и то, что не увидел он вначале в здравом уме, смог заметить он в том состоянии, которое наступает после очень сильной пьянки. Те детали, на которые он не обращал внимания, совершенно случайно и неожиданно сложились в причудливую картину.

Зачем ей это?!! - Оставалось выяснить. Но вначале Кравчий, как человек осторожный решил собрать о Ней больше информации.

Источников информации было несколько, и он начал с самого нейтрального - со своего предшественника.

Разговор с Хохловым не затянулся, и главное что сумел выяснить Сергей Петрович - было то, что машина с мясом, которую они перехватили в самом начале знакомства с начальницей сиротариума, была отнюдь не первой, и даже не второй.

- А какой? - Кравчий перешел на шепот. Ему что-то резко сдавило горло - то ли давление, то ли жаба.

- Двенадцатой. - Хохлов был спокоен до усрачки. Сделав паузу, он продолжил, - Двенадцатая с заморозкой. Еще была одна с маслом и одна с крупой. Ну и там по мелочи.

- А чего ж ты?!

- А вы не особо и спрашивали - приехали, скрутили, начали расспрашивать, сколько и чего ЕСТЬ. Дык я вам и ответил. А про то, сколько чего БЫЛО, вы меня и не пытали.

Поведение Хохлова в принципе было вполне объяснимо - он, до приезда 'самоспасателей' Кравчего, был тут самым главным. А потом приперлись ЭТИ, и он из верховного руководителя, из Зав-жизнью, просто стал одним из 20 попок в его совете. Поэтому маленькая месть, заключавшаяся в утаивании критически важной информации, о которой его даже не спрашивали, была вполне объяснима.

- Ну и нахуя ей столько мороженой говядины? Ведь пропадет же?!

- Думаю, что нет. Судя по тому, что они просили моих солдатиков добыть - они пытались, или даже построили что-то вроде автоклава. Короче, если у них получилось, то они могли большую часть мяса превратить в тушенку.

- А масло?

- Сергей Петрович, ты как будто в 90-х не жил. Тупо перетопила и в банки закатала.

Следующим был 'штрафник' - молодой 16-летний паренек, выгнанный за то что 'заставляли учить разную лабуду', а онведь 'уже вполне освоил 'ксюху' и может валить 'обратившихся', 'а о том, как ранки зеленкой мазать и борщ варить - пусть у девок голова болит'.

- Так значит 'ксюху' освоил?

- Ну да?!

- И кто ж вас учил?

- Ну, Кутузо...то есть тьфу - Бортник, и немного Прохор - наш завхоз. Он в МЧС раньше служил.

Автомату у Сергея Петровича был, но обычный ментовской укорот. И как у человека, не любившего кровь и оружие, его 'ксюха' успевала покрываться пылью.

- А сборку разборку покажешь, как у Бортника на экзамене?

То, что пацан начал делать, Игоря Петровича сначала удивило, а потом потрясло: закрыв глаза, он примерно за двадцать секунд смог разобрать 'цяцьку' Сергея Петровича, и еще за сорок секунд - собрать обратно.

Последовавший за этим допрос 'штрафника' затянулся еще на добрый час, за время которого Петрович многое узнал и о системе подготовки в отряде ООН, и о том, что уже как минимум тридцать человек умеют неплохо обращаться с 'ксюхой', а через полгода это число может увеличиться и втрое, если не больше. Узнал и про странный отряд 'ваххабитов', который его люди несколько раз замечали в окрестностях, и про многое другое.

По всему выходило что 'эта сука', - так он начал именовать женщину, с которой тогда, в самом начале, беседовал покойный Пицык, - по крайне мере не голодает. И не голодать будет еще как минимум год.

Что она устраивает 'комедь' с попрошайничеством не с голодухи, а сугубо в целях превентивной защиты.

Что обувью и кой-какими мелочами они обеспечили себя, потроша 'упокоенных' (Кравчего внутренне передернуло от омерзения), а остальное добывают в редких вылазках 'Ваххабитов' - группы из десятка самых взрослых и подготовленных воспитанников.

И что с такой динамикой роста вооруженных 'юнитов' скоро уже кое-кому от нее самой защищаться придется.

Мысль, засевшая в голове Кравчего, наконец, проросла в идею. В идею настолько очевидную, что ему даже стало обидно, почем он не додумался до этого ранее.

Оставалось решить лишь два организационных момента: надо было договориться с Ольховским и нейтрализовать добровольного информатора.

Когда 'Моторола' стоявшая на базе 'сюрваера' Ольховского запиликала, и молодой возбужденный парень понесся к отцу сообщать о вызове, Кравчий уже просчитывал в уме варианты как поступить с мальчишкой.

А к тому моменту, когда Ольховский отозвался на вызов, Сергей Петрович Кравчий уже улыбался: из трех вариантов того, как поступить с пацаном, он выбрал самый хороший - самый хороший для него, для Кравчего.

11 мая, Центр Спасения Кравчего, бывший склад Гос резерва ?26, бывший центр спасения им . Хохлова.

За время проведенное в лагере спасения Ковель Виктор Борисович (17 лет) неожиданно для себя выяснил, что он тут собственно никто и звать его никак, и что пайка тут не такая уж и жирная, но и для того что бы ее получить приходится выполнить хоть и посильную, но неприятную работу, и что ему тут никто особенно и не рад. - ТАМ он был равен основной массе, и даже имел вполне отчетливые перспективы своеобразного карьерного роста, а ТУТ - он стал самой мелкой сошкой.

Нельзя сказать, что Игорь Борисович был тут единственным 'штрафником'. Нет! Было еще несколько пацанов из Дома, которых 'навсегда изгоняли' сюда. - И в большинстве случаев возвращали, когда те начинали умолять 'дать им еще один шанс'.

И поэтому его желание быть лояльным к просьбам Кравчего рассказать 'о вашем жить-бытье' имела хоть и наивный, но все таки расчет, что он, этот местный самый-главный, попросит 'маман' или 'Кутузова' взять его назад.

Просьба парня и его желание вернуться, значительно упрощали замысел Сергея Петровича. Хотя контрразведки как такой в их лагере не было, но все же знание об истинном положении вещей у соседей лучше было сохранять эксклюзивным, - хотя бы до поры до времени.

Но и 'Эта сука' раньше времени не должна была узнать, о чем он расспрашивал этого болтуна-придурка.

Его нельзя было оставить тут, но и нельзя было вернуть обратно. - Оставался третий вариант...

И нельзя сказать, что у Сергея Петровича не было преданных людей! - Были! Было несколько человек готовых выполнить его приказ на ликвидацию шкета. Но это было совсем не то, чего хотелось ему, - совсем не то. ЭТО он хотел сделать сам, лично, и так, как ему хотелось.

Ехавшая по шоссе машина была зеленой, военной, открытой и единственной на шоссе - так бы охарактеризовать ее наблюдатель, - если бы конечно он был тут, этот наблюдатель.

Но его не было и поэтому некому было видеть, как из машины вышли двое - грузный и низкий мужчина, и молодой стройный парень.

Некому было увидать и то, как толстячек, показывая, куда то вдаль своему спутнику, резко отступил на шаг назад и чем-то ударил парня по голове, а затем, в смеси прыжка с падением, рухнул на потерявшее сознание тело.

Но увидеть - это одно. А вот почувствовать ту боль, которая терзала тело Кравчего, не мог никто кроме него самого. И в момент резкого прыжка Сергею Петровичу реально было очень трудно - раны жутко болели, а один из швов так резанул болью, что казалось, что пуля вошла в тело во второй раз. Но оно того стоило!

Прокручивая в уме недавние события по недавнему подавлению путча, он еще тогда - на больничной койке - обнаружил в себе что-то новое и ранее ему неизвестное. Оказалось, что воспоминания о том, что произошло в его кабинете между ним и Женей, его не по детски возбуждает: большое сильное мужское тело и его маленькая пухлая от диабета рука, имеющая над этим здоровяком власть, власть над его телом, лишающая его воздуха... и жизни. И все тихо, аккуратно, без криков, крови и насилия - практически в тишине, что так любил Кравчий.

Прокручивая раз за разом это в голове, Сергей Петрович никому бы, даже самому себе, не признался что это состояние, эта ситуация ему нравиться, доставляет практически сексуальное удовольствие, и он безумно хочет ее повторения.