Знаешь, Кравчий, - голос Кранча был спокоен до жути, - а ведь папа сразу понял, что тут что то не так. Тебя снимать стали сразу! С самого утра. И мы даже ведь ржали над тобой первые три-четыре часа.

А потом.... А потом все пошло в разнос. Что было дальше - ты и так знаешь. Лично я хотел тебя сразу пристрелить - за хитрожопость и дезертирство, но папа меня остановил. Ты думаешь, он великим гуманистом был?

Отрицательное мотание головой собеседника было ответом Кранчу, и он продолжил, - папа, как понял, что все пошло ...ммм....так как пошло, сразу начал задумывать об эвакуации. И, кстати, тоже в Томаковку. А ты, Сергей Петрович, твоя гребаная жирная тушка поставленная к стенке, должны была послужить в нужный момент сплочению коллектива - ведь тебя к стенке поставить сам Бог велел. Но! - Кранч, подняв вверх указательный палец на секунду замер, и продолжил, - о тебе знал папа, его замы, Пицык и я. Когда папа узнал, что ты выбрался из своей нычки, он из Аулов решил ехать назад. Не думай что ради тебя сугубо. Просто пора было ехать, а можно было и подзадержаться, - но он решил ехать. Что было дальше - ты знаешь. Тебе просто повезло - 'папа' погиб, его замы - тоже, меня задержали в Аулах, а Пицык, - кивок головой в сторону коллеги, - подрастерялся.

- И что?- Сергей Петрович начал меняться на глазах, при чем общим знаменателем изменения было дрожание. Дрожал голос, начал подрагивать подбородок, а сам Глава Совета спасения все больше начал производить впечатление проколотого полиэтиленового мешка наполненного то ли водой, то ли чем то еще похуже.

- И все! - Улыбка Кранча была искренняя до невозможности. - Относительно тебя, Петрович, были разные споры. При чем высокие договаривающиеся стороны были не только от наших. Не только мы считаем, что ты взял не по чину. Короче, болезный, было решено, что убивать тебя мы не будем - прецедент создавать не надо. Просто пристрелить тебя лично мне, казалось бы, логичным, но, знаешь ли, поиск компромисса приводит к странным решениям. Ну, по тебе и решили - или-или, но никак не убивать.

- Так меня отпустят?

- Ну, ты насмешил! Конечно, отпустим. Прямо сейчас и отпустим. Бутылку белой видишь? - Дождавшись кивка, Кранч продолжил, - рядом бумага и ручка, а в столе пистолет с одним патроном. Мы выйдем, а ты напишешь все что нужно, закроешься изнутри, - хорошо так закроешься, - и в путь. А я гарантирую безопасность твоим выродкам.

- Так мне?

- Да. Но все зависит от того, что ты напишешь. Ну, типа, простите меня, я сделал все что мог, жалею, что не мог спасти всех. Бьюсь об заклад, мы тебе еще и на памятник скинемся, а я может, еще и на твоих похоронах всплакну. Искренне причем.

Падение с высоты собственного роста лицом о землю может быть очень болезненным, и трудным, особенно если делаешь это по собственной инициативе. Сергею Петровичу не повезло - ковра под ногами давно уже не было, и удар лицом о пол рассек ему губу и разбил нос в кровь. Ему было очень больно, но он успел приложиться еще несколько раз лицом о поверхность, прежде чем удар ногой погрузил его сознание в кратковременное забытье.

3-е мая 2007г ., около 14.10 - 'Третий звоночек' - Пробуждение было резким. Это было его кресло, его стол, его глаза испуганно моргающие ....и его кровь залившая грудь, живот и даже брюки. Голова, как ни странно, совершенно не болела.

Их он видел не сразу, лишь примерно через минуты дымка тумана начала рассеиваться с глаз и трое заговорщиков стали ему видны. - Они стояли в нескольких метрах от него,- не было лишь Пицыка.

- Или-или? - Тем же дрожащим голосом спросил Кравчий.

- Суд. И расстрел за трусость, обман коллег, и неоказание помощи. - Кранч понял его сразу, и, упреждая протест бывшего начальника, продолжил, - тебя сразу вели, и снимали все - и то, что было в кабинете, и то, что было в коридоре. И то, как к тебе в кабинет Аня Годенко кулачками полминуты стучит, и то как ты ей дверь не открываешь. Грустное я тебе скажу зрелище, а при правильном монтаже - так особенно. На роль самоубийцы ты уже не тянешь, покаянное письмо писать, как я понял, уже не будешь, - так что остается суд.

Графин воды, который Пицык плеснул ему в лицо, не был попыткой унизить его достоинство, но от этого Сергей Петрович стал казаться еще более жалким.

Когда его выволокли из-за стола и попытались проводить к выходу он даже не пытался оказывать сопротивление, но ноги его уже не держали, и он рыдал размазывая по лицу сгустки крови, слезы. Когда же из его штанины потекла желтоватая жидкость, а в кабинете начал чувствоваться запах дерьма первым не выдержал Кранч.

- Пицык, ты сможешь привести ЭТО хотя бы в минимальный порядок? Если мы такое привезем обратно, то нас просто не поймут.

Сергея Петровича втолкнули в душевую, бросив ему вслед висевшие его кабинете, еще с незапамятных времен, форменные пиджак и брюки. Нижнего белья не нашлось.

3-е мая 2007г ., около 14.30 - 'Третий звоночек'

Он вышел к своему бывшему заму, своей правой руке, почти таким же каким и входил - жалким, окровавленным. Пицыка в кабинете не было.

К своему бывшему шефу Евгений испытывал сейчас сугубо брезгливость и отвращение. Маленький толстяк униженно скулящий, ноющий и не желающий с достоинством принять неизбежное, отказавшийся от достойного конца в пользу позора.

Женя не был одинок в своем отношении к Кравчему, - бывшего шефа презирали и Кранч, и Пицык, и Евтушенко. А потрясение, которое этот мерзавец испытал, окончательно проявило его истинную натуру - натуру жалкого слизняка, ноющего и умоляющего. Слизняка, от которого все также пахло дерьмом и страхом.

Зрелище было настолько жалким и гадким, что Евгений, развернувшись в вполоборота, показал Кравчему на дверь, куда тот должен был идти, - и лишь в последнее мгновение успел отметить, что из душевой Сергей Петрович вышел в туфлях явно на босу ногу. Этого мгновения слизняку хватило.

Умирать Сергей Петрович не собирался, как ни собрался идти на суд чести или стреляться. Ему действительно было очень страшно, и он рыдал, мочился в штаны и закатывал истерику по настоящему - не притворяясь. Но в глубине души, какой то маленький хитрый зверек внимательно наблюдал за окружающими, надеясь, что судьба подарит ему шанс.

Обычно такие подарки Судьбы бывают редки, - но если ей помочь?! - Запах в кабинете и жалкое зрелище бывшего шефа не добавляли позитивных эмоций, а Кранч и Пицык слишком уважали себя, что бы такое терпеть, и поэтому почетную обязанность подготовить впавшего в истерику бывшего начальник поручили его же бывшему заму. А сами вышли в коридор покурить.

Вряд ли это можно было назвать ошибкой - в комнате не было ни оружия, ни мебели, окна были плотно закрыты и зарешечены, а охрана периметра в основном находилась на крыше. Кравчему было некуда бежать, и некого было звать на помощь. Скрутить же двухметровому Жене маленькое толстое ничтожество - особого труда не составляло.

Да, Сергей Петрович был грузен, если не сказать, толст, испуган до усрачки, его положение было аховым. И он это понимал. Но отчаяние помноженное на решимость и спрыснутое адреналином, часто подсказывает человеку очень нетривиальные ходы.

Покойная Аня Годенко любила цветы, но их, после начала беды, поливать их было некому и некогда. Но и выбросить было жалко - они были как будто символом еще недавней мирной и тихой жизни. Решение было простым - около трети 'санитарной' комнаты было уставлено фиалками и геранью. И у Кравчего, предоставленного самому себе, было лишь несколько минут для того, что бы сложив один носок в другой бросить туда несколько камушков лежавших меж цветов. Вес груза в его самодельном кистеньке был не более двухсот грамм, но отчаяние и ощущение ШАНСА сделали свое дело: короткий взмах кистеньком выдернутым из за спины погрузили конвоира Сергея Петровича в беспамятство. - Кравчему стоило большого руда подхватить падающее тело Жени так, что бы оно плавно осело на землю, а не грохнулось, привлекая внимание тех, кто вышел покурить.