Жизнь все-таки такая правдивая, несправедливость такая несправедливая, маргиналы настолько маргинальные, а общественная чуткость такая чуткая.
Я решила, что сегодня, как только я найду где-нибудь какую-то реку, из которой спасу утопающих, или какой-нибудь пожар, на котором спасу погорельцев, может, это и не так легко, никого я так просто не найду в мирное время, когда война идет где-то в других странах, что не способствует большому числу проявлений ярковыраженного добра, я куплю хоть килограмм приличных конфет и не повезу их в детдом, а сама их съем в машине из-за всех этих нервов, ням-ням-ням. А, может, просто возьму все флаеры в подземном переходе и выброшу их только за следующим углом. А, может, просто, чтобы не шастать по разным переходам после 16:30, это же опасно, разберу мусор в своей сумке: фантики к фантикам… бумажки к бумажкам… помады к помадам…
Эдита, сетуя, наводит порядок в сумке. Выходит из комнаты, ненужные вещи аккуратно разбирает и бросает в соответствующие контейнеры. Божена хочет схватить журнал, но Галина более проворна и более уверена в себе.
Эдита. Пожалуйста, какой бардак. «ДЛЯ ТЕБЯ» за апрель прошлого года! С разгаданным кроссвордом! В бак с макулатурой! Какой бардак, все валяется, природа умирает. А я, сколько бы не искала что-нибудь, то нахожу только свои грязные ногти!
Галина. О, журнал «НЕ ДЛЯ ТЕБЯ». За прошлый апрель, очень хороший журнал. Недорогой, бесплатно, могу себе позволить.
Галина просматривает журнал. На скрипящем велосипедике проезжает Маленькая металлическая девочка и тоже мимоходом заглядывает в журнал.
Девочка. Не такой уж даже и плохой.
Галина. С апреля прошлого года. Как раз не для меня.
Девочка. Мам, там даже кроссворд уже разгадан.
Галина. Не надо разгадывать, сразу ключевая фраза: «Тет-а-тет весной».
Девочка. Покажи, ма. Тет-а-тет весной… Стой… Весенние обнимучки у речки-вонючки?
Сцена 4
В комнате сидят все вместе: мужчина у своего столика, заставленного уже пустыми бутылками, окурками и недонюханными дорожками; его семейные портреты с родовыми герберами из Икеи давно уже отклеились и попадали со стен. Галина, Божена, Осовелая старушка и Маленькая металлическая девочка в своих естественных позах заинтересованно смотрят телевизор.
Режиссер. Это, естественно, не конец, а только начало, то есть краткое изложение того, что не вошло окончательно во время монтажа в окончательный вариант фильма, что было эдаким знаком почтения к тем 4 миллионам зрителей, которые не пошли в кино смотреть этот фильм, чтобы не тратить двадцать злотых на билет, а ведь еще начос десять по цене восьми, M&Mки, арахис в сахаре, кола и семь банок пива, чтобы смотреть всякий отстой и слушать типа как рыгают в долби сурраунд, я каждый день без долби сурраунд это слышу, поэтому я вынужден был согласиться на мелкие уступки, мне же тоже нужно жить на что-то, я же должен как-то выплачивать ипотеку! Монике надоело быть слепой и глухой…
Галина. Понятное дело, кто захочет быть глухим, разве что слепой!
Девочка. Может, она не слепая и не глухая, а толстая. Надо худеть.
Божена. Ей нужно похудеть и одежду поменять. Я бы в таком в магазин за уксусом не пошла.
Режиссер. «…Моника решает вырваться из бесперспективности. Она продает трухлявый голубятник с любимыми птицами и на вырученные деньги покупает билет до Варшавы. Там она поселяется в компьютерной симуляции в рекламном фолдере охраняемого жилого комплекса…»
Старушка. Это Варшава? Улица Солец? Не узнаю…
Девочка. Ой, бабушка, это то здание, ну, которое еще не построено.
Старушка. Я там проходила в тот день, когда началась война…
Галина. У некоторых из нас растет нос, у других из носа идет дым, а третьи умеют это делать с каменным лицом, вот ответ на вопрос, который постоянно просится на уста: как же они врут!
Девочка. Ты думаешь, это нормально — постоянно подсматривать за чьей-то жизнью, чтобы во сне слюнки текли на подушку от этих историй, и рассказывать о ней, как о своей собственной?! Сколько живу, сколько себя помню, ты, бабушка, никогда никуда не ходила и не ездила ни в какой лагерь кондиционный.
Режиссер …там она устраивается копирайтершей в рекламную фирму, успешной адвокатшей в известную адвокатскую контору и привлекательной архитекторшей в проектное бюро. Она много работает по специальностям, у нее есть факс, но после работы она чувствует себя потерянной из-за того, что у нее нет детей. Она ходит в фотошоп и пьет там бульон Кнорр…
Галина. Моника, не переплачивай! В «Божьей коровке» продается такой же, только хуже, за полцены.
Божена. Ты с бульоном поаккуратней, им особо не наешься, через пять минут опять захочешь есть! Добавь макароны или хотя бы костей.
Девочка. Какие макароны! Так она никогда не похудеет и останется толстой, а ожирение — это болезнь.
Божена. Это у вас, в вашем мракобесии, ясное дело — Польша. У нас в Америке все совсем по-другому. Я это только так подумала, я же жирная, как свинья, и свои мысли я здесь афишировать не собираюсь.
Режиссер. Там она случайно знакомится с Максом и соприкасается с ним в голом виде губами в туалете, а потом и в лифте. Однако все-таки возникают перипетии. Моника устала от пустоты и отсутствия ценностей, а Макс оказывается безответственным засранцем, который не хочет иметь семью и держит в шкафчике рядом с бульоном Кнорр 100 килограммов просроченной крупчатой муки…
Галина. Переплачивает. Обычная пшеничная дешевле.
Режиссер … а по следам за ним идут трое крепких, намазанных на удачу кремом для самозагара колумбийцев из русской мафии, сексуальная женщина-полицейский, плотно подсевший на трамал растяпистый детектив и парикмахер-гей. Последний, хотя и непонятый, оказывается хорошим человеком и спасает ребенка во время пожара, и вообще он никакой не гей, а нормальный мужчина, просто ухоженный и непонятый.
Девочка. Ненавижу нетерпимость. Если честно, то еще я ненавижу конфеты «Пьерро» и «Сказочные» кондитерской фабрики «Ведель». Всем привет!
Режиссер. Моника рожает мужа и детей — мальчика или девочку. Она очень счастлива, поскольку реализовалась как женщина. Она искренне разговаривает со своим унитазом о новом «Доместосе». На горизонте маячат три компьютерные симуляции небоскребов — небоскрёфисы, а они идут и смеются за руку. Конец. Вот так выглядела бы последняя сцена этого фильма, если бы я когда-нибудь его снял.
Ведущая. Привет. Еще недавно она разгребала пиксели на развалах, а сегодня это большая звезда. Она продала трухлявый голубятник, поставила все на одну карту, и сегодня открыто показывает нам содержимое своей сумочки.
Моника. В сумочке я обычно ношу с собой самые необходимые вещи: магнитное лассо плюс Alt, многоугольное лассо, палитру, кисть, яркость/контраст, цвета, градиенты, маски, фильтры, клавишу Shift и обязательно инструмент «Ластик» — особенно незаменим он для лобковых волос, с которыми уже давным-давно нет никаких проблем.
Ведущая. То есть жизнь звезды совсем не такая, как принято думать: ляля-тополя и сяськи-масяськи с полиэстровым котом на красном ковре, а…?
Моника. Если честно, это тяжелый труд. Бывало не раз, что после долгого дня, когда ты постоянно не позволяешь себе ни есть, ни пить, потом ни ссать и ни срать, а в промежутках еще и не потеть, я была настолько выделена, продлена и утомлена, что ложилась прямо на козетку в фотошопе, не в состоянии ехать куда-то домой, от усталости я забывала, что дома у меня не было, потому что не было меня, и так целые дни и ночи я лежала в ожидании, что кто-то меня заметит, расширит и укоротит, как прежде, не говоря уже о фантомных болях после удаления пупка. В то же время я очень благодарна, что я не существую и не живу, с одной стороны, я никто, а, с другой, например, я не полька.
