Он желал, чтобы новую песнь об Инголондэ услышал не один лес. Он спешил вернуться на Химринг в срок.
ГЛАВА 5. ПУТЬ
Эльронд не появился на Химринге ни осенью, ни зимой, ни весной. То ли рассказ Альфиона был слишком неясен, то ли Эльронд в последнее время был слишком занят как герольд Гиль-Галада, то ли вести о слуге Моргота пробудили в Эарендилионе несвойственную ему подозрительность. Всё же Песнопевец надеялся, что довольно скоро он приплывёт сюда - хотя бы ради возрождённого Химринга. Мореходы наверняка описали его во всех красках.
В ожидании Маглор наблюдал за звёздами и вечно переменчивым морем, созерцание которых никогда не надоедает. Изучал, как отразилось на почве, камнях и травах превращение холма в остров, хотя это и не было его излюбленной областью знаний. Пел песни времён первого исследования Эндорэ, времён славных побед, времён Долгого Мира, времён, когда Химринг был символом несокрушимой стойкости и неукротимой воли. После каждой из них он мог надолго и глубоко погружаться в воспоминания, возвращая себе часы и целые дни прошлого. Как-то подобное погружение приоткрыло Маглору и будущее.
...Он живо и ярко видел собственное возвращение на Химринг из охваченных пламенем земель меж притоками Гелиона. Ему удалось сберечь достаточно воинов, чтобы отступить с ними, а не бежать. Маэдрос сначала ринулся на орков - а потом уж, прогнав от Химринга не первую и не последнюю их волну, на Маглора. Хорошо хоть, не со всеми своими войсками. "Ринулся" было самым подходящим словом: так стремителен был его натиск и так крепко объятие. Узорчатый чёрный плат, углом прикрывавший его правую руку, почти слетел, и волосы сильно выбились из-под шлема. Маглор не удержался от того, чтобы поправить их, и Маэдрос хмыкнул.
- Ты свои-то доспехи видел? И руки?
Маглор скосил взгляд и поспешно принялся их чистить. Правда, грудь, руки и шевелюра брата уже были изрядно перепачканы копотью. Маглор начал было извиняться - не за этот пустяк, конечно, за то, что не удержал земель, но Маэдрос не дал ему договорить:
- Главное, что ты жив. А земли мы вернём - увидишь сам. С возвращением на Химринг...
Вынырнув из потока воспоминаний, Маглор ясно увидел: спустя десятилетия нолдор вернутся сюда. Их будет немного - не ушедших ни на Запад, ни на восток и пожелавших здесь поселиться. Тех, кто никогда не видел света Амана, но считает своим домом Белерианд и скучает по нему. Тех, кто вырос на Химринге, сражался на нём или надеялся на него - нолдор Восточного Белерианда, Дортониона и Хитлума. Их будет немного, и немногие придут за ними следом, но с их приходом крепость оживёт.
Один из тех, что вернутся на Химринг первыми, в прозрении услышит "Улмонорэ", "Землю Ульмо" - так в конце концов Маглор назвал последнюю песнь - и узнает голос Песнопевца. Только решит, что песня сложена века назад, сразу после затопления Белерианда.
Тогда же Маглор с печалью понял, что Эльронд на острове не появится - ни через год, ни через век. Это предвиденьем не было. Просто Маглор с запозданием осознал, что в его повествованиях и песнях Химринг представал слишком прекрасным, величественным и славным. Эльронд едва ли захочет разрушить очарование того, что воображал в детстве, встречей с давно опустевшей и несущей отметины разрушения крепостью. Это было сходно с нежеланием Аэгнора видеть свою возлюбленную аданет старой; Финрод как-то поделился с Маглором этой историей, только просил песен о ней не слагать.
Маглор задумался, стоит ли ему самому вернуться и пригласить Эльронда в гости, как он намеревался вначале. И понял - нет. Сейчас Маглор столь сильно хотел вернуться на Запад, что мог невольно заразить этим желанием юношу, вовсе не готового уйти. За Морем нынешний Эльронд не находил бы себе места от тревоги за судьбу Средиземья и тех, кто там оставался. К тому же он был нужен Гиль-Галаду.
Мысль Маглора, более не занятая ни ожиданием, ни воплощением замысла песни, ни строительством, всё возвращалась к Бессмертным Землям. Достичь их вплавь было невозможно для эльда. На корабле? Никакой мореход не согласится взять с собой Феанариона вопреки запрету валар; а если и согласится - не потопит ли тот корабль Оссе, как суда, посланные Тургоном?! И он будет в ответе за всех погибших! Довольно смертей!
Однако существовал ещё один путь. Путь, который мог привести к гибели, но только его гибели - или к успеху, пусть его возможность и была мала. Не только из-за тяжести избранной дороги, но и потому, что Анар, что ежедневно погружался в Море близ Валинора, мог разрушить её. И всё же надежда оставалась.
Запасшись пресной водой на Химринге, Маглор переплыл на Тол-Фуин. На сей раз он берёг силы и старался держаться на побережье, вне пределов леса, вернувшись туда лишь после листопада, когда деревья уснули. На камнях под солнцем вялилась рыба и сушились съедобные водоросли: столько, чтобы с этим грузом можно было долго идти. На сей раз он подобрал и немного толстых сухих веток.
Когда ударил мороз, Маглор вновь вышел на западный берег. Непрестанно взламываемый и уносимый течением лёд никак не укреплялся, но более он медлить не мог. Нужно было успеть до весны достичь севера, где лёд не тает. Перебросив на ближайшую льдину свой груз, Маглор перепрыгнул на неё сам. Сталкиваясь друг с другом, крошась и треща при соударениях, льдины вместе с тем препятствовали движению друг друга. Скорость их была невелика, и ловкости нолдо хватало, чтобы, переходя с одной на другую, скоро преодолеть опасный отрезок.
Им приходилось куда тяжелее. Не расстояние от берега до берега реки, но куда большая часть широкого пролива была заполнена крошащимися обломками. Решившись идти через лёд, невозможно было не думать о переходе, совершённом народом Нолофинвэ. И о том факеле, что Макалаурэ принял из рук отца, всё ещё не отводя растерянного взгляда от одиноко стоящего Майтимо.
Далее начиналась уже знакомая горная цепь. Мелководье над хребтом стало надёжным помостом, и только выступающие вершины окружали тонкие кольца воды: тёмные камни прогревал ярко сияющий Анар. Несмотря на мороз, лучи согревали и лицо или спину, смотря по времени дня. Погода стояла ясная и безветренная. Действительно холодны были только ночи - Исиль тепла не дарил. Зато белоснежные, порой слепившие глаза своим блеском снег и лёд после заката окрашивались в голубые, зеленоватые, лиловые, густо-синие тона.
Для них ночь была нескончаемой, и о холодном сиянии Исиля они не могли и мечтать. Ту ночь редко озаряло и мерцание звёзд, почти всегда скрытых туманами и тучами. Лёд с Арамана виделся не белоснежным и не разноцветным, а почти чёрным. А жестокий ветер, как рассказывали, не стихал никогда, жёг кожу и стеснял дыхание.
Небо закрыли тучи, когда Маглор завершил самую лёгкую часть пути - по северу хребта. Тогда же поднялся сильный ветер. Он дул то краткими резкими порывами, то долго и ровно - но неизменно в лицо, то и дело залепляя глаза взвихренным снегом и побуждая прикрывать лицо рукой. Упрямо бредя вперёд сквозь встречный ветер, Маглор не сразу заметил его удивительно доброе свойство: он смыкал трещины во льду, порой очень широкие, которые иначе пришлось бы далеко обходить.
Должно быть, восход Анара изменил направление ветров, или же Манвэ оказал эту милость путнику. Как-то за бокалом вина Финдарато обмолвился о коварных вихрях, что ломали и раздвигали лёд, так что нолдор долго, долго искали путь к месту, до которого по прямой была бы тысяча шагов. Ломали и раздвигали - не наоборот.
