— Когда живешь в своем, выдуманном мире, оправдания и не нужны. В этом вся суть.

— Слава Богу, я из него выбралась. Реальный мир ни на йоту не показался мне лучше, но зато он настоящий. Просто настоящий.

— Хочешь рассказать о чем-то? — Бездонные океаны его глаз не кидали ей спасательных жилетов и кругов, не давали возможности спастись в этих приливных волнах. — Я выслушаю.

Вересова смотрела на него с материнской нежностью. Женщина в ней больше не была только стервой, гоняющейся за плотскими удовольствиями. Отныне она не видела в нем только кусок мужской, хорошенькой плоти, которым можно насытиться. Не чувствовала она также и эгоистичных порывов заклеймить понравившегося мужчину просто потехи ради. Теперь ее глазами видело и сердце тоже. И ей так хотелось приласкать его, сказать, что все обязательно образуется. Наконец-то женщина в ней стала человеком, способным на иные чувства.

— Нет. — Она подумала еще раз. — Точно нет. Не та ситуация, чтобы просить тебя взяться за роль психотерапевта.

— Сама хочешь им побыть?

— Я не против, но при условии, что пациент откроется.

— Я откроюсь. Мне это нужно, иначе мой мозг тонкими серыми струйками выльется из ушей. Но не жди, что я буду плакать, — он пригрозил указательным пальцем, и оба рассмеялись.

— Как скажете, Волков. Попрошу вас пройти в палату за чаем и печеньками. Водку без закуски пока уберем в ящик.

В кухню они вошли уже другими людьми. Ирина чувствовала, как он распрямился духовно, поднял голову, готов к диалогу. Главное не совершить сейчас какую-нибудь ошибку, не ляпнуть ерунды. Ей казалось, что она на цыпочках пытается перейти горящую пропасть по канату толщиной с волосинку. Не удержишь равновесие — и потери будут колоссальными.

— Признаться честно, Лилины методы не по мне. Не понимаю, как можно заливать боль водкой. Протрезвеешь, белочка отпустит – и все вернется на круги своя. Только себя уважать перестанешь.

— Узнаю речи прежнего Вани Волкова. Тебе надо на советские плакаты — призывать к трезвости и труду, — пошутила она.

— Мне так стыдно за то, что я лгал ей, — произнес Иван и откинулся на спинку дивана, буквально расползаясь молекулами по сиденью. Усталость выходила пузырьками воздуха из каждой поры его кожи. — У нее была причина, по крайней мере она так думала. Я могу понять Ксюшу и не осуждать. А какая причина была у меня? Я лгал Ксюше и винил во всем тебя. Придурок.

— Мне кажется, ты иногда забываешь (или вовсе не знаешь), что ты человек. Вань, тебя, безусловно, хорошо воспитали. Нареканий нет, но бабушка не вложила в твою голову понятие того, что ты грешен и смертен, как и все люди. Все мы любим потыкать пальцем и пообвинять кого-то во всем на свете. Любим, и ничего тут не поделаешь. Все мы обожаем лгать, это идет у нас изнутри. Ну да, так, и никак с этим не побороться. Наравне с недостатками у человека есть неоспоримое достоинство — признавать их.

— Признал я — и что толку? Ксюши нет, а я ощущаю себя предателем. Лучше изначально не совершать ошибки, чтобы потом их не признавать.

— Не поспоришь, ты прав. Но ты же в курсе про историю?

— О чем именно?

— О том, что она та еще дурная тетка и не терпит сослагательного наклонения. Поэтому нечего рыдать о совершенном, надо думать, как разобраться с настоящим. Расставь правильно приоритеты.

— Я никогда не смогу забыть о том, что прочитал в этом письме. Слава Богу, она не указала данные отца. Я бы не удержался от кровопролития.

— Забудь о ее рассказе в этом письме. Сожги лист и вместе с ним все, что там прочел. Уверена, она изливала душу на этой бумаге с другой целью, не чтобы испортить тебе жизнь. Оксана не хотела уйти по-английски, оставив тебя в дураках. Она хорошая девушка.

Вересова говорила все это искренне, удивляясь тому, что вообще способна на искренность. После того, как Карина силком вытащила ее из пасти адских церберов, все изменилось. Словно бы весь негатив, вся чернота остались в прошлом, там, где она давится транквилизаторами и набивает свои легкие сажей.

— Расскажи все с самого начала. Скажи мне сейчас в лицо, что было, что ты чувствовал после моего ухода. Представь, что я не живая, а это психологический трюк — горячий стул. Потом расскажи о знакомстве с Оксаной. Убей двух зайцев сразу.

— И ты хочешь это все слушать? Но зачем, Ира? — Волков смотрел на нее больше с любопытством, чем удивленно, как человек, желающий докопаться до истины.

— А что, должна быть обязательно причина? Раньше я бы стала выслушивать исповеди только за деньги, сейчас же нет причин, по которым я хочу это сделать. Есть просто желание, душевный порыв, осознание правильности этого поступка. А мотивов и причин нет. Не в этом ли заключается искренность? В отсутствии корыстных причин и личной заинтересованности.

Она бы сказала ему, что стала так одинока, как не был даже Робинзон Крузо, и что разговор по душам с ним, ее болезненным прошлым, доставляет израненной душе хоть какое-то спокойствие. Просто поговорить с человеком, выслушать его, помочь ему. Это стало иметь огромный смысл в ее новой, серой и безотрадной жизни.

— Ладно, — мужчина пожал плечами, отчего-то веря ей. — Когда ты ушла, я остался один. Во всех смыслах. Ты была так важна для меня еще и потому, что осталась единственной в моей жизни. Больше не было никого вообще. Ты как будто приютила одинокого мальчика Ваню. Да, сильного и смелого, не показывающего свою слабость и свое желание прижаться к кому-то ночью, обнять кого-то утром.

— По-моему, обнимать ты мог и Лилию. Причем, вполне успешно, — вставила Ирина, вспоминая его в полуобнаженном виде, вытащенного из постели с Лилей. До сих пор ревность того дня острыми специями жгла ноздри.

— Лилия никогда не была и не смогла стать той девушкой, которая мне нужна. Это глупый разговор, сравнивать кого-то и подсчитывать достоинства и недостатки. Ты же понимаешь, что покрывало на постели неприхотливое — на него можно уложить кого угодно, а утром его застирать. С сердцем сложнее. В него не запихнешь абы кого, как бы ни был фантастичен секс. В этом вся и проблема. Секс и любовь далеко не равнозначные понятия.

— И… и ты испытывал ко мне настоящие чувства?

— Да. Не знаю, как так вышло. Я бежал от Лили, которая любила меня по-настоящему, которой я был нужен. И я бежал к тебе, девушке, которая относилась к людям, как к дешевой рыночной бижутерии. Не понравилось колечко — выкинула к черту и нацепила новое. И так всю жизнь, пока на пальцах не образуются мозоли, а в душе одиночество, что не вытравишь.

— А затем и меня кто-то выкинул на помойку, не удосужившись даже сказать: «До свидания». Бумеранг не дремлет. Напакостишь — и он тут же разобьет тебе нос, прилетев прямо в лицо. Я пакостила слишком долго, и он разломал меня пополам. Со мной все ясно: тварью я была последней. Тут не в чем долго копаться. Что с твоей жизнью стало дальше?

— Я ненавидел тебя, первые дни просто сгорал, точно уголь в печи, от ненависти. Когда надоело днями придумывать тебе оскорбительные эпитеты, я решил взять жизнь за поводок и заставить эту стерву работать на меня. Я начал заниматься ремонтом квартир. Спасибо твоей матери, которая после нашего разрыва отстала от меня и сняла запрет на мою трудовую деятельность. Меня снова стали брать в разные компании.

— Спасибо ей, — выплюнула Вересова. — Надеюсь, бумеранг все-таки долетит и до ее королевской резиденции рано или поздно.

— Совсем с семьей плохие отношения?

— У меня нет семьи. Продолжай.

— Через некоторое время разжился кое-какими деньгами, вкалывая дни напролет, лишь бы пореже бывать в квартире. По сути, я туда возвращался только чтобы урвать пару часов сна и накормить Собаку.

— Где она сейчас? Дома?

—На балконе спала. Она все еще помнит тебя и любит.

— Собака не заслуживает быть на поводке у человека. Все должно быть наоборот, — качнула головой девушка и прислонилась к стене, вытягивая ноги под стол, за которым сидела. — И как появился твой бизнес?