– А что с твоими друзьями? – спросил цирюльник сына.

У Петера появился страх в глазах.

– Ханнес их сцапал и увел на болота. Не знаю, что они там делают, но…

– Петер, у меня сейчас нет времени слушать, – перебил его Симон. – Если твои друзья не здесь, я отведу тебя к Кайзеру. Не хочу, чтобы ты гулял тут один. После всего, что случилось, это слишком опасно. Особенно в такую погоду.

– Но… но… я хотел пойти с тобой к холму! – возмутился Петер.

В отдалении послышался первый раскат грома.

– Ни в коем случае. – Симон покачал головой. – Это не игра. Пойдем, надо поспешить. Скоро дождь начнется. Довольно и того, что я промокну.

Он взял Петера за руку и потащил его к дому Кайзера.

– Это… несправедливо! – кричал сын. – Я тебе помог…

– И я благодарен тебе за это. Но не могу взять тебя с собой. Если все будет хорошо, то я скоро вернусь, и мы вместе полистаем какие-нибудь книжки, ладно?

– Не хочу я листать книжки, я хочу с тобой на Жертвенный холм!

Под протестующие крики Фронвизер тащил сына по улицам, мимо кладбища и школы, пока они не оказались перед домом Кайзера. Он постучал, и вскоре им открыл удивленный учитель. В руке он держал перо – очевидно, они оторвали его от работы.

– Что за шум? – мягко спросил Георг. – Неужели Петер натворил что-нибудь?

– Вовсе нет, – ответил Симон, запыхавшись от возни с сыном. – Наоборот, даже помог. Но сейчас будет лучше, если он ненадолго останется у тебя. Как ты к этому отнесешься?

Фронвизер в двух словах рассказал другу обо всем, что узнал от Петера. Кайзер нахмурился, спрятал перо в карман и принялся задумчиво протирать пенсне.

– И ты не хочешь никого взять с собой? – спросил он. – Даже судью или кого-нибудь из советников?

– Тесть еще не вернулся, а пока я доберусь до Лехнера, может стать слишком поздно, – ответил Симон. – Хочу посмотреть сначала, что это за встреча такая. Может, все совершенно безобидно… Если же нет, я всегда могу послать за Лехнером. – Он пожал плечами: – Кроме того, я уже никому здесь не доверяю. А уж судье – тем более.

Кайзер горестно рассмеялся:

– Прекрасно тебя понимаю. Эта деревня порой походит на змеиное гнездо. – Он наклонился и ласково погладил Петера по голове. – Ну, пойдем со мной, – успокоил он мальчика. – Я попрошу служанку приготовить тебе еще сладкой каши, прежде чем отправить ее домой. Кроме того, у меня есть несколько прекрасных книг с рисунками из Ветхого Завета. А еще – книга о здешних легендах. Можем полистать вместе. Ну, что скажешь?

Петер тихо всхлипнул, но все-таки позволил Кайзеру взять себя за руку и увести в комнату. У Симона сердце разрывалось, таким грустным и покинутым казался ему сын. Но он понимал, что так будет лучше всего.

– Я вернусь совсем скоро, – пробормотал он.

Снова прогремел гром, над Кофелем сверкнула очередная молния.

– Спасибо! – крикнул Симон вслед Кайзеру. – Знаю, что у тебя он под надежным присмотром.

Георг с улыбкой обернулся:

– Я всегда хотел своих детей, но Господь не наградил меня ими. Теперь хотя бы попытаюсь примерить на себя роль деда…

– В вашем случае это не так уж трудно, – ответил Симон грубее, чем ему хотелось.

Он махнул им на прощание, потом развернулся и по пустынным улицам поспешил к мосту через Аммер.

Волны закручивались вихрями в надвигающемся шторме.

– Скотина проклятая, туда! Не в ту сторону! Ты хоть раз можешь послушаться?

Магдалена без конца хлестала Франциска ореховым прутом, но старый осел был неумолим. Он неколебимо свернул с дороги и направился к ручью, что сочился в болоте. Позади в свете заходящего солнца виднелись дома Унтераммергау. Еще немного, и опустится ночь. Кроме того, начиналась гроза. А они так и не добрались до цели!

Четыре с лишним часа Магдалена ехала верхом на осле, которого любезно предоставил ей брат Константин, – и не раз ее посещала мысль о том, что пешком она добралась бы куда быстрее. Но лихорадка еще не спала, Магдалена по-прежнему чувствовала слабость во всем теле. У нее пропал аппетит, и ее подташнивало; наверное, давала себя знать беременность. Когда ей приходилось временами тянуть Франциска за поводья, у нее подгибались ноги, и дочь палача снова устраивалась у него на спине. У обочины росли жеруха и вероника. Магдалена набрала их и поела, чтобы унять кашель, но это мало чем помогло.

Путники, которые временами попадались ей навстречу, смотрели на нее во все глаза. На Магдалене по-прежнему была черная ряса, которую надел на нее брат Константин. Верхом на осле она походила на оторванную от мира богомолицу. Бледное, изможденное лицо и спутанные волосы довершали образ. Люди сторонились ее. Возможно, они думали, что при таком виде от нее несло за несколько миль. А может, причиной этому было выражение ее лица, хмурое и решительное.

Магдалена думала лишь об одном: она должна добраться до Обераммергау и передать Лехнеру письмо, которое вручил ей Шреефогль. Секретарю необходимо знать, что происходит в Шонгау! Скорее всего это ее последний шанс уберечь Барбару от пыток и смерти на костре.

«Если еще не поздно», – подумала Магдалена. Более трех дней минуло с тех пор, как она покинула Шонгау. Возможно, сестру уже начали допрашивать…

Держись, Барбара! Держись!

Магдалена громко выругалась, соскочила на землю и попыталась оттащить Франциска обратно к дороге. Но тот лишь заревел. Для Магдалены это прозвучало как насмешка. Осел спустился по откосу и добрался до ручья.

– Скотина! – выругалась Магдалена и, обессиленная, опустилась на поросший грибами ствол дерева. Теперь она понимала, почему «осел» было излюбленным ругательством. Своим упрямством эти звери кого угодно доведут до белого каления. Странным образом Франциск своим поведением напоминал ей собственного отца.

Магдалена натянула на голову капюшон рясы. У нее дрожали руки, ее знобило, и причиной тому была не только лихорадка. За последний час поднялся холодный ветер, над вершинами гор сгустились черные тучи, запахло дождем. Дочь палача нетерпеливо взглянула на Франциска, который топтался у ручья. Теперь она поняла, почему его так тянуло вниз. Возле ручья стояло старое, полусгнившее корыто; кто-то прикрепил к нему на гвоздь небольшое соляное кольцо – наверное, для здешних коров и коз. Франциск с аппетитом принялся его лизать.

Магдалена невольно усмехнулась. Осел любил соль, как маленькие дети – сладости. Несколько кусочков соли, которые дал ей в дорогу брат Константин, закончились еще на половине пути. Зато теперь Магдалена знала, как довести Франциска до самого Обераммергау.

Она осторожно поднялась и подошла к корыту. Гвоздь был уже ржавый и держался довольно слабо. Магдалена раскачала его и потянула, причем Франциск постоянно лез под руку и слизывал соль крупным теплым языком. Наконец белое соляное кольцо оказалось в руках у Магдалены.

– Ну, пойдем, дорогой, – поманила она Франциска и спиной вперед пошла обратно к дороге. – Вот твое лакомство.

Осел последовал за нею, как верный слуга, и Магдалена взобралась к нему на спину. Кусок соли она держала в вытянутой руке у него перед носом, заставляя идти вперед. Было не совсем удобно, зато значительно быстрее. По другую сторону болот уже виднелась верхушка колокольни Обераммергау.

Пока осел вышагивал себе по дороге, Магдалена перебирала в памяти ужасные события минувших дней. По всей вероятности, она, сама того не желая, встала у кого-то на пути. Нарушила чьи-то преступные замыслы, достаточно масштабные, если за это поплатился жизнью молодой извозчик из Шонгау и едва не погибла она сама. Магдалена по-прежнему не имела ни малейшего понятия о том, что за всем этим стояло. Были все основания полагать, что тиролец, который хотел убить ее, был тем самым тирольцем, которого Барбара видела в Шонгау. Кроме того, он говорил о каком-то «хозяине в Обераммергау».

Обераммергау, до которого оставалось всего четверть мили…

Шонгау, Сойен, Обераммергау…