Он нахмурился и поднес ручку к блокноту, не прерывая зрительный контакт. Наконец, он посмотрел на блокнот, написал и повернул его ко мне:

НЕТ.

Я не могла сдержать нервный смех. Он не улыбался, просто подозрительно смотрел на меня. Мой смех затих. Я прошептала:

— Нет?

Тень замешательства мелькнула на его лице. Он взял свой блокнот и написал что-то еще. Когда он показал мне ее, он добавил еще одно слово. Теперь блокнот гласил:

НЕТ,

СПАСИБО.

Я шумно выдохнула, чувствуя, как горят мои щеки.

— Хорошо. Я понимаю. Ну, снова извини за непонимание на парковке. И… извини, что вломилась к тебе сегодня… что моя собака…— я схватила Фиби на руки. — Ну, приятно было познакомиться. Оу! Кстати, я так на самом деле и не познакомилась с тобой. Я знаю, как тебя зовут. Я Бри. Бри Прескотт. И я сама найду выход.

Я ткнула большим пальцем за плечо и попятилась, спешно повернулась и быстро зашагала по дорожке к воротам. Я услышала шаги за спиной, удаляющиеся в противоположном направлении. Полагаю, в сторону поленницы.

Я вышла за ворота, но до конца их не закрыла. Вместо этого я стояла снаружи, не отрывая руку от теплого дерева. Это было странно. И неловко. О чем я думала, приглашая его поесть пиццы со мной? Я подняла глаза к небу, приложив руку ко лбу, и поморщилась.

Пока я размышляла, меня осенило. Я хотела спросить у Арчера, знает ли он язык жестов, но забыла обо всем из-за своего смущения. И потом он принес этот тупой блокнот. Только теперь я поняла: Арчер Хейл никогда не следил за моими губами, когда я говорила. Он смотрел в мои глаза.

Я повернулась и снова вошла в ворота с Фиби на руках, шагая обратно к поленнице за домом.

Он стоял там. Топор в руках, полено на пне. Но он не замахнулся. Он просто смотрел на него. По слегка нахмуренному лицу было видно, что Арчер глубоко задумался. Когда он заметил меня, удивление отразилось на его лице. Затем его глаза снова враждебно сощурились.

Когда Фиби увидела его, она начала тявкать и тяжело дышать, высунув язык.

— Ты не глухой, — сказала я. — Ты хорошо слышишь.

Минуту он не двигался, затем вставил топор в пень, прошел мимо меня и оглянулся, как и в прошлый раз, жестом приглашая идти за ним. Я пошла.

Он вошел в дом и снова пришел с тем же блокнотом и ручкой в руках.

Через минуту он протянул блокнот:

Я НЕ ГОВОРИЛ ТЕБЕ, ЧТО Я ГЛУХОЙ.

Я помолчала.

— Нет, не говорил, — мягко ответила я, — но ты не можешь говорить?

Он взглянул на меня, взял блокнот и полминуты что-то писал. Затем развернул блокнот ко мне:

Я МОГУ ГОВОРИТЬ. МНЕ ПРОСТО НРАВИТСЯ ДЕМОНСТРИРОВАТЬ СВОЙ КРАСИВЫЙ ПОЧЕРК.

Я уставилась на слова, переваривая их. Я подняла бровь и взглянула ему в лицо.

— Ты пытаешься шутить? — спросила я, все еще хмурясь.

Он поднял брови.

— Понятно, — я наклонила голову. — Наверное, тебе надо еще поработать над этим.

Несколько секунд мы стояли и пристально смотрели друг на друга. Он тяжело вздохнул, снова взял блокнот и написал:

ТЫ ХОЧЕШЬ ЧЕГО-ТО ЕЩЕ?

Я посмотрела на него.

— Я знаю язык жестов, — сказала я. — Я могу научить тебя. Я имею в виду, тебе не придется демонстрировать свой почерк, ха-ха, и это более быстрый способ общаться, — я улыбнулась в надежде, что это заставит его тоже улыбнуться. Он улыбнулся? Он вообще был способен на это?

Он смотрел на меня несколько секунд, потом аккуратно положил блокнот и ручку на землю, выпрямился, поднял руки и жестами показал:

«Я уже знаю язык жестов».

Я слегка вздрогнула, к горлу подступил ком. За шесть месяцев никто не разговаривал со мной жестами. Это вызвало воспоминание о моем отце, чувство присутствия моего отца, здесь и сейчас.

— Оу, — выдохнула я.

Потом сказала, используя голос, так как Фиби сидела у меня на руках:

— Хорошо. Должно быть, ты так общался со своим дядей.

Он нахмурился, возможно, размышляя о том, откуда я вообще знаю о его дяде, но не спросил. Наконец он показал:

«Нет».

Я моргнула и через минуту откашлялась.

— Нет? — спросила я.

Снова тишина.

Я выдохнула:

— Ну, я знаю, что это звучит как-то глупо, но я подумала, может, мы можем быть друзьями, — я пожала плечами, смущенно улыбнувшись.

Я смотрела на него и блокнот, но когда стало понятно, что он не собирается «сказать» что-нибудь, я прошептала:

— Каждому нужны друзья.

Каждому нужны друзья? Серьезно? Бри? Боже правый, это прозвучало жалко.

Он продолжал смотреть на меня.

Я вздохнула, чувствуя себя не только смущенной, но еще и разочарованной.

— Хорошо, делай, как считаешь нужным. Теперь я просто уйду

На самом деле, почему я расстраиваюсь? Трэвис был прав. Этот парень не отвечает на проявления дружелюбия.

Он стоял неподвижно и смотрел на меня. Его глубокие глаза цвета виски вспыхнули, когда я развернулась, чтобы уйти. Мне хотелось убрать эти лохматые волосы и избавиться от растительности на его лице, чтобы я могла рассмотреть, как он на самом деле выглядит. Мне казалось, что он должен быть очень привлекательным под всем этими космами.

Я тяжело вздохнула.

— Ладно. Ну, тогда, думаю, мне пора.

Замолчи уже, Бри, и УХОДИ. Очевидно, что этот человек не хочет иметь ничего общего с тобой.

Я ощущала, как его глаза следят за мной, когда я развернулась и пошла по дорожке к воротам. В этот раз я их плотно закрыла за собой. На минуту я прислонилась к ним, рассеянно почесывая подбородок Фиби. Зачем было все это делать? Почему я просто не взяла свою чертову собаку и не ушла?

— Чертова собака, — сказала я Фиби, еще сильнее лаская ее. Она облизала мне лицо, слегка тявкнув. Я засмеялась и поцеловала ее.

Как только я села на велосипед и тронулась с места, я услышала, как возобновился стук топора.

6 глава

Арчер — 7 лет, май.

Где я?

Мне казалось, будто я всплываю на поверхность воды в бассейне ААМХ¹ с глубины в несколько миль. В ушах шумело, горло болело так, будто у меня страшная ангина, причем не только внутри него, но и снаружи. Я пытался вспомнить, что случилось, но в голове только тени. Я отгонял их прочь.

Где я?

Мама! Мне нужна моя мама.

Я чувствовал, как слезы, горячие и тяжелые, лились из закрытых глаз, струясь по щекам. Я старался не плакать. Сильные мужчины не плачут. Сильные мужчины должны защищать других, как мой дядя Коннор. Только он плакал. Он плакал так сильно, крича, глядя в небеса и падая на колени прямо там, у тротуара.

Нет! Нет! Не думай об том.

Я пытался пошевелиться, но у меня такое чувство, что кто-то привязал гири к моим рукам и ногам, даже к пальцам на руках и ногах. Кажется, я смог пошевелиться чуть-чуть, но я не уверен.

Я услышал женский голос:

— Шшш, он просыпается. Дайте ему медленно проснуться. Пусть он проснется сам.

Мама, мама! Пожалуйста, будь здесь. Пожалуйста, будь в порядке. Пожалуйста, не лежи на другой стороне дороги.

Теплые слезы текли из моих глаз еще сильнее.

Неожиданно возникло чувство, что по всему телу в мою кожу вонзаются иголки и булавки. Я пытался закричать, чтобы мне помогли, но мои губы не двигались. О, боже, кажется, что боль просыпалась повсюду, будто монстр оживал в темноте под моей кроватью.

Пару минут я просто дышал; то, что я ощущал, как поверхность воды надо мной, все приближалось и приближалось. Я открыл глаза, щурясь от яркого света над головой.

— Выключи свет, Мередит, — услышал я слева.

Я снова открыл глаза, позволяю им привыкнуть к свету, и увидел, как на меня смотрит пожилая медсестра с короткими светлыми волосами.

Я приоткрыл губы.

— Мама, — пытался я сказать, но не произнес ни звука.

— Шшш, — сказала медсестра, — не пытайся разговаривать, дорогой. Ты попал в аварию. Ты в больнице, Арчер. Мы позаботимся о тебе, хорошо? Меня зовут Дженни, а это Мередит.