— Мне эта наука зачем. У тебя голова молодая — учись. Мне нужны столбы. Штук десять-двенадцать. Хочу подремонтировать забор — он весь уже лежит, подрубы заменить в сарайчике, где куры и индюшки.

— Где же я возьму эти столбы? — удивился Федор. — У меня нет. Были бы — не пожалел.

— Я же тебе говорила — где, — хозяйка показала рукой на окно. — Чтобы люди чего не говорили, ночью можно принести. Не бойся, денег на водку дам. Много вам не надо, все равно в магазин пойдут.

«Ну и старуха. Петуха зажарила. Купила».

— Извините, Марья Филипповна, но я не хозяин этих столбов. Они государственные.

— А я что — не государственная? — закричала старуха. — Мне не надо жить?

— Я так не говорил. Сельсовет помогает. Наконец, я скажу мастеру… — бубнил Федор, и было у него желание выскочить из дому, чтобы закончить этот разговор.

— Петуха ел? — прижала Розума бабка к стене. — Думаешь, мне ты такая кукла, что я буду даром жарить петуха?

— Столбы государственные, а не мои, — твердо сказал Федор. Шапку — на голову, на ходу схватил с гвоздя фуфайку и рванул в темноту.

4

В клубе гремела музыка. Зал был полон молодежи. Третьяк и Казакевич танцевали в центре круга. На Якове были голубые брюки. Иван танцевал в кирзовых, замазанных грязью сапогах. В углу сидели Макарчук и девушка с длинными льняными волосами. Он держал ее за руку, что-то говорил на ушко. Она смеялась, и волосы падали ей на глаза. Макарчук отбрасывал их ей назад.

Федор подошел к стульям, сел на последний за дедом, который спал, уткнувшись носом в отворот тулупа. Подбежал Яков.

— Выходи, покажем, на что способны монтажники.

— Нет…

— Чего ты такой кислый, будто не ужинал?

— Иди ты! — Федор злобно сверкнул глазами, и Яков, махнув рукой, побежал к Третьяку.

— А почему вы не танцуете? — услышал Федор. Он поднял голову. Около него стояла продавщица Татьяна. — Я жду, жду. Неужели обманул.

— Я ничего не обещал. — Федор краем глаза посмотрел на продавщицу. На ней красное платье с вышивкой, губы подкрашены. Черные волосы собраны в узелок. Федор почувствовал, как тесным стал воротник рубашки. В голове суматошные мысли: «Ребята увидят. Шуток будет мешок».

— Приглашаю тебя на танец, — сказала Татьяна и протянула ему руку.

— Я не умею, — почесал затылок Федор. — Да, может…

— Тут и уметь не надо. — Татьяна пошла впереди, а он за ней.

«Какая наглая девка, — думал Федор. — Как смола».

Однако приятно было, что с ним танцует красивая девушка. Она была и одета лучше других. Местные ребята что-то кричали Татьяне. Она отвечала им. Только Федор не слышал что. Он был будто в тумане от громкой музыки, топота, духоты. Яков подморгнул ему, засмеялся многозначительно и повел по кругу свою девушку.

— Хватит, — сказал Федор. — Я пошел.

— Я тоже иду. Сейчас лучше на свежем воздухе. Помоги мне одеться.

Татьяна набросила на себя пальто, черные волосы покрыла большим цветастым платком. Луна уже спряталась, и было темно, как в рождественские ночи, только не хватало звезд.

— Ай, падаю! — вскрикнула Татьяна и ухватилась за Федора. — Ты же хоть немножко поддерживай меня, а то еще ногу сломаю. Будешь отвечать. Такой большой, а меня, маленькую, не можешь защитить.

— От кого защищать-то?

— От ям. Ха-ха-ха, — смеялась Татьяна. — Федор, чем это у тебя голова забита?

— Чего шпильки подпускаешь? — сказал Федор. — Темно же, черт ногу сломает.

— Так сколько же тебе лет?

— Скоро девятнадцать.

— Ха-ха-ха! — вновь захохотала на всю улицу Татьяна. — Вот глупышка. Я же думала: тебе лет двадцать пять. Старая я для тебя.

— А тебе сколько?

— Двадцать три года уже.

— Молодая еще, — сказал Федор.

— Это молодая по арифметике. — В голосе Татьяны была такая грусть, что Федору стало жаль ее.

— Ты красивая и, видно, добрая, — сказал он.

— Тебе я понравилась? — Татьяна привстала на носочки, попробовала заглянуть Федору в глаза.

— Не знаю…

— Эх ты… — Она оттолкнула его от себя. — Я тебя с первого дня, когда ты зашел в магазин, приметила. Сильный ты… Женщин всегда влечет в мужчине сила. У тебя ее много. Скука какая-то у меня на душе…

— Если бы ноги едва волокла, то и скуки бы не было, — сказал Федор и подумал, что на работе не очень-то заскучаешь.

— При чем здесь это? Что, в магазине не работа? Хуже твоей? Нет, миленький, тут нужно, чтобы была светлая голова. Жизнь в нашей деревне неинтересная… Поехать куда-нибудь. Может, на север или на юг.

— А деньги?

— Это не проблема. Здесь я живу, — Татьяна показала на дом. — Посмотришь мои хоромы?

— Поздно уже. Спят, наверное, твои?

— У меня никого нет. Мать умерла, когда я была в городе, а батька женился и перешел к новой жене. Так что я хозяйка этого дворца.

Она поискала в кармане ключ и развела руками:

— Потеряла. Что теперь делать?

— Пробой вырвем, — предложил Федор.

— Нет, дверь поломаем. Кто мне отремонтирует?

— Не будешь же ты ночевать на улице?

— Зачем? — засмеялась Татьяна. — Подойди сюда. Нажми вверху.

Федор сделал, как она просила. Через окно влезли в сени.

— Темнота какая. Включи свет, — попросил Федор.

— Ни к чему он. И так увидим что надо. Помоги пальто снять. — Татьяна прижалась к Федору. Он отошел в сторону.

— Одень ее, раздень. Госпожа нашлась.

— Невоспитанный ты человек, Федор. Ничего, я научу тебя этикету.

Они сели на кровать, которая стояла около окна. Глаза привыкли к темноте, и Федор увидел телевизор, шкаф с книгами, ящик под столом. Было тихо, и он слышал, как дышит Татьяна, ровно и спокойно, будто тренированный бегун. Ему показалось, что в окно постучали. Тихий был стук. Федор приблизился к окну, но на дворе никого не увидел.

— Будто стучат? — сказал он.

— Тебе показалось, — прошептала Татьяна. — А может, пьяница какой пришел за водкой.

— Магазин закрыт же, — удивился Федор.

— Я иногда беру домой пару пляшек, так и бегут, как пчелы на мед.

— Наверное, нельзя дома торговать? — спросил Федор.

— Много чего нельзя, но делают. Какие у тебя волосы жесткие… — Она положила руку ему на голову, подвинулась ближе.

Федор никогда еще не был так близко с женщиной. Татьяна волновала его и пугала.

— Места мало тебе, — хрипло сказал он.

— Глупенький… — Она попробовала его поцеловать, но он отстранил ее. Татьяна тихо засмеялась.

— Вот это кавалер. Дитя! — Татьяна встала с кровати, заходила по комнате. — Знал бы ты, как трудно мне жить. Иногда лягу и до утра не сомкну глаз. Все думаю, думаю, почему я такая несчастная.

— Таня, мы с тобой впервые разговариваем. Зачем ты обо всем этом говоришь?

— Порой лучше незнакомому все рассказать, и он станет ближе, чем родственник. После школы я поехала в город к тетке… Она работала там в овощном. Торговала огурцами, помидорами, луком. В техникум я не прошла по конкурсу, стала помогать тетке. У меня каждый день были свои деньги, тетка давала пять-десять рублей. Недовесит второму-третьему пятьдесят граммов, а в конце дня кругленькая сумма. Скоро тетка привела мне жениха. Он работал на базе. Мы поженились. Да не удивляйся, я была замужем.

— Я не удивляюсь, — сказал Федор и вспомнил, как старший его брат женился на разведенке — было шуму дома.

— Через год тетку мою, Антонину Васильевну, и мужа моего посадили… Переживала сначала, а потом люди добрые посоветовали — оформила развод и стала вновь вольной птицей,

— Муж твой… что, в тюрьме? — осторожно спросил Федор.

— Вышел уже. Осенью приезжал за своим кольцом… Будто жила в городе, что-то видела, а подумать, то ничего не видела и как человек не жила. — Татьяна заплакала. Федор стал успокаивать ее, дал носовой платок вытереть глаза. Наверное, и в самом деле жаль ей было своих двадцати трех лет и что она, красивая и умная женщина, векует в деревне, будто горбатенькая Тэкля.