С полчаса поработал молотком Иван Александрович, старательно ремонтируя дверь в комнату, где жили его ребята, и его позвал Петрович, который что-то делал в другом конце коридора.
Взял мастер сигарету «Прима», пожал ее и прикурил от спички Петровича. Присели они на стульях, которые только что отремонтировал заведующий. Вообще-то не совсем так называлась его должность. Подписывая бумаги, Петрович всегда ставил большое звонкое название: заместитель директора по хозяйственной работе, а то и без последних слов. И даже визитную карточку напечатал в местной типографии, где черным по белому стояло — второй заместитель директора и фамилия. У Петровича было много друзей, с помощью которых он мог решить самый сложный вопрос.
— Совещание будет завтра во второй половине дня. Директор был очень злой, но я слово забросил, так будто успокоился. Ты же не виноват, что этот дурак ранил себе глаз. Как говорят люди, захочет свинья — грязь найдет. Так и тут.
— Неприятно все это.
— Конечно. Я как услышал, так сразу подумал: хорошим людям не везет. Бывший мичман, свой парень, как его не пожалеть. Сильно не переживай. Я уже прикинул, кто против тебя выступит. О директоре не могу ничего сказать. А вот замполит покритикует, и все с анализом, выводами, да так, что жить не захочешь, но в конце пожалеет. Фантомас — человек умный, рассудительный, бояться его не надо. Ну и так далее. Ты всех знаешь не хуже меня. Посоветую только сдерживать себя, не горячиться. Все слушай, возможно, соглашайся, хочешь же, наверное, и дальше работать в училище?
— Хочу.
— Так вот. Пусть покричат. А мне главное, да и тебе тоже — работа. Я уважаю человека не за то, что он красиво говорит, а за то, что красиво работает. Сказал — сделаю. Все! Хоть в колодец прыгай, но выполни. Нас так с тобой учили в армии и на флоте: до конца выполнять свои обязанности. Мне с неделю назад директор сказал, что нужны терморегуляторы для новой мастерской. Ответил: есть — и через левое плечо — пошел искать. Туда-сюда. Что, думаешь, все просто? Но нашел. Без работы мы кто: козявки и даже хуже. Вот что. Приказала мне жена, чтобы тебя в гости пригласил…
— Спасибо, но неудобно… — засмущался Иван Александрович.
— Ничего. Посмотришь, как живу. Посидим, вспомним службу… Пишут твои ребята с корабля?
— Пишут, — сказал Иван Александрович. Вчера как раз получил он письмо от командира после полугодового перерыва. Сообщил Пастухов, что были они в далеком океанском походе и бывший ученик Ивана Александровича мичман Козаков отмечен командующим флотом за умелые действия, а сам он уже капитан первого ранга. И если все же есть желание вернуться, то пусть напишет. На корабль ему нельзя, потому что не совсем здоров, но люди нужны и на берегу, воспитывать молодых матросов.
— Я получал письма от друга долго, пока он не умер, — с горечью сказал Петрович.
Он будто постарел на глазах, и стало хорошо видно, что волосы подкрашены на висках и что заместителю директора уже под шестьдесят.
9
Собрались в малом лекционном зале. Места в президиуме заняло руководство. Взгляд Ивана Александровича задержался на Елизавете Васильевне, секретаре партбюро. На ней было голубое платье, шею украшали бусы. От света, который падал с окна, лицо женщины порозовело, и можно было дать ей не более тридцати пяти лет. Когда зал притих, Елизавета Васильевна встала за столом.
— Слово имеет Аполлинар Константинович, — сказала она. — По поручению партбюро он побывал на участке, где работают учащиеся.
— Уважаемые товарищи! — начал Аполлинар Константинович. — Мне поручили очень ответственную роль, и как я с нею справился, судите сами. Я не мог, конечно, объехать все управления, где работают наши учащиеся, но кое-где был, кое-что видел. Недостатки есть, и немалые…
Иван Александрович слушал внимательно, но старик залез в философию, цитировал Сухомлинского и Ушинского. И мастеру стало скучно. Ему вдруг показалось, будто колесо времени повернуло назад. И он, маленький худенький мальчик, сидит почти на таком же совещании, и взгляды всех сочувственно направлены на него, «фабзайца» первого года обучения. Тогда, после войны, нужно было множество рабочих рук, и по деревням агитировали молодежь ехать в город, в ФЗО. Иван не заставил себя долго уговаривать, только его два дня держала в кладовке мать, пока он не убежал через дырку в крыше.
Сначала все было интересно, и жизнь шла неплохо. Неожиданно под вечер остановили его два молодца в такой же, как и у него, фабзайской одежде. В кармане лежала булка — никак не мог выбрать время, чтобы перекусить. Ребята эту булку забрали, а он молчал, от страха даже ослабли ноги. Однако никому Иван не рассказал об этом. Через неделю, когда у него было пять рублей, которые он заработал на железнодорожной станции, вновь встретил своих врагов. Может, Иван Александрович был на службе такой безжалостный к матросам, которые обижали младших товарищей, потому, что долго не мог забыть те встречи.
Ночью он мечтал стать силачом, вырасти под два метра, тогда не страшно было бы на улице даже ночью. Тайком под одеялом Иван плакал и жалел, что не послушал мать. Хорошо в деревне, кругом знакомые, родные лица, если и пустишь юшку Янке или Мишке, то через день все забудется.
После занятий весной Иван решил сбежать из училища: подготовился уже, но как-то узнали о его беде, потому что еще нескольких «фабзайцев» терроризировали те хулиганы. Тогда обсуждали происшествие на совещании — и сейчас говорят. И главное действующее лицо — он…
Он не вырос под два метра, хоть и стал сильным мужчиной, а на душе было так же неспокойно, как и у того маленького мальчика.
— Я по себе считаю, что к учащемуся надо искать подход. Некоторый педагогический опыт открыл мне глаза на истину. Может быть, кому-то покажется смешным, что только теперь ясно ощутил это. — Аполлинар Константинович снял очки, неторопливо носовым платком вытер их. — Я был у Ивана Александровича в группе. Точнее, с ним четверть ее. Однако какие выводы я сделал? Мастер, бывший моряк, и там на месте делает свое дело… так, как надлежит быть. Учащийся Криц, с которым произошел этот случай, и ранее не вызывал у меня уважения…
Они с Аполлинаром Константиновичем были в больнице и видели Крица, который весело блеснул им незабинтованным глазом. Два часа ждали, чтобы увидеть врача, и когда тот, спеша в операционную, на ходу бросил им: «Ничего с ним не сделается», у Ивана Александровича отлегло от сердца. Навестил он и мать Крица, успокоил ее и даже переночевал в доме, потому что опоздал на последний автобус, который шел в город.
— Видишь, все идет нормально, — зашептал на ухо Петрович.
Но опять тревожно стало на душе, когда вспомнил группу.
Успокаивало только, что там Федор Розум. Не мог подвести этот парень, да и прошло всего три дня. Очень короткий срок, чтобы что-то серьезное произошло, но и достаточный, ведь там молодые ребята — ветер еще в головах.
— И все же мастера надо наказать, чтобы это стало уроком для других, — встала с места Елизавета Васильевна. — Кто еще хочет выступить?
— Можно мне? — попросил Иван Александрович, хотя раньше не собирался выступать.
В зале было душно, и он расстегнул рубашку, поставил ближе к себе стакан с водой.
— Мне тяжело, что этот неприятный случай был с моим учащимся. Три года я работаю здесь и кое-что, как говорил Аполлинар Константинович, изучил. Прежде я занимался молодыми матросами и думал, что трудно воспитывать из них зрелых воинов. Теперь понял, что ошибался. Но такая наша работа, и я горжусь ею. Если заслуживаю наказания, на это воля начальства.
— Почему занимались не своим делом? — крикнул кто-то из зала.
У Ивана Александровича потемнело лицо, и он глухо сказал:
— А вы будете делать электропроводку в доме, который загорится? Ребята помогали местным жителям победить стихию, и это, я уверен, самый лучший урок воспитания.
— Скажите, пожалуйста, Иван Александрович, — директор взмахнул карандашом. — Почему о происшествии вы информировали сначала начальника управления, а не меня?
