– Я искреннее рада этому, – кивнула Жанна. – Идемте же ко мне в дом, господа, я непременно хочу угостить вас вином! Чтобы ваша почтенная бабушка, когда вы напишите ей письмо, не сказала, что Дева Жанна – негостеприимная хозяйка!
Она провела двух знатных юношей в отведенные для нее комнаты, хлопнула в ладоши. Паж де Кут разлил по кубкам вино.
– Недалек тот день, мои благородные юноши, когда мы будем пить с вами вино в Париже!
Ее порыв вдохновил молодых людей – теперь они знали точно, что так оно и будет!
Жанна выезжала в Раморантен, а далее в Орлеан раньше Алансона – ее отряды уже были готовы. Братья де Лаваль должны были ехать с герцогом. Но они пришли попрощаться со своей героиней. Они увидели ее выходящей из дома – в ее сверкающих латах, с непокрытой головой, с боевым топором, что не так давно подарил ей Ковальон. На рукояти этого топора Жанна попросила выгравировать свой инициал – букву «J» и корону сверху. За Жанной следовал де Кут, держа в руках свернутое знамя Девы.
Жанна подошла к своему вороному коню, подаренному ей герцогом Лотарингским, но конь сердито захрапел, попятился, встал на дыбы. Его повело в сторону – он тряс головой, храпел и не унимался.
– Что в тебя вселилось?! – гневно выкрикнула Жанна. Она обернулась на слуг. – Подведите его к кресту!
Дом, который выбрала для себя Жанна, стоял рядом с сельской церковью, а у церкви был врыт в землю высокий крест. К нему и подвели норовистого коня Девы. И только конь оказался у креста, как неожиданно затих.
Жанна усмехнулась:
– Вот это дело!
Она прыгнула в седло и, прихватив узду, обернулась к нескольким священникам, стоявшим на пороге церкви:
– Святые отцы! Устройте шествие и помолитесь за наши души! – Дева пришпорила коня и, взмахнув топором в направлении дороги, крикнула своим приближенным: – Вперед!
И за воинственной Девой, составляя ее неизменную свиту, поскакали Жан д’Олон, братья Жак и Пьер д’Арки и паж де Кут, держа в руке свернутое белое знамя. Войско Жанны, которое возглавлял маршал де Буссак, чуть раньше уже двинулось в сторону Раморантена. Ги и Андре де Лавалям было очень обидно, что в этот день они не смогут составить Даме Жанне компанию. А как бы хотелось! В лагерь французской армии они отправлялись утром следующего дня с герцогом Алансонским, Орлеанским Бастардом и де Гокуром.
Но зато в день отъезда Жанны из Селль-ан-Берри бретонец Ги де Лаваль напишет любимой бабушке письмо о встрече с Девой, где будут такие строки: «Видеть и слышать ее – в этом есть что-то божественное!»[2]
12
Одиннадцатого июня семитысячная армия под предводительством герцога Алансонского вышла из Орлеана и направилась к Жаржо, опустошая предместья. Граф Суффолк вывел свои полки из города и дал сражение. Французы бились храбро и в конце концов оттеснили англичан обратно в крепость. Ночью капитаны решили основательно посовещаться, но Жанна помешала им.
– Хватит говорить о том, как победить англичан, – сказала она в разгар заседания. – Надо просто пойти и разбить их!
– Легко сказать – взять и разбить, – откликнулся Алансон. – Жаржо – добрая крепость.
– Это не Турель, – осторожно заметил Орлеанский Бастард.
– Для всего нужен свой час, – не желая слушать капитанов, продолжала Жанна. – Решающий час наступает, когда это угодно Богу. И мне ведом этот час. Мы будем действовать – и Господь нам поможет! – Она взглянула на Алансона. – Утром, едва рассветет, командуйте на штурм, милый герцог!
Если так говорила Жанна, значит, она имела на то веские причины. А кто мог поспорить с Господом Богом? Никто.
И все началось заново – артиллерия бомбила крепость, крепость отвечала тем же, солдаты забрасывали фашинами рвы и погибали под градом английских стрел, капитаны ревели, как дикие звери, отдавая распоряжения.
Тут и случилось то, о чем герцог Алансонский будет помнить всю свою жизнь. Он стоял у одного из орудий, когда к нему поспешно подошла Жанна и сказала:
– Отойдите в сторону, Алансон, здесь небезопасно.
Герцог послушал ее, а через пять минут ядро разорвалось на том пятачке, где он получил предостережение. Офицер де Люд, занявший его место, был убит наповал.
И вот уже французы взбирались по лестницам на стены Жаржо, дрались у бойниц, летели вниз. И новые силы бросались на штурм крепости. Первая атака была отбита, но такой большой кровью, что англичане поняли – они были на волоске от гибели. Пока французы готовились к новой атаке, с крепостной стены крикнули: «Послание французам от графа Суффолка!» И следом была выпущена стрела с письмом. Граф Суффолк сдержанно просил о трехдневном перемирии.
Кое-кто уже помышлял о передышке, но Жанна только усмехнулась:
– Этого времени как раз хватит для того, чтобы сюда подошел лорд Талбот. Нет уж! Господь вынес приговор англичанам, и теперь их жизни принадлежат нам, не сомневайтесь!
Ее уверенность подействовала на всех без исключения. Была в Деве та великая сила, что заставляет поэтов писать стихи, мореплавателей – садиться на корабли и плыть на край света, а влюбленных – совершать подвиги ради любимых.
Способность дарить вдохновение!
Вооруженная топором, Жанна была одной из первых, кто бросился в новую атаку на городские стены. Ее окружали верные рыцари, но уберечь от удара камнем, которые сбрасывали на головы осаждающих, не смогли. Камень ударил ее по голове, смяв шлем, и Жанна упала с лестницы – навзничь. Все, кто это видел, в смятении замерли. Но случилось еще одно маленькое чудо – не успел д’Олон и братья Жанны подбежать к ней, как она сама поднялась на ноги и, сорвав шлем, закричала:
– Друзья! Я жива, и никто не посмеет остановить нас! Вперед! Держитесь храбро, и Бог поразит англичан!
Неуязвимость Жанны только подхлестнула французов. Не было им преград ни в чем! Что такое – крепостная стена, если сам Господь повелел разрушить ее?
Лорд Суффолк решил скорее погибнуть, чем сдать Жаржо французам. И когда плотина была прорвана – одна из стен крепости сдалась, и французы хлынули внутрь, бой продолжался на всех улицах, за каждый дом.
Но удержать французов уже было нельзя: они захватывали квартал за кварталом и теснили англичан к воротам Жаржо, выходившим на Луару. С большим отрядом лорд Суффолк оказался на мосту и уже оборонялся там. Он сражался, как лев, сплотив вокруг себя лучших своих рыцарей, о которых разбилась не одна волна французских солдат, но и они таяли.
Суффолк хотел укрыться в маленькой крепости моста на том берегу Луары (выполнявшей ту же роль, что и Турель под Орлеаном), но не успел. Его рыцари были почти все перебиты, один из братьев, Александр, зарубленный мечом, пал еще в начале моста, второй, Джон Пуль, сражался с ним бок о бок. Да еще с пяток самых преданных и стойких рыцарей.
В этой схватке отличился Вильгельм Реньо, оруженосец, овернский дворянин. Он командовал отрядом, истреблявшим последних англичан у крепости моста. Когда Суффолк понял, что жить ему и его брату осталось не более пяти минут, а противник так разъярен и опьянен кровью, что никого не оставит в живых, он громовым голосом закричал:
– Остановитесь, французы! О том просит вас лорд Суффолк, командир англичан! Остановитесь же!
Не сразу, но окровавленные мечи застыли в руках бойцов с обеих сторон. Все тяжело дышали, ноги скользили в крови убитых товарищей и врагов. Угадать командира французского отряда было несложно, и лорд Суффолк обратился к нему:
– Как вас зовут, сударь?
– Вильгельм Реньо, – ответил тот.
– Вы дворянин?
– Да.
Молодой человек понимал, что англичанин будет просить пощады, но не ожидал, куда идет дело…
– Вы рыцарь?
– Я оруженосец, – ответил он.
– Подойдите ко мне, – сделав отмашку рукой, чтобы никто не двигался, сказал лорд Суффолк. Он не выпускал меча из рук.
Молодой дворянин подошел к именитому англичанину.
– Встаньте на одно колено, – повелительно сказал лорд Суффолк.