Крым, 1942 «Не раз видав, как умирали…» Не раз видав, как умирали В боях товарищи мои, Я утверждаю: не витали Над ними образы ничьи. На небе, средь дымов сраженья, Над полем смерти до сих пор Ни разу женского виденья Нежданно мой не встретил взор. И в миг кровавого тумана, Когда товарищ умирал, Воздушною рукою раны Ему никто не врачевал. Когда он с жизнью расставался, Кругом него был воздух пуст, И образ нежный не касался Губами холодевших уст. И если даже с тайной силой Вдали, в предчувствиях, в тоске Она в тот миг шептала: «Милый» — На скорбном женском языке, Он не увидел это слово На милых дрогнувших губах, Все было дымно и багрово В последний миг в его глазах. ………………. Со мной прощаясь на рассвете Перед отъездом, раз и два Ты повтори мне все на свете Неповторимые слова. Я навсегда возьму с собою Звук слов твоих, вкус губ твоих. Пускай не лгут. На поле боя Ничто мне не напомнит их. 1943 Далекому другу И этот год ты встретишь без меня. Когда б понять ты до конца сумела, Когда бы знала ты, как я люблю тебя, Ко мне бы ты на крыльях долетела. Отныне были б мы вдвоем везде, Метель твоим бы голосом мне пела, И отраженьем в ледяной воде Твое лицо бы на меня смотрело. Когда бы знала ты, как я тебя люблю, Ты б надо мной всю ночь, до пробужденья, Стояла тут, в землянке, где я сплю, Одну себя пуская в сновиденья. Когда б одною силою любви Мог наши души поселить я рядом, Твоей душе сказать: приди, живи, Бесплотна будь, будь недоступна взглядам, Но ни на шаг не покидай меня, Лишь мне понятным будь напоминаньем: В костре — неясным трепетом огня, В метели — снега голубым порханьем. Незримая, смотри, как я пишу Листки своих ночных нелепых писем, Как я слова беспомощно ищу, Как нестерпимо я от них зависим. Я здесь ни с кем тоской делиться не хочу, Свое ты редко здесь услышишь имя. Но если я молчу — я о тебе молчу, И воздух населен весь лицами твоими. Они кругом меня, куда ни кинусь я, Все ты в мои глаза глядишь неутомимо. Да, ты бы поняла, как я люблю тебя, Когда б хоть день со мной тут прожила незримо. ………………… Но ты и этот год встречаешь без меня… 1943
«Первый снег в окно твоей квартиры…» Первый снег в окно твоей квартиры Заглянул несмело, как ребенок, А у нас лимоны по две лиры, Красный перец на стенах беленых. Мы живем на вилле ди Веллина, Трое русских, три недавних друга. По ночам стучатся апельсины В наши окна, если ветер с юга. На березы вовсе не похожи — Кактусы под окнами маячат, И, как все кругом, чужая тоже, Женщина по-итальянски плачет. Пароходы грустно, по-собачьи Лают, сидя на цепи у порта. Продают на улицах рыбачки Осьминога и морского черта. Юбки матерей не отпуская, Бродят черные, как галки, дети… Никогда не думал, что такая Может быть тоска на белом свете. Бари, 1944 Три дня живу в пустом немецком доме Три дня живу в пустом немецком доме, Пишу статью, как будто воз везу, И нету никого со мною, кроме Моей тоски да музыки внизу. Идут дожди. Затишье. Где-то там Раз в день лениво вспыхнет канонада. Шофер за мною ходит по пятам: — Машина не нужна? — Пока не надо. Шофер скучает тоже. Там, внизу, Он на рояль накладывает руки И выжимает каждый день слезу Одной и той же песенкой — разлуки. Он предлагал, по дружбе, — перестать: — Раз грусть берет, так в пол бы постучали…— Но эта песня мне сейчас под стать Своей жестокой простотой печали. Уж, видно, так родились мы на свет, Берет за сердце самое простое. Для человека — университет В минуты эти ничего не стоит. Он слушает расстроенный рояль И пение попутчика-солдата. Ему себя до слез, ужасно жаль. И кажется, что счастлив был когда-то. И кажется ему, что он умрет, Что все, как в песне, непременно будет, И пуля прямо в сердце попадет, И верная жена его забудет. Нет, я не попрошу здесь: «Замолчи!» Здесь власть твоя. Услышь из страшной дали И там сама тихонько постучи, Чтоб здесь играть мне песню перестали. 1945 Корреспондентская застольная От Москвы до Бреста Нет такого места, Где бы ни скитались мы в пыли, С «лейкой» и с блокнотом, А то и пулеметом Сквозь огонь и стужу мы прошли. Без глотка, товарищ, Песню не заваришь, Так давай по маленькой хлебнем! Выпьем за писавших, Выпьем за снимавших, Выпьем за шагавших под огнем. Есть, чтоб выпить, повод — За военный провод, За У-2, за «эмку», за успех… Как пешком шагали, Как плечом толкали, Как мы поспевали раньше всех. От ветров и водки Хрипли наши глотки, Но мы скажем тем, Кто упрекнет: — С наше покочуйте, С наше поночуйте, С наше повоюйте хоть бы год. Там, где мы бывали, Нам танков не давали, Репортер погибнет — не беда. Но на «эмке» драной И с одним наганом Мы первыми въезжали в города. Помянуть нам впору Мертвых репортеров. Стал могилой Киев им И Крым. Хоть они порою Были и герои, Не поставят памятника им. Так выпьем за победу, За свою газету, А не доживем, мой дорогой, Кто-нибудь услышит, Снимет и напишет, Кто-нибудь помянет нас с тобой. |