- Я остановился временно в Шертон-Аббас и хожу сюда пешком; не хочу нанимать до Хинтока двуколку, чтобы не было пересудов, - я ведь еще не прощен. Так уж пусть лучше никто не знает, что я езжу сюда. А сегодня, любимая (я ведь могу так называть тебя), я приехал затем, чтобы просить об одной милости: позволь мне видеть тебя чаще; ведь скоро весна.
Грейс, неожиданно для Фитцпирса, весьма спокойно отнеслась к его дерзкой просьбе, но, ничего не ответив на нее, продолжала свою мысль:
- Я бы хотела, чтобы ты весь отдался своему делу и бросил те странные опыты, которые так отвлекают тебя. Я уверена, что, как врач, ты очень скоро достигнешь успеха.
- Представь себе, что и я решил то же. И хотел даже просить тебя сжечь или, во всяком случае, отдать кому-нибудь всю мою метафизику: знаешь, те книги, что лежат в шкафах на твоей половине. Вообще-то говоря, я никогда не питал особого пристрастия к туманному философствованию.
- Мне очень приятно это слышать. А что делать со старинными пьесами? От них-то какая врачу польза?
- Абсолютно никакой! - рассмеялся Фитцпирс. - Вели отвезти их в Шертон и продать, сколько бы за них ни дали.
- А ужасные старофранцузские романы, с этими чудовищными "filz" и "ung" и "ilz", "mary" и "ma foy"?
- Уж не читала ли ты их, Грейс?
- Конечно, нет! Я просто перелистала один или два.
- Как только вернешься сегодня домой, разложи большой огонь в камине и сожги эту дрянь. Я сам хотел их сжечь. Не понимаю, что на меня нашло, когда я вздумал собирать их. Зато теперь в моем доме одни только медицинские справочники. Видишь, я становлюсь деловым человеком. Думаю, что скоро смогу порадовать тебя: у меня есть на примете хорошее место. Скажи, Грейс, ты могла бы вернуться ко мне?
- Прошу тебя, не заставляй меня решать такой важный вопрос сейчас, ответила Грейс с твердостью. - Ты сказал, что собираешься начать новую жизнь, приносящую людям пользу. И я бы хотела увидеть, как это получится. Вот тогда и спрашивай меня, о чем хочешь. Но вообще-то я не смогу переехать к тебе.
- Почему?
Грейс ненадолго задумалась.
- Мы с Марти ходим на могилу Джайлса. Он для меня как святой. Мы поклялись с ней до конца жизни ходить на его могилу. И я сдержу клятву.
- Но я не буду тебе мешать. Я понимаю, так должно быть. И я вовсе не хочу, чтобы ты изменила данному слову. Уинтерборн был всегда симпатичен мне, как никто другой. Я буду провожать тебя туда, ты пойдешь на могилу, а я останусь за оградой, выкурю сигару...
- Ты все еще куришь?
- М-м-да... то есть... нет... я, видишь ли, сколько раз хотел бросить, но...
Необыкновенное послушание и мягкость Фитцпирса начали было примирять Грейс с ним, но курение табака опять вызвало возмущение. И она вдруг сквозь пелену слез, незримых Фитцпирсу, увидела тень несчастного Уинтерборна.
- Я не люблю, - почти резко сказала она, - не люблю, когда так легкомысленно говорят об этом. Если уж быть откровенной до конца, то я и сейчас думаю о нем, как о своем суженом. И я ничего не могу поделать с собой. Так что, видишь, невозможно, чтобы я вернулась к тебе.
Сердце у Фитцпирса упало.
- Ты говоришь, что думаешь о нем, как о своем суженом? А кто же и когда вас помолвил? - не без некоторого ехидства спросил он.
- Когда? А вот когда тебя здесь не было.
- Как же это могло быть?
Грейс могла бы умолчать о летней дружбе с Уинтерборном; но ее природное прямодушие взяло верх.
- Очень просто. Я тогда думала, что закон может сделать меня свободной. Я хотела стать женой Джайлса и подала ему надежду.
Фитцпирс сморщился, как от боли; но искренность, как известно, всегда похвальна. И он не переставал восхищаться своей Грейс, чувствуя, однако, что рассказ поразил его в самое сердце. Значит, она пыталась навсегда порвать с ним, хотела, чтобы его место занял другой. А ведь было время, когда подобное известие он принял бы чуть не с радостью. Но теперь любовь его к Грейс была столь велика, что ему нестерпимо было слушать подобные речи, хотя он и знал, что объект ее благоговейного чувства давно уже покинул эту юдоль скорби.
- Жестоко так говорить! - сказал он с горькой усмешкой. - О Грейс, я вижу теперь, что я никогда не знал тебя! Неужели ты пыталась разорвать узы, связующие нас! Но скажи, - впрочем, думаю, можно и не спрашивать, - неужели нет никакой надежды, что в твоем сердце снова затеплится хотя бы искорка любви ко мне?
- Если бы это зависело от меня, то я бы, так и быть, сделала тебе такое одолжение... но боюсь, это от меня не зависит, - ответила Грейс несколько печальным тоном, что было, по меньшей мере, нелогично. - Кроме того, я не понимаю, почему ты так вдруг расстроился? Что тут такого, если у меня в жизни будет, кроме тебя, еще один возлюбленный? Ты-то любил вон сколько женщин!
- Но зато сейчас я могу, положа руку на сердце, сказать, что люблю тебя больше их всех, вместе взятых. Чего ты сказать не можешь.
- Мне очень жаль, но, боюсь, действительно не могу, - вздохнула Грейс.
- А сможешь ли когда-нибудь, Грейс? Вот что для меня сейчас самое важное. - Он внимательно посмотрел ей в лицо, уже смутно белеющее в сумерках, точно читал в нем приговор себе. - Ну, сжалься надо мной, скажи хоть, что постараешься.
- Снова полюбить тебя?
- Да, если сможешь.
- Я не знаю, что ответить тебе, - растерянно проговорила Грейс. И она в самом деле не знала. - А ты обещаешь мне, что не будешь требовать, чтобы я виделась с тобой?
- Обещаю. Впрочем, я ведь тебе уже обещал. Или я в чем-нибудь невольно провинился перед тобой и ты усомнилась в моих добрых намерениях?
Грейс должна была признать, что Фитцпирс ни в чем перед ней не провинился.
- Тогда я думаю, что сердцу твоему пора вернуться домой. Слишком уж оно загостилось в подземном царстве, - печально пошутил Фитцпирс.
Грейс едва заметно покачала головой.
- Я постараюсь думать о тебе чаще, - тихо произнесла она. - Если смогу.
Фитцпирс вынужден был пока довольствоваться этим.
- Когда мы опять встретимся? - спросил он.
- Как было условлено, через две недели.
- Ладно, пусть через две.
- По крайней мере, на этот раз. А как будет впредь, скажу тебе, когда встретимся.
- Хорошо, хорошо. Но я все-таки буду приходить сюда чаще, чтобы взглянуть на твое окно.
- Это уж как хочешь. До свидания.
- Прибавь "мой Эдрид".
Грейс, казалось, была готова выговорить эти слова, но передумала и, воскликнув: "Нет, нет, не могу", - скользнула в кусты живой изгороди и исчезла из вида.
Фитцпирс не преувеличивал, когда говорил, что усадьба Мелбери как магнит притягивает его. Но заставить Грейс капитулировать ему все не удавалось; они по-прежнему встречались через две недели, - так того требовала Грейс,хотя в назначенный срок она появлялась неукоснительно. Весна давно уже трудилась в лесу и садах, а встречи Фитцпирса с Грейс, хотя число их увеличилось, почти ничем не отличались от первого свидания.
Усадьба Тенгсов - небольшой сад с домом, в котором жили отец с сыном и его молодая жена, - примыкала сбоку к усадьбе лесоторговца; окончив работу у Мелбери, Тим в сумерки часто уходил в небольшую беседку в дальнем углу сада, где любил выкурить вечернюю трубку; и он не раз видел на тропе за живой изгородью Фитцпирса, который шел обычно не спеша, задумавшись, время от времени бросая пристальные взгляды в сторону сада, мимо которого проходил; ибо Фитцпирс вовсе не торопился покинуть место, ставшее для него таким притягательным, и все ходил и ходил туда и обратно, надеясь увидать ту, которую так страстно мечтал прижать к груди.
Мало-помалу Тим стал задумываться над этими частыми появлениями Фитцпирса в вечерний час на задах его усадьбы. Он, в простоте душевной, не мог представить себе, что сердце Фитцпирса вновь загорелось любовью к Грейс: та утонченность чувств, которая видит глубочайшее, почти эстетическое наслаждение в страстном поклонении женщине, когда-то брошенной, была для молодого дровосека чистым абсурдом. Мистер Фитцпирс и его жена давно расстались, и, конечно, никакой любви между ними быть не могло. Другое дело его Сьюк. После той памятной встречи в день свадьбы, уступив его настойчивости, она с раскаянием призналась ему в своих прошлых грехах. Теперь же, сопоставив это признание с необъяснимым появлением Фитцпирса в Хинтоке, Тим пришел к выводу, что Фитцпирс приезжает сюда не иначе как для свиданий со Сьюк, перебравшейся под крышу супруга. Тим утешал себя только тем, что пароход, который увезет их в Новую Зеландию, отплывает через месяц; и уж тогда Сьюк никогда в жизни больше не увидит Фитцпирса.