Саша перемахнул через забор. Собаки во дворе не было, иначе учуяла бы давно, голос подала.

Дверь в избу была закрыта, но открыты окна. А для него что дверь, что окно – все едино.

Саша подобрался к окну, прислушался. Слышалось дыхание спящего человека – ровное, спокойное. Сколько их там? И немцы ли это? Может, немцы в другой комнате? Хотя сомнительно это, не будут немцы ночевать в одной избе с недочеловеками.

Саша поднялся и заглянул в окно. Глаза его уже адаптировались к темноте. Взору его предстала кровать со спящим на ней молодым парнем. Рядом стоял стул с аккуратно уложенной формой. Точно, немец!

Медленно, стараясь не шуметь, Саша поднял ногу на завалинку и вытащил нож. Взяв его в руку, он встал коленями на подоконник и уже с него рухнул на немца. Одной рукой он зажал ему рот, а второй дважды ударил ножом. В первый раз получилось неудачно – в живот, а второй раз – уже в сердце. Немец задергался и затих.

Саша вытер нож о его майку – лезвие и рукоять были мокрые и скользкие от крови – и направился к дверному проему другой комнаты. Проем – по деревенской традиции – имел не дверь, а ситцевую занавеску.

Ножом Саша отодвинул край занавески.

На кровати – широкой, хозяйской, о двух перинах – дрых пузатый немец. На стуле рядом – форма, погончики серебром отливают и квадратики на них. На столе – фуражка с высокой тульей. Никак офицер. Вот только в званиях немецких Саша не разбирался. Он советские недавно освоил, все эти шпалы да кубари на петлицах, причем не соответствующие друг другу в разных родах войск – просто головоломка. Например, сержант госбезопасности соответствовал армейскому лейтенанту, а старший политрук – воентехнику третьего ранга. Надо бы изучить немецкие знаки отличия. «Вот только учителя нет», – усмехнулся про себя Саша.

Сладко спал немец, уверенный, что часовой охраняет его сон, и из угла рта его слюнка стекала.

Саша почему-то сразу его возненавидел. Понятно – враг, но вот в первой комнате он убил немца без всякой ненависти. Тот был просто врагом, которого следовало уничтожить.

Саша подошел к немцу и кольнул его в жирное пузо кончиком ножа.

– Эй!

Немец проснулся, открыл глаза, не понимая, кто осмелился прервать его отдых. Саша резанул его по шее – по сонным артериям, по трахее. Немец захрипел, исходя кровью. Конечно, он умрет через несколько секунд, но пусть хоть немного помучается перед смертью.

Гитлеровец еще сипел и дергался в кровати, а Саша уже искал его оружие. Пистолет лежал в кобуре – под формой, на стуле. Сразу видно – не фронтовик, тыловая крыса, поскольку пистолетик маленький – прямо хлопушка. «Браунинг» калибра 6,35 мм, и больше для дамской сумочки подходит, чем для армейского офицера.

Саша сунул пистолет и запасную обойму к нему в карман брюк. Глядишь – пригодится на крайний случай, как оружие выживания.

Он вернулся в первую комнату. Автомат убитого висел на спинке кровати, рядом, на ремне – подсумок с запасными магазинами. Вот это уже то что надо! Не за пистолетиком же он сюда лез.

Рядом с кроватью стоял солдатский ранец. Не церемонясь, Саша открыл его и вывалил содержимое на пол. Индивидуальный перевязочный пакет он сразу вернул в ранец, как и несколько банок консервов. А ведь и у офицера, убитого им, тоже должен быть багаж какой-то.

Чертыхнувшись, Саша вернулся назад. Осмотрелся. Вроде нигде ранца или чемодана не видно. То, что у солдат ранцы есть, он знал, но в чем офицеры личные вещи носят? В чемоданах? Он уже собрался уходить из комнаты и вообще из избы, но в последний момент решил заглянуть под кровать. Там что-то темнело.

Саша протянул руку и нащупал нечто кожаное. Ухватившись, он вытащил саквояж. Немного повозился с никелированными замочками, но открыл. Вытащил папку с документами, пролистал. Ничегошеньки не понятно! Немецкого он не знал, ну если только несколько слов – вроде «Хальт!» или «Хенде хох!». Говорила мама в свое время: «Учи языки, Сашенька!» Так ведь не послушал. И карты нет – а как пригодилась бы… Зато обнаружилась фляжка граммов на триста. Не открывая, Саша сунул ее в карман – после разберется. Были и личные вещи – вроде портмоне и бритвенного прибора. А вот носки взял – хоть свои, пропотевшие, поменяет.

Он выбрался через окно и перебежками, пригнувшись, побежал в лес. Отбежал немного, а на востоке небо уже начало светлеть. Устал он что-то – день не спал, ночь в заботах провел…

Саша устроился под кустом, свернулся калачиком и отрубился. Но спал, как всегда, чутко. Это его и спасло.

По ощущениям, проспал он часа три. Солнце уже встало, было светло, вовсю пели птицы. А разбудила его сорока – трещала не умолкая.

Саша сел, осмотрелся. Вдали, за стволами деревьев, мелькали серые мундиры немцев. Облава! И виновник, скорее всего, он. Утром немцы обнаружили убитых и решили прочесать местность. Слава богу, не было слышно собачьего лая – немцы просто рассыпались по лесу цепью.

Саша набросил на плечи лямки немецкого ранца и, пригибаясь, побежал в глубь леса. Отбежав таким образом сотню метров, он побежал уже не таясь, в полный рост. Шумел, конечно, но возможности бежать тихо не было.

Немцы изредка постреливали – в скопление кустов, по небольшим, заросшим травой оврагам. Да, разворошил он осиное гнездо. Интересно, кем был убитый им боров? Или особо важные документы на фронт вез? Теперь уже не узнать. Надо бежать подальше в глубь леса. Нечего было и думать принимать в одиночку бой со взводом автоматчиков – именно столько помещалось в кузове грузовика.

Впереди послышалось странное пыхтение. Похоже – паровоз, причем пыхтит тяжело, вроде на подъем тяжелый состав тянет.

Саша пробежал еще метров триста и оказался на просеке. Перед ним была невысокая насыпь, по которой медленно катил грузовой состав. Впереди шел подъем, на платформах виднелась разбитая немецкая военная техника. «На ремонт в Германию везут, – подумал Саша. – Так чего я стою? Вот он, счастливый случай! Не пассажирский экспресс, но все лучше ехать на нем, чем убегать от солдатни!»

Саша бросился на насыпь. Перед ним проплывал последний вагон с тормозной площадкой. Благо скорость была невелика, только бежать по щебенке и шпалам было неудобно.

Саша на ходу снял лямки ранца, забросил его на площадку и уцепился рукой за скобу. Сил подтянуться не хватало. Ну – сейчас или никогда! Он подпрыгнул, ухватился за скобу второй рукой, подтянулся. Носки сапог тащились по щебню.

Саша напрягся, подтянул тело, коленом оперся на подножку. Так и ехал несколько минут, переводя дыхание. По лицу обильно струился пот, спина была мокрой.

Немного отдышавшись, он животом заполз на площадку и встал на колени. Повернув голову, увидел, как из леса на просеку, к железной дороге выбегают солдаты. Вовремя поезд подвернулся! Если бы не он – пришлось бы бой принимать, и, скорее всего, последний. Нет, поживем еще, повоюем!

Саша уселся на откидную деревянную скамейку. Поезд уже взобрался на подъем, покатил быстрее. Интересно, далеко ли до станции? И тут же неожиданно обожгла мысль: а вдруг немцы со станцией по рации связались? Ведь заметили его небось? И на станции его может ждать горячий прием в виде автоматчиков.

Саша встал на подножку и, держась рукой за скобу, посмотрел вперед. Далеко впереди вагоны поезда начали заходить в пологий поворот. Показались крыши зданий. Станция! Прыгать или лечь на пол площадки? Если поезд пройдет станцию с ходу, то это будет просто отлично. А если остановится? Паровозу периодически нужны вода и уголь для движения.

По скобам, ведущим на крышу, Саша взобрался по стенке вагона. Когда голова его поднялась над крышей, он с облегчением увидел на входном семафоре две поднятые перекладины. Поезд следовал без остановки!

Он слез на площадку и улегся на пол. На всякий случай снял автомат с предохранителя. Но поезд шел ходко. Станция была маленькой, и поезд проскочил ее быстро.

Фу! Саша перевел дух. Можно проехать еще немного. Но перед следующей станцией надо прыгать. У паровоза запасов воды километров на сто хватает. Расстояния между станциями – по двадцать-тридцать километров. Одну станцию уже проехали без остановки, так что на следующей остановка более чем вероятна: состав с техникой весит много, расход воды и угля большой.