– А вы зовите меня комиссар, ибо так нам диктует ее величество Инструкция. Как добрались? Вижу, бежали ко мне сломя голову́?

– Моя голова в порядке, – заверила я его, хоть это и было не вполне правдой. Голова болела зверски. А ведь мне предстояло отвечать на вопросы, ответов на которые у меня не было. – Мама сказала, вы нашли вещи Сережи? А где же он сам?

– Этот вопрос меня и мучает, многоуважаемая Да́ша. – Комиссар сделал ударение на первый слог, и я вздрогнула. Если он знает, как правильно произносится мое имя, то, вероятно, ему известно про меня и многое другое.

– Прямо-таки мучает? – усмехнулась я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

– Ваша мама сказала, что Сережа вас очень любил, – сообщил комиссар.

– Она действительно так сказала? – удивилась я.

– Почему вам кажется это странным?

– Мама Сережу едва знала, почти не замечала его существования, и уж точно не одобряла наших отношений. Странно, что она так сказала. Возможно, это из какой-то роли, – бросила я, даже не пытаясь скрыть раздражения.

– Кажется, вы не в самых лучших отношениях с матерью?

– С чего вы взяли? – Я знала, что мои слова прозвучат несколько агрессивно, но не смогла сдержаться.

– Ни с чего. Так, предположение – ложное, как я вижу.

– У нас с ней хорошие отношения, но вы не должны забывать, моя мама – актриса, и иногда то, что она произносит, может оказаться отрывком из сценария. Порой мне кажется, что мама давно потерялась среди кучи созданных ею персонажей. Она и на меня смотрит по-разному – в зависимости от того, в каком проекте на данный момент участвует.

– Тогда, вероятно, сейчас она снимается в триллере, – многозначительно сказал комиссар. – Только вот некоторые вещи, сказанные ею, все же подтверждаются.

– Видеозапись? – догадалась я, бледнея. Я так надеялась, что этой записи не существует, и пришла сюда, в полицейский участок, чтобы убедиться в том, что ее нет.

Комиссар не ответил на мой вопрос, только посмотрел на меня пронизывающим насквозь взглядом.

– Знаете, что показалось мне забавным? – внимательно глядя на меня, спросил Трену. – Она не сказала, что вы тоже его любили. Какое уж там «очень».

– Мы прожили вместе два года. Разве это ничего не значит?

– Тогда скажите сами, вы любили месье Сережа? – Он произнес «месье Сережа», старательно выговаривая имя.

– Я молчала долго, дольше, чем это было уместно. В конце концов, это был простой вопрос, ответить на который не составляло труда. Но думала я о другом – о том, кого действительно любила. Плохи мои дела.

– Нет, не любила, – покачала я головой, стараясь быть искренней. – Думала, что любила, но оказалось – это не так.

– Париж порой открывает людям глаза на такие вещи, не правда ли?

– Я не любила его, но он все равно был мне очень близким человеком.

– Почему вы говорите о нем в прошедшем времени? – спросил вдруг комиссар, и я вздрогнула.

– Я не знаю. Вы сами спросили меня, любила ли я его, разве нет?

– И вас это не удивило?

– Нет.

– Вас не так легко выбить из колеи, – улыбнулся комиссар.

– А вы пытаетесь это сделать? Зачем?

– Давайте говорить начистоту. Мне ваш молодой человек – как кость поперек горла. – Комиссар Трену неожиданно сменил манеру, словно решил попробовать другую роль. Я даже растерялась от того, насколько разительной была перемена.

– Что вы имеете в виду?

– Видите ли, ваш месье Сережа пропал без вести, так? Он не умер, не убит, его тело не нашли где-нибудь в Сене.

– Господи, что вы такое говорите?! – прошептала я, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

– Это я к примеру, успокойтесь, мадемуазель Даша. Мы же в Париже, а тут с туристами постоянно случаются всякие происшествия. И мы привыкли к этому. Приходится расследовать, находить украденное, обнаруживать тела или их части, искать убийц. Однако пропавших без вести мы находим крайне редко. Понимаете, о чем я? Так что нам этот ваш Сережа совершенно ни к чему.

– Мне плевать, что вам «к чему», а что – нет! – воскликнула я. – Вы говорите о живом человеке. Ну и что с того, что я его не люблю? Это не значит, что он мне не дорог. И, если уж на то пошло, я требую, чтобы вы относились к нему соответствующе. Для меня он – не просто «какой-то там турист».

Только теперь я заметила, что двое других полицейских перестали стучать по клавишам и уставились на меня. Трену даже и не думал перебивать, напротив, он, кажется, сознательно спровоцировал меня и хотел посмотреть на мою реакцию.

– Простите меня, – бросил он. – Я не имел права…. Но мы тут, знаете ли, такого нагляделись… что поневоле очерствеешь.

– Я понимаю, – процедила я, прикрыв глаза и проведя ладонью по лицу.

– Присядьте сюда. – Трену пододвинул стул поближе к себе и похлопал рукой по сиденью, приглашая меня присесть. Я плюхнулась на стул, как мешок с картошкой, чувствуя безмерную усталость. Я уже знала, что произойдет дальше.

Трену открыл программу, и на экране компьютера активировался видеоплеер. Итак, сейчас я увижу то, о чем говорила мама. То, чего, как я надеялась, не существует.

– Когда вы в последний раз видели вашего Сережу? – спросил комиссар, но я промолчала, потому как не могла выдавить из себя ни слова.

На экране компьютера появилось движущееся изображение. Я удивилась тому, насколько хорошим оказалось качество съемки. Запись была цветной, вполне четкой и демонстрировала не только изображение, но и имела какой-никакой звук. Снимали откуда-то с угла улицы. Место было мне знакомо, я много раз проходила там по дороге в клинику.

– Это Сережа! – воскликнула я и невольно приблизила лицо к экрану. Он как-то странно двигался вдоль стены старого каменного дома, качаясь и пошатываясь. Я узнала его по одежде, но лица видно не было.

– Когда вы в последний раз видели его? – повторил вопрос комиссар.

Я задумалась. На этот вопрос легко ответить, но за ним последуют и другие, отвечать на которые будет куда сложнее. Понятно, почему Сережа так странно двигался – без сомнения, он был пьян, и его выкрики доказывали это. А еще он прижимал к стене какого-то человека и бил его в живот. Я всматривалась в этот клубок тел, мужчины дрались – нелепо, неумело, бессмысленно. Сережа рычал, как зверь, второй мужчина защищался, пытаясь вырваться из его медвежьих объятий.

– В последний раз я видела его за обедом, куда нас пригласил продюсер, желая обсудить с мамой новую роль. Я никогда не вникаю в суть ее дел, просто поехала, чтобы переводить, – бормотала я, продолжая смотреть на драку. Мысли проносились молниеносно, сменяя одна другую.

Значит, Сережа пришел в то утро к клинике, чтобы устроить пьяную драку. Он сидел там и ждал Андре, может быть, ждал всю ночь – мама говорила, что он так и не вернулся обратно в номер. Я тоже не пришла, потому что находилась в это время в отеле, в арабском квартале, так безумно похожем на московский спальный район. Я была с Андре. Потом уехала на такси, а Андре отправился на работу, навстречу судьбе в лице пьяного Сережи. Что же случилось потом?

– Вы узнаете второго человека? – спросил Трену, о существовании которого я почти забыла.

Да, конечно же я узнала его – моего ревнивого любовника, резкого и неконтролируемого – мое персональное цунами, красивый, бушующий водопад. Он, мой Андре, толкнул Сережу в грудь обеими руками, затем окончательно вырвался, вследствие чего баланс сил изменился, и Сережа, раскинув руки, неуклюже пошатнулся. Он что-то неразборчиво крикнул – явно какую-то грубость, а Андре вдруг ударил его – со всей силы – прямо кулаком по лицу. Так вот откуда пластырь на правой руке. Сережа закричал от боли и осел на брусчатку. Андре посмотрел туда, откуда велась видеосъемка, и тут изображение пропало. Видео было коротеньким, оно закончилось, но для меня все только начиналось.

– Это… это… – залепетала я. – Можно мне стакан воды? Я ничего не понимаю. Это же месье Робен, да?