С годами приходит скептицизм, хоть и многие говорят, что, чем старше человек, тем больше начинает верить в приметы, предсказания, гороскопы, народную медицину, в бога, в конце-то концов, но это же полный вздор! С годами я до такого не докатилась, а, значит, верить в то, что Дмитрий пришёл ко мне потому, что слышал музыку и думал, что пела именно я — это как верить в барабашку, и, заслышав шуршание, убеждать себя, что это не мышка решила полакомиться на кухне, а какой-нибудь Нафаня решил перемыть все твои грязные банки, ждущие следующей осени. Хотя, может я и действительно строга к необъяснимым выходкам молодых…
Усаживается в кресло.
Кто их сейчас разберёт? Они почти все странные… им приходится взрослеть, морально ещё не созрев, потому что их родители, то бишь наши дети, пытаются их всячески огородить от опасностей, с которыми придётся столкнуться, и когда сталкиваются, не знают вовсе, что делать и говорить. Потому инфантилизм вперемежку с безумством и неожиданным столкновением с действительностью, та ещё смесь. Наше поколение росло своевременно, потому что наши родители не жили в свою молодость в девяностые.
Встаёт с кресла и продолжает говорить.
Но как бы то ни было, этот Дима поставил меня в тупик и даже не дал ни единого шанса разобраться, что он здесь, вообще, забыл. Может, и правда, в этом есть что-то из теории синхронистичности по Юнгу? Как говориться: «Случайности не случайны». И, может, правда, звёзды сошли так, что он должен был позвонить именно в мою дверь? Но зачем? Кому от этого польза? Бедному мальчику, для того, чтобы я сказала ему, что он должен бежать из этого проклятого всеми богами, если они есть, конечно, города? Или мне, когда он набрался смелости и выпалил прямо в лицо про моё одиночество, частично забыв про свою обходительность, и что я порядком старше него? (раздражённо) Да, и что он вообще прицепился к моему одиночеству? Вот это уже действительно странно, потому что пару дней назад обнаружила у себя в почтовом ящике книгу.
Идёт к серванту и достаёт одну из книг, похожей больше на брошюру, читает, отдаляя от себя книгу и сильно жмуря глаза
«Как выйти из зоны комфорта». Вот что за бред? Здесь я как раз и нахваталась про Юнга с его «Неслучайными случайностями». Не Дима ли мне её, вообще, подкинул? Одиночество… Одиночество… да что с моим одиночеством? Может, мне нравится в этой самой «Зоне комфорта»? Зачем мне от неё освобождаться? Я семь лет прожила без мужа… после его смерти мной даже не интересовались и ни разу ни один человек не справился о моём здоровье… я выдержала это… переболела… высвободилась… зачем мне что-то менять?
Подходит к подоконнику, облокачивается на него двумя руками, вздыхает.
Мне хорошо, что я вижу людей, только идя вечером в магазин за хлебом. (Спокойным голосом) Мне нравится, что мне никто не докучает, и я никому не докучаю. Я не нуждаюсь в обществе. Я так долго шла к тому, чтобы привыкнуть, что рядом со мной нет ни единой живой души, ведь, даже кошка от меня сбежала, что тыкать мне в лицо моей спокойной, размеренной жизнью, разменянной по мелочам, одинокой, цинично, и это уже не несёт никакой важности. Ведь это не я ушла от людей, а люди ушли от меня… мои двери всегда открыты, я никого не гоню от себя, и, да, уже ни к кому не привязываюсь… я не держу зла и уже нет людей, которых бы я ненавидела всей душой или любила, ведь я всех давно простила и мне стало легче, потому что ко всем теперь отношусь крайне безразлично.
Выходит на авансцену и громко говорит, убеждая себя
Мне хорошо, я счастлива! Я сама по себе! Я каждое утро ставлю пластинку, не потому что мне хочется услышать человеческий голос, я просто люблю Эдит Пиаф, я разговариваю с мебелью, да, потому что мебель — это вся моя жизнь!
Подходит к каждому предмету, о котором говорит, и поглаживает его.
Этот шкаф, это кресло, этот сервант — они обо мне знают столько, они видели столько, слышали столько и прожили со мной больше, чем кто-либо, живший со мною. Как я могу с ними не разговаривать, если они несут в себе всё моё прошлое, настоящее и быть может уже будущее, и я готовлю их к своему будущему. И это не безумие… как же не верить, что во всём материальном мире есть душа, а душа — единственное, во что я по-настоящему верю, если даже этот шкаф будит меня отрывающейся дверцей каждое утро ровно без пяти шесть, за что я ему благодарна! (Высветляет голос улыбкой) Ведь, если бы не он, я бы не просыпалась так рано, чтобы насладиться каждой лишней минуткой прожитой на этом свете. Радоваться лучу солнца, дотронувшегося до моей ладони через толщину оконного стекла.
Вытягивает руку, ловит солнечный зайчик.
Радоваться первым листочкам на деревьях или первому выпавшему снегу. Радоваться голубям, целующимся на карнизе. Радоваться дождю, жучку, раскрывшемуся бутончику моего домашнего цветка
Подходит к подоконнику и нюхает цветок, резко меняет тон, граничащий с грубостью, поворачивается к зрительному залу.
И да, чёрт возьми, я часто теперь просыпаюсь без настроения и делаю день за днём одну и ту же бессмысленную работу, перекладывая с места на место вещи.
Берёт журнал и швыряет его назад.
Протираю до блеска всё, что есть у меня доме, потому, что если я уйду, то уйду достойно! В чистоте! И потому у меня всегда «чистый четверг», потому что я знаю, что если даже кто-то там есть, в небесах, он видит, что эта квартира чиста, как и моя совесть! (С явной агрессией) И да, чёрт возьми, я иногда просыпаюсь с явной злобой на этот мир, но как тут не озлобиться, если ту же злобу сам мир выпускает на меня: в газетах, в плохих книгах, в отношении ко мне людей, видящих меня, как я выхожу из дома, считая, что я надменна ко всем и не по возрасту хорошо одеваюсь и безукоризненно за собой слежу, даже, выходя в магазин — они считают это показухой! Но я старюсь реже обращать на всё внимание, я стараюсь не воспринимать весь тот негатив, что льётся из всех щелей… но он повсюду, в ругани за стеной, в матерной речи, доносящейся из закусочной за углом, о чём бы не разговаривали эти пьяные мужики, и слышимых перешёптываний молодёжи, смешки, когда я порхаю по улицам, как бабочка, только потому, что погода уже неделю радует нас безоблачным небом. Но как бы я ни старалась — на мне всё равно остаётся отпечаток этой злобы, вырывающийся отовсюду. И потому я реже выхожу и из дома, и, потому мне совсем не нужны люди, иначе я не смогу в полной мере наслаждаться всем, как в последний раз!
Достаёт из ящика серванта пачку сигарет и пепельницу, падает в кресло и закуривает, затягивается и продолжает говорить уже измождённо и спокойно
Господи, я же обещала себе не курить… но как тут не закуришь, если какой-то сопляк заставил тебя в очередной раз излить себе душу и заново всё расставить по полочкам… да… бывает…
Курит и сидит в молчании почти минуту, пуская колечки дыма
Не буду я, наверное, бросать курить, смысла в этом нет, а как приятно. Навевает воспоминания. (Задумчиво) Странно, что первую сигарету я попробовала в четырнадцать лет. Родители отнеслись к моей пробе очень даже спокойно. Тогда курили все, и считалось даже странным от того, что кто-то может не курить. А предложила мне её, как же её зовут-то… да, точно, Анастасия Филипповна, мой педагог по вокалу, она приходила к нам домой, чтобы со мной заниматься. Молодая ещё девчонка. У меня была тогда несущественная ломка голоса, и она сказала, что курение помогает восстановить связки. Сейчас кажется, что это полная чушь, но тогда я ей поверила и начала курить. Потом много раз бросала, не относилась к этому особо серьёзно, но было так же приятно, как и сейчас. Тогда ещё не было этой противотобачной компании или была, но не так навязчиво говорили о вреде курения. Это сейчас на пачках сигарет печатают уродливых детей наркоманов, людей, умирающих от болезней, несвязанных с курением, и лошадиные зубы, которые выдают за человеческие. Чушь какая-то. Первая надпись: «Курение вредит вашему здоровью» появилась на спичках, потому что сера действительно вредит, но современные люди иначе теперь смотрят на вещи, что может быть и хорошо. Тогда мне было четырнадцать, я пела, как ангел, и, действительно, замечала, что мой голос похож на голос Эдит Пиаф, но об этом мне сказали только единожды… ах, да, уже дважды: Дима сегодня и Бернар… (вздыхает) о, Бернар, интересно, что же теперь с тобой…
