Отдали ли костюм (зелёный) в шитьё? Я (не смотря ни на что) просила купить (и уже отдала деньги одному знакомому) в другом городе креп-де-шин, там он дешевле стоит. Если моя «афёра» удастся, я попрошу Вас описать один из фасонов. Но пока что этого материала нет…

Голубка моя, будьте же здоровы, меня Вы тревожите. Целую горячо. Твоя Мура.

24/III.

Вчера приехал брат. Поправился, точнее потолстел (46 лет). Удовлетворённый своей жизнью человек, прекрасный семьянин, хлебосол, добродушный, очень недалёкий, но прямой. Когда-то мы страстно любили друг друга, для меня был праздником его приезд домой; он содержал нас; в войне (1914) принимал участие (был фельдшером, так же как и отец), ночами я в ужасе вскакивала, поднимала крик, что Саша убит или ранен. (Нормы даже в любви к брату я не знала.) Сейчас мы совершенно равнодушны, и уверена, что ему безразлично, жива я или нет. Чужие люди…

10 час. вечера.

Освободившись от домашней работы, я совершила прогулку к Днепру. Ледоход уже окончился, Днепр свободен. Из года в год я отмечаю это, памятное мне с детства, событие — освобождение Днепра от тисков льда, а в этом году упустила… Раздолье реки, свежесть приближения весны в ея расцвете, белые горошинки верб (их много вдоль берега) — всё это успокаивает, примиряет с жизнью. Но и тут, как всегда, мешают люди: необычное явление — фигура одиноко бродящей женщины — привлекает внимание, и в пустынных местах от этого становится жутко. У нас хулиганов больше, чем в Москве.

Отсутствовала 5 час., пришла в сумерках домой. Брат, не дождавшись меня, уехал.

Во время этой длительной прогулки — мысли о Вас, об окружающей неотразимой прелести и о бесперспективной будущей жизни — сплетались клубком… Это бегство в природу заглушило утреннюю тоску, но зато ворох неоконченных дел и не начатых ещё работ от этого ещё вырос. В результате день пройден без «продукции».

Дома застала присланные Вами ноты — спасибо, детонька, за внимание — но не высылайте никогда и ничего без моих на то просьб. Вот журнал № 7 «Дошк. Воспитание» и др. методическую (новинки) дошк. литературу, если есть, пришлите, пожалуйста. Помните, мы с Вами спускались вниз здания Наркомпроса, где находится киоск — там такая литература должна быть.

Еле нацарапанные карандашом слова «Мурочке дорогой» — я обвела чернилом. Эти слова мне до некот. степени возместили отсутствие от Вас писем. Нет от Вас известий, поэтому я волнуюсь (не скверно ли Вам, родная?) и грущу за Вами.

Только что Ида попросила уложить ей на ночь волосы (смочила водой волосы и одела ей свою сетку). В этом чепчике она мне напоминает себя малюткой, какой же прелестной была тогда она. Сейчас это (очень любимое) несносное существо. Верьте, родная, что говорю так о ней без преувеличений — этим она доставляет мне немало горя. Неужели и дочка даст мне столько неудовлетворения, как напр, личная моя жизнь?

Я говорю всем своим внутренним бурям: «уймитесь, волнения страсти!» — и жду с нетерпением момента освобождения от них. Эти дни они бушуют с удвоенной силой, но пока что прогулкой усмирила их. Борьба с ними (не только она: работа, беспокойство от неё также) делает меня пугающе нервной; напр, от такой чепухи как невозможность попасть в трамвай я покрываюсь, от раздражающей злости, потом, и подкашиваются ноги. Вот уж 3 дня как боли в желудке почти прекратились. Диэту оставила.

Нервы же и сердце ежедневно напоминают о себе. Вот сватка (бюллетень) о состоянии здоровья. Жду такой же детальной от Вас.

Спокойной ночи. От прогулки изрядно устала, по приходе домой была точно пьяная. Завтра день полон хлопот. Мысли о Вас смягчат многие шероховатости (а хотелось бы сказать «о тебе»).

Целую. Ваша Мура.

26/III.

Получено 3 письма, а от Вас нет ничего! Все письма, кроме Ваших, не интересуют. Получила письма: от Петра, Проценко и от моск. приятельницы.

Проценко вторично просит зайти попрощаться с ним, т. к. он уезжает «за поисками счастья и смысла жизни» (его дословное, также взятое в кавычки выражение). Зная ожидающую меня там обстановку и своё состояние — я не могу к нему идти.

Пётр сообщает, что отъезд его затягивается до окончания посевной, что он, взявши на содержание семью сестры, печалится невозможности помогать мне и что, главным образом, из-за отсутствия денег он и не приехал ко мне. Ласково, жалко просит чаще писать, что живёт надеждой на совместную жизнь и т. д.

Пишу Вам 3-е по очереди письмо. Только что написала брату (в Дальне-Вост. край) и Петру. Счастлива, что отделалась от них. Какая я безвольная бываю там, где жалость преобладает в отношении к людям, — я не могу П. сообщить откровенно о своём безоговорочном решении жить одной. Это подлая жалость. Ведь так я и не напишу. Единственная надежда, что он снова заведётся подругой. А вдруг я опять приревную? Вот дичь! Нет, подобного идиотизма я не проявлю.

Вот только что вернулась с Идой с Днепра. Прибрежные обитатели готовятся к весенней «навигации». Запах смолы, стук молотков по ремонту челнов, баркасов, такие характерные мне шумы и запахи с детства (для этой поры) — перенесли меня в далёкое прошлое. Ведь так недавно как будто бы мне 20 лет! Как промчались годы! Как трудно примириться с сознанием, что жизнь пройдена в её лучшей поре.

У нас в учреждении карантин, и я, работая по городу (в отделе) и дома, всё же эти дни могу больше уделить Иде. Доставила ей удовольствие сходить со мной к Днепру, но дальше мои материнские заботы о развлечениях дочки не пойдут. Она большая мне помощница теперь, постоянно ходит на рынок (расположенный около нашей уличонки) и с удовольствием исполняет все поручения.

1 ч. ночи.

Пришла знакомая и уговорила пойти на «Юность Максима». Замечательный фильм. Я не помню, когда уж была в кино. Не могу лечь, не сказавши Вам спокойной ночи. Я тоскую по Вас.

27/III.

Случилась со мной сегодня большая незаслуженная неприятность. От обиды я плакала, и что отвратительней всего, проявила эту несвойственную мне слабость при свидетелях. — С новым начальником школы произошёл крупный, резкий разговор из-за выделения средств (эта вечная нужда у меня немало здоровья забрала). Он был несправедливо груб; со мной так, пожалуй, ещё никто не говорил. Я старалась не остаться в долгу, тем более, что я ведь прошу не для себя. После такого разговора мне не следовало бы и месяца оставаться. Положение невозможное. Мой большой долг связывает меня. Остаётся одно — оставить работу и ехать к Петру, но этот «выход», право, равносилен смерти.

Это гнусно и отвратительно, что от настроения вышестоящего лица зависит в буквальном смысле «благополучие» (какая ирония в этом слове!) работающего человека. Родная, ни одной минуты не думайте, что я преувеличиваю. Тон был невозможный, а содержание его разговора дословно такое: «гражданочка, не торгуйтесь, я Вам больше не дам!» Мой ответ: — «гражданин, я ведь, кажется, не на базаре, а у вас в кабинете» — и т. д. … Моё обращение взорвало его: «я требую беспрекословного выполнения моего приказа, я здесь начальник!..» Вот такой разговор окончился заявлением, что я много на себя беру и др. Всё было для меня большой неожиданностью. Сколько и как больно бьющих неприятностей может быть у человека, желающего хорошо и честно работать. Даю Вам слово, родная, что будь я менее порядочный работник — мне жилось бы покойней. Я не раз констатировала такое положение на окружающих. А сейчас эта несправедливость и вопрос «за что такое оскорбление?» снова сжимает горло.

При этом разговоре у него же в кабинете был его помощник, знающий меня давно и прекрасно относящийся ко мне, но он стоял вытянувшись и не дышал (с 2-мя-то ромбами!). Только по выходе из кабинета, когда у меня хлынули слёзы, он очень нежно успокаивал меня и советовал: «когда начальство ругает, всегда молчите, хоть как бы несправедливо оно было!» Я попросила его оставить меня в покое.