— Мне тоже это показалось, прошлой ночью, но я решил, что это, возможно, только мой собственный страх.

— Но кто может преследовать нас? Уж конечно, не люди Брайната — на таком расстоянии. Люди Карфона?

— Это возможно, — сказал Сторн, — Дом Ранната может решить, что неплохо бы еще одной горной семье исчезнуть — но тогда, рано или поздно, ему придется иметь дело с набегами самого Брайната. Пиратские партии доходят иногда до самого Карфона, и я рискну предположить, что мы являемся более предпочтительными соседями, чем Шрамолицый — он мог прийти к нам на помощь, но сомневаюсь, чтобы он стал мешать. Нет, я боюсь худшего, — Бандиты? Бродячие банды негуманоидов?

Сторн сухо качнул головой. Затем, заметив испуг Меллиты, попытался улыбнуться.

— Несомненно, мне это показалось, бреда, и в любом случае мы вооружены.

Он не сказал, что он боялся больше всего: того, что Ларри, из-за клятвы на мечах и из страха за Баррона мог послать Вальдира по их следу. Он не замышлял другого — совсем напротив. Но Баррон дважды или трижды задавал вопросы о Карфоне. Будет просто проследить его путь туда.

И если ни один из землян не был там, то Вальдир, во всяком случае, поймет, что случилось, и почему исчез Баррон-землянин. Того немногого, что Сторн знал о Коминах, было достаточно, чтобы понять, что напав на след такого преступления, они отыщут его и на другом конце света.

А когда они схватят его — что тогда? Со сверхъестественной способностью угадывать его мысли (стоило ли ему будить в ней телепата) Меллита спросила: — Сторн, а что такое на самом деле Комины?

— Это все равно что спросить, что такое горы. Сначала на Дарковере существовало семь Великих Домов или Областей, каждая с особым телепатическим даром. Если я и знал когда-то, какой дом владел каким, то забыл, и, в любом случае, века и перекрестные браки смешали их так, что не разобрать. Когда люди говорят о Коминах, они обычно имеют в виду Совет Комина — иерархию одаренных телепатов из каждого дома, первоначально отвечавших за использование старого дара мысли — а позже они приобрели и светскую власть. Ты слышала баллады — говорят, все Семь Домов произошли от сыновей Хастура и Кассильды. Насколько мне известно, это может быть и правда, но к делу это не относится. Сейчас они являются законодателями над всей этой частью Дарковера. Предписания их не проходят в Сухие Города, как в страну хвостатых, да и горяне, в основном, движутся по собственным орбитам — тебе, как и мне, известно, что мы в горах живем по собственным законам и обычаям.

— Они правят? Разве в долинах правит не Король?

— О, да, в Тендаре есть Король, правящий Советом Комина. Королевство обычно базировалось на Хастурах, но они много поколений назад уступили эту часть другой Коминском семье, Эльхалилам, которые так перемешались с Хастурами, что это не имеет никакого значения. Но ты знаешь об этом, черт побери, я помню, что рассказывал тебе об этом в детстве, как и об Альдаранах!

— Извини, это все кажется таким далеким, — они сидели на одеялах и мехах в темной хижине, у самого огня, хотя для того, кто привык к жестоким морозам гор, было не слишком холодно. Снаружи, на перекрытиях крыши, негромко шелестел мелкий дождик. — Так что с Альдаранами? Они, конечно, тоже Комины?

— Были раньше, у них могли сохраниться старые способности Коминов. Но их вышибли из Совета несколько поколений назад, ходят слухи, что они совершили что-то ужасное, что — никто не знает и не помнит. Лично я подозреваю, что это обычная политическая грызня, но не стану говорить. Никто из живых не знает этого, исключая разве что Правителя Совета Коминов. — Он снова умолк.

Он боялся не Комина, а Вальдира, и в особенности его всезнающих, всепонимающих глаз.

Сторну не нужно было спрашивать, что думает Меллита о его поступке. Он сам думал так же. Он тоже был воспитан в благоговении перед дарковерским Законом о покушении на чужое сознание. И все же он оправдывал себя с грубым отчаянием законопослушного и мирного человека, превратившегося в преступника, и думал, что ему наплевать, какие законы он нарушил, это моя сестра и мой брат в лапах этих людей, и крестьяне, служившие моему роду много поколений. Дайте мне увидеть их свободными и тогда можете меня повесить! Зачем мне жизнь инвалида? Я и до этого был наполовину жив.

Он очень сильно ощущал присутствие Меллиты, сидевшей у низкого огня рядом с ним. Изолированный, до недавнего времени, он знал немного женщин, в кого бы мог влюбиться. Для развивающегося телепата это много значило.

Привычно низкий уровень жизни делал его безразличным к подобному мышлению, но чужое и энергичное тело, в котором он чувствовал себя почти как дома, более чем отчетливо ощущало близость девушки.

У него мелькнула мысль, что Меллита необычайно красива даже в потертых и грязных дорожных вещах, которые она вновь нацепила, покинув Карфон. Она распустила волосы, сняла плащ и тунику, оставшись в грубом полотняном платье. Какой-то маленький орнамент обвивал ее шею, и ноги были босыми. Сторн, уставший после долгих дней пути, все же ощущал рефлекторную дрожь близости и желания. Он немного поиграл с этой мыслью, возможно потому, что все остальные были слишком тяжелые. Сексуальный контакт даже между близкими родственниками в горах не был запрещен, хотя дети, рождавшиеся от таких браков, считались несчастными — изолированный горный народ понимал опасность инбридинга. С горьким юмором Сторн подумал, что в теле чужака даже этого можно было не бояться!

Но затем он ощутил внезапное отвращение. Тело принадлежало чужому, землянину, пришельцу из другого мира — а он хотел позволить ему прикоснуться к телу его сестры, Леди Сторн. Он плотно сжал челюсти, потянулся и прикрыл огонь.

— Уже поздно, — сказал он, — нас ждет завтра дальний путь. Лучше ложись спать.

Меллита повиновалась без единого слова, закаталась в свой меховой плащ и отвернулась от него. Она знала о чем он думает и очень жалела его, но не рискнула ответить на его чувства. Брат отверг бы это, так же как всегда, и она немного боялась чужого. Конечно, ее пугало не глухое биение его желания, ощущавшееся ею почти физически. На это она не обращала внимания. Как всякая горянка ее касты, она знала, что путешествие в одиночку с мужчиной почти всегда поднимает такую проблему. С самим Сторном она могла этого не бояться, но она чувствовала чужого сильнее, чем думал Сторн. Она вынуждена была обдумать и как-то решить этот вопрос. Она не ощущала какой-либо особой тяги к чужому, хотя, если бы присутствие его не было запутано сознанием того, что он является также и ее братом, она могла найти бы его интересным. Он, несомненно, был привлекательным, казался мягким, и судя по его тону голоса, хорошим. Но если она даже по неосторожности возбудила в нем желание, законы женщин ее касты требовали, чтобы она из уважения к приличиям дала ему хоть какое-то облегчение, отказать в этом было глупо и жестоко. Если она была настроена резко против такой возможности, ей не следовало соглашаться на путешествие с ним наедине. Никто из горянок не сделал бы этого. Не сложно было бы найти попутчика в Карфоне.

В любом случае похоже, что на настоящий момент проблема отодвинулась на задний план, и Меллита расслабилась. — Это было бы слишком жутко — все равно, что переспать с призраком, — думала она, засыпая.

Было еще совсем темно, когда рука Сторна разбудила ее.

Они оседлали своих лошадей и двинулись вниз по горной темной тропе. Их окутал сильный снег с дождем, лишь через час с небольшим перешедший в легкий дождь, предшествующий рассвету. Меллита, замерзшая, дрожащая и даже немного обиженная, не протестовала, только на ходу опустила на лицо, капюшон. Сторн свернул на необычно крутую и заброшенную горную тропу, спешился и повел лошадь по скользкой дороге, пока дорога вновь не стала достаточно безопасной. Она подумала, что если по следу за нами идет именно Комин, мы вряд ли сумеем оторваться от них.

— И можем выиграть два, три дня пути на этой дороге, если они или их лошади непривычны к горам, — сказал Сторн, но Меллита поняла.