К полевой мыши, разоренной моим плугом (В ноябре 1785) Трусливый серенький зверек! Велик же твой испуг: ты ног Не слышишь, бедный, под собой. Поменьше трусь! Ведь я не зол – я за тобой Не погонюсь. Увы! с природой наша связь Давно навек разорвалась… Беги, зверек, хоть я, как ты, Жилец земли Убогий: сам терплю беды, Умру в пыли. Воришка ты; но как же быть? Чем стал бы ты, бедняжка, жить? Неужто колоса не взять Тебе в запас, Когда такая благодать В полях у нас? Твой бедный домик разорен; Почти с землей сровнялся он… И не найдешь ты в поле мхов На новый дом; А ветер, грозен и суров, Шумит кругом. Ты видел – блекнули поля, И зимних дней ждала земля; Ты думал: «Будет мне тепло, Привольно тут». И что же? плуг мой нанесло На твой приют. А скольких стоило хлопот Сложить из дерна этот свод! Пропало все – и труд и кров; Нигде вокруг Приюта нет от холодов, От белых вьюг. Но не с тобой одним, зверек, Такие шутки шутит рок! Неверен здесь ничей расчет: Спокойно ждем Мы счастья, а судьба несет Невзгоду в дом. И доля горестней моя: Вся в настоящем жизнь твоя; А мне и в прошлом вспоминать Ряд темных лет И с содроганьем ожидать Грядущих бед! К срезанной плугом маргаритке
(В апреле 1786) Цветок смиренный полевой! Не в добрый час ты встречен мной: Как вел я плуг, твой стебелек Был на пути. Краса долины! я не мог Тебя спасти. Не будешь пташки ты живой, Своей соседки молодой, Поутру, только дрогнет тень, В расе качать, Когда она румяный день Летит встречать. Был ветер северный жесток, Когда впервые твой росток Родную почву пробивал; В налете гроз Ты почку раннюю склонял, Под бурей взрос. От непогод цветам садов Защитой стены, тень дерев. Случайной кочкой был храним Твой стебелек; В нагих полях ты взрос незрим И одинок. Ты скромно в зелени мелькал Головкой снежною; ты ждал Привета солнышка, – и вдруг Во цвете сил Тебя настиг мой острый плуг — И погубил. Таков удел цветка села — Невинной девушки: светла Душой доверчивой, живет Не чуя бед; Но злоба срежет и сомнет Прекрасный цвет. Таков удел певца полей: Среди обманчивых зыбей По морю жизни он ведет Свой хрупкий челн, Пока под бурей не падет Добычей волн. Таков удел в борьбе с нуждой Всех добрых: гордостью людской И злом на смерть осуждены, Они несут — Одних небес не лишены — Кровавый труд. Над маргариткой плачу я… Но это доля и моя! Плуг смерти надо мной пройдет Меня подрежет – и затрет Мой слабый след. «Джон Андерсон, сердечный друг!» Джон Андерсон, сердечный друг! Как я сошлась с тобой, Был гладок лоб твой и как смоль Был черен волос твой. Теперь морщины по лицу И снег житейских вьюг В твоих кудрях; но – бог храни Тебя, сердечный друг! Джон Андерсон, сердечный друг! Мы вместе в гору шли, И сколько мы счастливых дней Друг с другом провели! Теперь нам под гору плестись; Но мы рука с рукой Пойдем – и вместе под горой Заснем, сердечный мой! Прежде всего Бедняк – будь честен и трудись, Трудись прежде всего! Холопа встретишь – отвернись С презреньем от него! Прежде всего, прежде всего Пред знатным не бледней — Ведь знатность штемпель у гиней И больше ничего! Пусть черствый хлеб весь твой обед, Из поскони кафтан; Другой и в бархат разодет, А плут прежде всего. Прежде всего, прежде всего Ведь титул глупый звон. Бедняк, будь только честен он, Король прежде всего! Вот этот барин – знатный лорд, Да что нам из того, Что он своим богатством горд, А глуп прежде всего! Прежде всего, прежде всего Для нас, детей труда, Его и лента и звезда Смешны прежде всего! Холопа в графы произвесть Не стоит ничего: Но честным сделать, – царь, – как есть, — Не может никого! Прежде всего, прежде всего Да будут все честны: Честь наша – высшие чины И ум прежде всего! Молитесь все, чтоб Бог послал Нам Царствие Его. Чтоб честный труд на свете стал Почетнее всего! Прежде всего, прежде всего Отныне и вовек, Чтоб человеку человек Был брат прежде всего!.. |