Владимир Григорьевич Бенедиктов Другие редакции и варианты (сборник) Бранная красавица Она чиста, она светла И убрана сребром и златом, Герою воину мила И с ним дружна, как с милым братом. Свои стальные красоты Одеждой тесной чинно кроя, Во время мира и покоя Она стыдится наготы; Но вспыхнет брань, настанет дело, И вмиг блеснет, обнажена, И миру выкажет она Красиво выгнутое тело, Объята воина рукой, Тогда, открыта, без наряда, Она сверкает остротой Огнеубийственного взгляда, И в глубь сердец находит путь, – И хоть лобзает без сознанья, Но далеко проходят в грудь Ее жестокие лобзанья, И часто, в жаркие места Всекаясь с дикою любовью, Ее железные уста Дымятся жертвенною кровью. – Когда нага – она грозит, Она свистит, она разит; Но гром военный утихает, И утомленная рука Ее покровом облекает, И вновь она, тиха, кротка, Близ друга, сбоку, отдыхает. Сослуживцу Буря брани прекратилась, Кончен лютый пир войны, И спокойно опустилась Сабля верная в ножны. К сердцу счастие привьется Слаще стройного напева, Ярче солнечных лучей, В легкой резвости своей Иногда она играла Где рука ее бралась, Сабля лавром обвилась. Ты повергнешь к ножке милой Этот мужественный меч И, богат сердечной силой, Поведешь такую речь: «Вот, – ты скажешь ненаглядной, – Вот, желанная моя, Царской милостью наградной – Посмотри – увенчан я. К твоему лишь правосудно Обращаюсь я теперь: За отчизну бился грудью Я недаром – нет потерь. Но за то, что стойко, честно Бой я выдержал в груди, Жду еще награды лестной: Ангел жизни! Награди!» Жалоба дня Чудной таинства приманкой Увлечен, я как стрела Гнался, гнался за смуглянкой: «Стой!» – кричу я… Нет! ушла. Грусть-тоска меня погубит, Доля злая мне дана, – Белокурого не любит Чернокудрая она. Золотой век Где радость сверкала, куда ни взгляни – На землю взирая с лазурного свода, Светила небес заменяли судей, Законы писала одна лишь природа И острым мечом не играла вражда Любовь не таилась в ущельях сердец. Озеро
Средь вскормленных снегом дубрав и пустынь Я некогда видел волшебную синь, На ложе песчаном покоясь, Она то дрожала, тиха и светла, То дико мутилась, росла и рвала Унизанный камнями пояс. Я отроком часто на бреге стоял Без мысли, но с чувством на волны взирая, К ногам моим ластились волны. Неверной стихии живая краса, Летя расцветали челнов паруса. Как перси красавицы, полны. Облака Там – в краях недостижимых Для мечтателя очей Сколько форм неуловимых! Сколько дымчатых кудрей! То прозрачны, то угрюмы, Как сомнительные думы, То с готовою слезой. То с небесною грозой, Эти груды, эти глыбы Через горний мчатся свод. Мнится, там простер изгибы Дев туманных хоровод. Там, в степи небес обширной, Виден армии эфирной Боевой, громадный ход: Растянулась эта сила – И заря из-под руки Словно кровью обкатила Эти грозные полки; Войско реже, – там под тучей, Как огни стрельбы летучей, Солнца брызнули лучи – И легли кругом в обломках, В раззолоченных каемках, Шлемы, латы и мечи. Вот, отделясь от области волнистой Тех облаков, идет из них одно Могучее, – и с высоты оно Царем глядит, – в опушке золотистой Сияет верх; увенчано чело, А мрак в груди, а в сердце – тяжело, И капли слез с той вышины престольной В обитель слез – на мир упали дольный, А белый пар, как чистый фимиам, Клубится ввысь, истаивая там. Напоминание Помнишь ли? Нина! Помнишь ли мгновенья, Как поклонник верный твой, Полный страстного волненья, Всюду мчался за тобой? В светозарной, шумной зале, Помнишь, милая, на бале – В этом общем кипятке, – Как вносили в вихрь круженья Стан твой полный обольщенья, На пылающей руке, – Как рука моя лениво Отделялась от огней Бесконечно прихотливой Дивной талии твоей, – И в роскошном утомленье Ты садилась в отдаленье, Словно Нину ураган Бросил вдаль своим порывом И возвысил ей приливом Юных персей океан, И на этом океане В пене млечной белизны Через дымку, как в тумане, Колыхались две волны, – И, следя их колыханье И ловя твое дыханье, Головой к тебе склонясь, То угрюм, то бурно весел, Я стоял у этих кресел, Где, легко облокотись, Ты покоилась так нежно, Отмахнув кудрей извив И мизинца сгиб небрежно К алым губкам приложив, И с дрожащей, страстной речью К твоему клонясь заплечью, – Между слов, – прошу! молю! – Весь проникнут обаяньем, Перерывистым дыханьем Я вышептывал: люблю; Ты внимала мне приветно, А шалун главы твоей – Резвый локон – незаметно По щеке скользил моей. Помнишь, где-то раз, мечтами Невоздержными влеком, Я осмелился тайком Между жадными перстами Сжать твой пальчик с перстеньком И почувствовал мгновенно, Как руки твоей огонь Вскользь, незримо, сокровенно Весь упал мне на ладонь, Словно сказано: страдалец! Робко ловишь ты слегка Мой один лишь бедный палец, – На! вот вся моя рука! Боже! Жизнь готов отдать я, Только б был возобновлен Этот миг рукопожатья, – Сотни жизней стоит он. Помнишь, Нина, в миг разлуки, Наши, от людей вдали. Словно сросшиеся руки Разорваться не могли? Помнишь, раз, в уединенье – Незабвенное мгновенье! – Я к ногам твоим упал, И потом в своем пылу я Что-то вроде поцелуя С жарких уст твоих сорвал? Помнишь, Нина… Нет? Забыла? Для чего ж и говорить, Коль нельзя того, что было, Нам на деле повторить? Нина, помнишь те мгновенья, Или времени струи Возрастили мох забвенья На развалинах любви? |
