– Так вот твоя натурщица – его законная жена! И я про нее слышал. Только встречаться не приходилось. Что ты так на меня смотришь?
– Как? Никак не смотрю. Я до нее пальцем не дотронулся, как чувствовал.
– Не очкуй! Они к тебе сами ходят, едят, пьют, фотографируются, для картин позируют. И сегодня две девки довольны, да и третья обкатается, в себя придет. Никто же ничего не докажет! Только всю дурь поубирай, на всякий случай! И запомни, никаких доказательств тут нет!
Мэтр продолжал смотреть на него странным, сожалеющим взглядом.
– Ну, чего ты?!
– Ничего. Ты много раз слышал, что Лис без доказательств не обошелся?
– Помолчи лучше. Это у тебя, а не у меня собака воет. Знаешь, к чему это? К покойнику!
– Типун тебе на язык!
На воздухе девчонкам стало лучше.
– А прикольно, правда? – спросила Илона.
– Ничего, – ответила Ксюша. – Можно повторить через пару дней. А ты, Катюха, что скажешь?
– А я завязываю с этим б… и начинаю правильную жизнь!
Она достала из сумочки мобильник – пять непринятых от Фила. Блин! Придется объясняться. Что-то выдумывать. Выкручиваться. Но это не впервой. Что-то обязательно придумается…
* * *
Скворчащая, с пылу-жару, яичница с беконом, еще горячий белый хлеб из хлебопечки, томатный сок в большом запотевшем стакане (как он любит – именно в большом, именно в запотевшем) и, конечно, кофе, сваренный в настоящей джезве из кованой меди. С шести утра на ногах, не выспалась, обожгла палец, вынимая контейнер с хлебом. Зато результат налицо. Зайдя на кухню, Лис окинул удивленным взглядом стол, посмотрел на Ребенка, посмотрел на часы, как будто хотел убедиться, что – да, это завтрак (не праздничный обед и не ужин), его обычный рабочий завтрак. Офигеть просто!
– А что случилось? – недоуменно спросил он.
– Ничего, – супруга пожала плечами, как будто он всегда так завтракал, а не обходился самолично сделанными бутербродами или сваренными вкрутую яйцами.
– И во сколько же ты встала?
Ребенок проворно нарезала зелень, посыпала сочащиеся влагой ломтики сулгуни, сдула закрывающую правый глаз челку, которая тут же вернулась на место. Лицо осунулось, круги под глазами.
– Не помню, – беззаботно прощебетала она. – Не посмотрела на часы.
– А легла во сколько?
– Ой, думаешь, я тогда смотрела? Мы с Ксюхой и Илоной в боулинг поиграли, потом еще в паре мест зависли…
Ей повезло: она вернулась на полчаса раньше мужа и успела изобразить спокойный и чистый девичий сон.
– А чего телефон не брала?
– Да там такой шум и гам, что ничего не слышно.
Что-то часто у нее так случается… То телефон забыла, то зарядить не успела, то не слышала… То пошла в одно место, а оказалась в другом, то сидит на работе, а видят ее в кабаке…
– Ну как, вкусно?
Он подцепил вилкой яичницу, наколол вытопленный, приобретший стеклянную прозрачность бекон, отправил в рот.
– Вкусно! Яйца можно недожарить, можно пересушить, а эта – в самый раз… – Филипп с аппетитом набросился на еду.
Ей показалось, он хотел сказать что-то еще. Возможно, слова благодарности. Удивления. Восторга. Но так ничего и не сказал… Забыл, наверное. Или он что-то пронюхал…? Неужели так быстро?!
Почему-то очень ясно представилось, как Фил душит ее кухонным полотенцем. Или нет… Он слишком хитер. Заставит выпить пачку димедрола и написать предсмертную записку. Про Антона что-нибудь. А потом арестует его, запытает до полусмерти и тоже убьет… Или даже арестовывать не станет – просто выпытает все и застрелит…
Он молча съел яичницу, заедая бутербродами с сулгуни и запивая соком.
«Что же такого утворила Катерина Викторовна, раз так расстаралась? – размышлял он. – Неспроста же королевский завтрак устроила…»
Прежде чем взять кофе, долго тер пальцем правую бровь.
– Голова болит? – спросила она самым заботливым, самым нежным, самым неестественным голосом. Аж самой противно стало.
Он опять посмотрел на нее, как тогда, когда вошел в кухню. Удивленно.
– Да, знаешь, это просто…
Он не успел закончить. Кто-то позвонил на сотовый, Фил рывком достал телефон из кармана, как пистолет из кобуры, приложил к уху.
– Коренев слушает.
Он сидел и слушал, глядя перед собой. И тут что-то произошло с его лицом. Оно дернулось, мгновенно побелело и заострилось, будто звонили с того света.
– В каких списках?! Кто их составлял? По каким критериям?
Ему говорили что-то еще, а он все молчал, будто оглушенный. Потом встал, повернулся и вышел из кухни, не отрывая трубку от уха.
Ребенок тоже зачем-то встала. Она нисколько бы не удивилась, обнаружив сейчас торчащую из его спины рукоять ножа и какую-нибудь жуткую тварь, что-то вроде гнома, убегающего по коридору на коротких ножках. Она еще не видела его таким, кажется.
Фил зашел в спальню, запер за собой дверь на защелку. Она опять услышала его голос. Тихий, ровный. Нечеловечески ровный. Слов было не разобрать. Она приблизилась к двери, сделала шаг, другой… И тут же вернулась на кухню. Села, сложила руки. Испугалась.
Кто звонил? Что произошло? Ей опять стало казаться, что это связано с Антоном. Сейчас, в этот самый момент, чей-то голос в трубке втолковывает Филу, что его жена трахалась с бандитом и все было полюбовно, без всякого насилия, а если он не верит, то может сам спросить ее, кончила ли она под Антоном, потому что, по нашим сведениям, все-таки кончила…
А она сидит на кухне и ждет.
Говорят, хуже смерти только ожидание смерти. Если начистоту – да, Фил иногда пугает ее. А в эту минуту он казался ей страшнее всяких бандитов. Его ровный, лишенный эмоций голос. Его привычка всегда доводить дело до конца. Даже Антон… Да, омерзительное воспоминание, вдвойне омерзительное от того, что все так и было – самозабвенный, феерический трах, тут ничего не попишешь. Но даже Антон, которого она сама готова была убить сразу после этого, даже он сейчас казался ей менее опасным, чем Фил. Во всяком случае, для нее…
Она опять встала, неосознанным движением сняла кухонное полотенце с вешалки, спрятала в буфет.
Глупо. А ножи, тесак для рубки мяса? Нет, ему ничего это не нужно. Обойдется и так.
Надо просто убегать. В халате? Ее одежда в спальне. А что она скажет ему, если это все-таки не то?
Она выдохнула. Слушай, с чего ты вообще все это взяла? Не дергайся. Сиди, как ни в чем не бывало.
Села.
И тут же щелкнул замок в спальне. Внутри у нее тоже щелкнуло. Где-то под ложечкой.
– Я на работу.
Он уже стоял в прихожей, обувался.
– Что-то случилось, Фил? – от напряжения голос прозвучал как-то неестественно тонко, будто она изображала маленькую девочку.
– Все нормально. Буду поздно, к ужину не жди, – он поднял глаза. – Что? Почему так смотришь?
По его лицу было видно, что все далеко не нормально. Но допытываться бесполезно. Это что-то по работе. Что-то связанное с убийствами, с бандитскими налетами, с перестрелками – с тем, что составляло всю жизнь Фила, потому что работа и была его жизнью. Но разве можно так жить?
«Меня это, к счастью, не касается», – с облегчением подумала Ребенок. Главное, не Антон. Как будто камень с души свалился!
– Как смотрю? Обычно смотрю, любимый, – сказала она и улыбнулась через силу. – Буду скучать без тебя. Приходи скорее.
«Да, какой-то крупный косяк упорола любимая женушка! – подумал Филипп, закрывая дверь. – Ну, я надеюсь, не тот, о котором сказал Михайлов! Не валит же водителей!!»
И тут же переключился на другую тему: сначала надо разобраться с этим вынырнувшим из прошлого призраком… Он не сидит на подпольной блатхате, не прячется: вот, сообщили, что он наводит о нем справки, отслеживает передвижения. Если не отдаешь деньги – всегда начнутся неприятности. А если речь о миллионе, то на кону жизнь… И не только твоя: бомба в машине не разбирает: один ты или с женой. Да и граната в окно – тоже… Ладно, разберемся. И кто такой этот «Призрак»? И чего хочет? И как он вычислил глубоко законспирированного «Первого»?
