– За что, отец? – наигранно-обиженным голосом спросил он, сидя на полу.

– Скольких ты успел убить, пока я не вмешался? – устало спросил Мэггон. – Сколько жизней оборвалось из-за твоей прихоти?

– А сколько жизней оборвалось тогда, когда ты притащил меня в Валинкар? – не остался в долгу молодой маг.

– На одну меньше, чем должно было, – сухо ответил владыка.

– Признал свою ошибку? – удивлённо спросил Лайгон, котоорого слова отца ничуть не задели. – Признал, что не стоило вмешиваться тогда?

– Нет, – отрезал Мэггон. – Я не жалею, что вмешался. Жалею, что не рассказал тебе правду, пока ты был ребёнком, пока ты был дружен с братом. Я помню те времена. Надо было тебе всё узнать тогда. Возможно, тогда бы в твоей душе не накопилось столько ненависти, – он устало вздохнул. – Тогда ты был сильнее духом и не стал бы ожесточаться.

Маг вспомнил светлые деньки своего детсва, далёкого и какого-то словно чужого, когда всё было хорошо и у него не было врагов или же он просто не замечал тогда этого.

– Я не был сильнее тогда, – прикинув, ответил он. – Я был наивнее и глупее, – он слегка поморщился, так как тот добродушный валинкарец, коим он некогда был, уже давно не нравился ему.

Лайгон явно хотел ещё что-то добавить относительно того времени, но Мэггон вернулся к разговору о людях:

– Человеческие миры должны быть тебе хоть немного дороги, я полагал…

– Ты ошибался, – пожал плечами маг.

– Объясни мне, почему ты так поступил? – требовательно сказал владыка Валинкара: он был зол и разочарован.

– Я оказался в мире людей, – начал своё повествование Лайгон. – Быть может, они не такие, как те, что жили в моём уничтоженном мире. Но они жалки и слабы. И ты был прав, мы для них – Боги. Мы для них, как… как для нас никого нет, понимаешь? Для нас нет никого, кто был бы сильнее, могущественнее, развитее нас. А для них – есть. Это довольно уныло… Я со своей магией… – он запнулся, вспомнив, что отныне этой самой магии у него нет, и ненависть с новой силой вспыхнула в его глазах. – Я мог быть там повелителем, как ты в Валинкаре. А почему нет? Здесь я, возможно, слабее остальных, но зато там… Пусть я полубог, но и получеловек… Если мне нет места на троне Валинкара, отчего бы и не попытать счастья на троне в мире людей?

Мэггон покачал головой, недовольный словами своего сына:

– Трон нужно заслужить, а не захватить силой. Только тогда можно справедливо править народом, ибо только тогда народ любит и уважает своего правителя…

– Феронд заслужил трон? – прямо спросил Лайгон, которого раздражал тот факт, что его брату власть достанется совершенно без каких-либо усилий в то время, как теперь, без магии, ему придётся потрудится, чтобы хоть чего-то достичь.

– Он заслужит его, – уверенно заявил Мэггон. – Пока не представилось случая, но он готов на всё ради своего народа, это чувствуется уже сейчас. Я уверен в нём…

– А что со мной? – сразу перевёл тему Лайгон. – Когда ты вернёшь мне магическую силу?

– Никогда, – ответил владыка. – Ты предал оба свои народа, и человеческий, и валинкарский, пролив их кровь, не имея на то никаких весомых оснований.

– Отстроишь для меня темницу и заточишь в ней на века? – полюбопытствовал о своём будущем Лайгон.

– Совет рассматривал такой вариант, пока я был в мире людей, разыскивая тебя, – признался владыка. – Но есть те, кто любит тебя таким, какой ты есть. Даже предателем и убийцей: твой брат, сестра и мать… Они не видели всего того, что ты учинил. Я решил, что так будет лучше. И они просили принять милостивое решение относительно тебя.

– Мне не нужна ни твоя, ни их милость! – огрызнулся Лайгон, теряя спокойствие. – Они думают, что я плохой? Им доставляет удовольствие осознавать, какие они благородные, что могут сочувствовать даже мне? Легко быть хорошим, когда вокруг всё словно создано для тебя, верно?

– Я не намерен обсуждать с тобой то, чего ты не понимаешь, – отрезал Мэггон. – Сейчас я позову стражников, и ты отправишься в свою комнату. Когда совет примет решение, что с тобой делать, я непременно поставлю тебя в известность. И ещё: я не хочу, чтобы ты встречался или разговаривал с Эларой и Лаивсеной.

– Отчего же? – осведомился молодой маг, хотя прекрасно понимал, что, если бы даже сестра или мать захотели повидать его, он бы всячески старался избежать этого. Он знал, что им будет неприятно узнавать его в этом уставшем и открыто презирающем всё вокруг валинкарце. Да и сам он не хотел позволять им видеть себя ожесточённым, ненавидящим и проигравшим. Его лицо было небритым, а волосы отросшими. И хоть мужчина всё равно выглядел опрятным и ухоженным, но всё это изрядно старило его, словно он прожил уже не одну тысячу лет, и за это время жизнь нещадно потрепала его. А на самом деле виной всему был не вовремя вмешавшийся Мэггон, отобравший у него единственное, в чём он превосходил большинство валинкарцев – магические силы. Нет, Лайгон не хотел показываться таким Лаивсене и Эларе, но нельзя было допустить, чтобы Мэггон понял это. Почему-то молодому магу казалось, что стоит отцу догадаться, что он не хочет видеть их, как он непременно переменит своё решение.

– Им будет больно принять приговор, и я не хочу усугублять ситуацию, – пояснил владыка своё решение и крикнул: – Стража!

На следующий день сопровождаемый стражниками Лайгон подошёл к тронному залу, где его ждали Феронд и Мэггон. Стражники не стали входить, и, пропустив Лайгона в полутёмное просторное помещение, закрыли за собой двери. Не в первый раз он входил сюда под конвоем, однако в предыдущий его явно остерегались куда больше, чем сейчас. Это немного раздражало. Приветственно улыбнувшись своим родственникам, Лайгон с неискренним удивлением глянул на свои запястья:

– Надо же, решили обойтись без цепей? Думаете, что меня, лишённого магических сил, можно не опасаться?

– Не думаем, – ответил Феронд, – Знаем точно, что нельзя. – слова гулко звучали, отражаясь от высокого потолка и резных широких колонн.

– У тебя был шанс исправиться, и сегодня мы даём тебе последний… – сообщил Мэггон.

– А я думал, прошлый был последним, – ехидно заметил Лайгон, поджав губы. – Первым и последним, это было бы мудро для такого расчётливого правителя.

Мэггон не намеревался отвечать, и за него это сделал Феронд, как-то странно глядящий на брата: так, словно все совершённые Лайгоном ошибки были на его совести. Маг вообще замечал нечто подобное во взгляде этого валинкарца довольно давно, но не придавал значения. Чем было хуже Феронду, тем лучше и искать причины было излишним. Его брат вёл себя с ним отвратительно, и теперь мог сколько угодно раскаиваться, магу не было до него дела.

– Этот шансбудет последним, потому что мы больше не увидимся, – мрачно пояснил Феронд, в его голосе слышалась грусть. – Надеюсь, ты воспользуешься им разумней, чем предыдущим… Хотя мы этого не узнаем.

– Заинтригован, – признался Лайгон. – Что же вы для меня придумали?

Он внимательно выслушал приговор и удивлённо поднял брови:

– Погоди-ка, разреши уточнить: вы собираетесь выбросить…

– Изгнать, – поправил Феронд.

– Ну хорошо, изгнать меня в какой-то далёкий случайный мир, где и жизни-то может не быть!

– Там будет жизнь, – сухо пообещал Мэггон.

– У-уу, – протянул Лайгон. – Да я смотрю, не такой уж и случайный этот мир…

– Это неважно. – отрезал правитель Валинкара, – Тебя никто не сможет вытащить оттуда, даже мы…даже если захотим… Этот мир невообразимо далёк, и чтобы отправить тебя туда, мы с Ферондом потратим столько сил, что неделю будем их восстанавливать!

Лайгон насмешливо улыбнулся:

– Может проще сразу убить меня? Расскажи всем о том, кто я, отец! Возможно, тогда Совет позволит убить меня.

– Ты будешь изгнан, – сухо повторил Мэггон, игнорируя вопросительный взгляд Феронда, который не очень понял слова брата.

– Да ну, вам ведь придётся потратить много энергии… – продолжал Лайгон с прежней насмешливой интонацией. – К чему столько стараний, если мне там не выжить? Без магических сил, без оружия и знаний… Дайте хоть мой магический посох, что ли… – он не знал толком, зачем эта вещь ему, но расставаться с ней навсегда было нельзя, и он чисто интуитивно чувствовал это.