Когда пешеходы, вежливо сходя с тротуара на дорогу, обходили буренку, та поднимала голову и долго, как и старик, смотрела вдаль - на семнадцатую и восемнадцатую башни, на тонкую нитку скоростной магистрали над лесом и на что-то еще, одной ей ведомое. Земля превратилась в один большой дом отдыха. Природа отдыхала от людей, а люди отдыхали от трудов, ибо трудиться им, чтобы заработать на честный кусок хлеба, теперь было не нужно.
- И вот скажи мне, - продолжил старик, - как мне жить без мяса? Ведь я с детства воспитан на маминых котлетках. Я помню, - старик прикрыл глаза, - она разрезала красное мясо на небольшие куски так, чтобы они помещались в мясорубку, потом - белое сало и разрешала мне, еще маленькому, помогать ей. Я залазил на табуретку, ложил в раструб то сало, то мясо, крутил ручку мясорубки и завороженно наблюдал, как из дырочек выползают длинные, как спагетти, розово-белые трубочки фарша. Потом шел черед лука и размоченного хлеба. Мама всё это смешивала, делила на порции, обваливала их муке и потом жарила на большой черной сковороде. Она всегда разрешала мне прямо с тарелки хватать первую, еще горячую котлету и весело смеялась, глядя, как я, обжигая пальцы, изо всех сил дул на неё, чтобы она по-быстрей остыла. М-да... Неужели я не могу один раз в году, на свой день рождения, позволить себе кусочек настоящего жареного мяса?
Пушер, уже порядком замученный длинной речью старика, лишь неопределенно пожал плечами, стараясь не встречаться со взглядом его блеклых глаз цвета переваренного желтка.
- Мне вот этот, - он указал на самый маленький, весом чуть более 100 граммов, кусочек.
- Три восемьсот, - равнодушно сообщил пушер.
- Когда-то это стоило три восемьдесят, - протянул старик и достал из кармана старый, видавший виды планшет. - Какая формулировка платежа? - спросил он, поколдовав над экраном.
- Пишите, оказание социальной помощи и психологические услуги, - ответил пушер.
- Ушли, - сухо сообщил старик.
Пушер кивнул, с диким ревом завел скутер, распугав всю живность в округе и, заложив крутой вираж, умчался. Старик остался стоять, вдыхая тонким носом слабый аромат бензина, смешанный с выхлопными газами. К груди он прижимал маленький сверток из веселенькой подарочной бумаги, на которой уже стали проступать тёмные влажные пятна.
Он прошел чуть вперед, к стоянке электрокаров. Выбрал заряженный двухместный кар и уже было собрался садиться, но передумал. Он подошел к самому длинному, на шесть мест, который стоял в конце ряда, открыл дверь и произнес: "Режим сопровождения". Заложив руки за спину, старик уверенно зашагал по аллее, а электромобиль выехал со стоянки и послушно пополз вслед за ним, ожидая, когда пассажир устанет идти пешком и сядет внутрь.
Когда кар припарковался у пятой башни, старик еще немного посидел в салоне с наслаждением слушая нудные наставления коммуникатора. "Напоминаем о необходимости экономии ресурсов. Пожалуйста, используйте двухместный кар для поездок в одиночку". "Тебя забыл спросить", - пробормотал старик и вытащил кусок пластика из замка ремня безопасности. "Выберите следующий маршрут", - не унимался настырный коммуникатор. "Отвали", - беззлобно послал его старик и стал с кряхтеньем выбираться из авто. "Команда не распознана", - запаниковал коммуникатор. "Пожалуйста, повторите команду". "Обойдешься", - сказал старик и захлопнул дверцу, отсекая надоедливые разговоры тупой железяки.
Старик с наслаждением потянулся и, запрокинув голову, посмотрел ввысь, туда, где окутанный внезапно набежавшим облачком, терялся его последний, сто сорок восьмой этаж. Южная сторона круглой башни, как драгоценный камень сверкала гранями солнечных батарей и секциями биомодулей, прилепившихся почти к каждому блоку.
Сквозь стекло вестибюля была видна миссис Грин, стоявшая за стойкой консьержа. С милым оскалом во все тридцать два зуба, - она гордилась, что у неё все свои, - миссис Грин улыбалась семейству Подниексов, которые своим многочисленным выводком, колясками и рюкзаками заполнили холл. "Не сидится дома старой карге", - подумал старик, всегда предпочитавший электронного консьержа этой престарелой блондинке, вечно всё путавшей и всё забывавшей. "Зачем ей деньги? Наверное на могильный камень собирает", - размышлял он, ожидая пока Подниексы, цепляя створки широких автоматических дверей пожитками и детьми, выползут наружу. Последней плыла мадам Подниекс с дитём на руках и двумя рюкзаками, один за спиной, а другой, - как у десантника запасной парашют, - спереди, на необъятных размеров груди. Ребёнок, пуская пузыри и слюну по подбородку, грыз голыми дёснами очищенный банан и внимательно смотрел на старика черными, как спелая вишня, глазами. "Хорошая сегодня погодка. Удачно вам погулять!", - услышал он голос миссис Грин из вестибюля, прежде чем двери, выпустив широкие формы мадам Подниекс, закрылись перед его носом.
Старик подождал, пока двери, поняв свою ошибку, дернулись на пол-пути и снова гостеприимно разошлись в стороны, и вошел в просторный холл. Миссис Грин, увидев его, заученно осклабилась и проворковала:
- Добрый день, мистер Редклиф.
- Добрый, - буркнул старик и постарался как можно быстрее проскользнуть к лифтам.
- Как вам погодка? Хорошая, не правда ли?
"Дура, здесь "погодка" всегда хорошая. Кто ж будет строить жилые башни там, где плохая погода?" - подумал старик, а сам вежливо согласился:
- Конечно, миссис Грин. Замечательная.
"Лучше бы с днем рождения поздравила, дура набитая, чем рассуждать о погоде. Кто вобще придумал весь этот политэс? Зачем рассуждать о погоде? Можно подумать она от этого изменится! Если сквозняк в голове и нечего сказать по делу - молчи и улыбайся."
- Может, я могу вам чем-то помочь, мистер Редклиф? - не отставала миссис Грин.
"Стриптиз станцуй", - опрометчиво подумал мистер Редклиф, но потом, представив себе это зрелище, еле удержался от брезгливой гримасы.
- Нет, миссис Грин, спасибо большое, - через плечо, входя в подъехавший лифт, ответил мистер Редклиф.
В квартире царил зеленый полумрак. Лучи солнца едва пробивались сквозь густую листву биомодуля, закрывавшего всю наружную стену его жилого блока.
Прошло много лет с тех пор, как человечество научилось обходиться без мяса. Старик был одним из немногих, кто помнил тучные времена, когда еду в совершенно ненужных количествах выращивали где-то вдали от тех мест, где она была нужна. Бездумно засевая всё больше и больше земли, люди устало преодолевали непредсказуемость природы. Они, то боролись с засухами и недородом, то не знали, что делать с обильным урожаем. Многое из того, что удавалось вырастить, пропадало по дороге. Еще многое увядало в необъятных закромах, так и не дожив до момента, когда можно будет радостно лечь на полку магазина, где придирчивый взгляд покупателя, сочтет его безупречным для того, чтобы занять достойное место в холодильнике, где он будет гнить в забытье, чтобы после быть найденным и брезгливо выброшенным в мусор. Человечество, словно маленький ребенок, разбрасывало еды больше, чем доносило до рта. А съедало - и того меньше.
Победив голод, человек научился быть расточительным и брать у природы не только то, что ему действительно нужно сейчас, но и то, что ему может захотеться потом. Можно сколько угодно говорить о свободе, но, пока ты таскаешь за собой запасы еды, всё это - пустой трёп. Можно построить дом в любом понравившемся уголке планеты, в пустыне, джунглях, даже на полюсе. Технологии давали человеку всё необходимое: воду, тепло, связь с остальным миром. Для полной свободы не хватало лишь одного - свободы от холодильника. Этот дурацкий железный ящик, словно пудовая гиря, прикованная к ноге, не давал людям всерьез мечтать ни о далёком космосе, ни о колонизации ближних планет. Поэтому человечество облегченно чавкало, склонив голову над корытом, и ему не было дела до звезд и прочей экзотики, пока кому-то не пришла в голову простая мысль: почему бы не выращивать еду на месте, прямо там, где живет человек и ровно в том количестве, какое ему нужно? Без лишних запасов, без потерь на хранение и доставку?