Боксер был в темных, непроницаемых очках. Галина не любила такие очки. Если ей приходилось разговаривать с людьми в темных очках, у нее возникало такое чувство, словно ее поставили под яркий, слепящий луч софита и рассматривают из темного угла. Чем непроницаемее стекла, тем большее раздражение они вызывают.

Она не протянула им руки. Мистер Дей с одного взгляда распознал ее настроение.

— Мы прощаемся до завтра, друзья мои, — сказал он. — Я на всякий случай утром позвоню.

Они помахали вслед машине рукой.

— Очень хорошие молодые люди, — как бы оправдываясь, заверил ее мистер Дей. — Серьезные… Как это у вас говорят? Целеустремленные.

— Рада за них.

— Между прочим, моя просьба к вам… ну, насчет вечера в кругу молодежи… отпадает. Все устроилось. Джордж берет это на себя.

— Он что, массовик-затейник?

Мистер Дей впервые не уловил иронии — может быть, потому, что не понимал выражения «массовик-затейник».

— Он студент… Так мы куда теперь?

— По плану выставка.

— Едем на выставку.

Езда с новым таксистом отличалась от езды с Колей, как рыбная ловля — еще в детстве отец возил Галину с собой на рыбалку — от забивания «козла», которое она ежедневно видит у себя во дворе с мая по сентябрь включительно. Второй раз они услышали его голос, когда приехали на ВДНХ. Он спросил у Галины:

— Вы долго рассчитываете здесь пробыть?

— Не меньше трех часов.

— Сейчас половина двенадцатого. Разрешите до двух быть свободным?

— Пожалуйста.

— Почему он отпрашивается так робко? — поинтересовался мистер Дей.

— Хочет подхалтурить.

— Подхалтурить? А что это значит?

— В данном случае — повозить других пассажиров. В Москве большой спрос на такси.

— Интересно. У нас таких понятий нет.

— Зато у вас есть кое-что другое.

— Например?

— Жаждете спора на социально-политические темы? Ну, например, безработица или расовое неравенство.

— Зачем спорить нам с вами? Пусть спорят системы. Я за свободный обмен мнениями.

Они шли прямой и широкой пешеходной магистралью к главному павильону выставки.

— Мистер Джордж устраивает вам именно такой обмен? — спросила она.

— Хорошо, что напомнили. У них там какое-то подобие клуба, собираются молодые люди, обсуждают актуальные проблемы. Я за вас поручился. Возьмите своих друзей, кого пожелаете.

— А почему надо давать ручательство? У них тайное общество?

— Насколько я понял, ничего тайного там нет. Просто собираются единомышленники, полемизируют.

— Какая же полемика между единомышленниками?

Мистеру Дею не нравился такой поворот.

— Добрейшая Галина, прекратим. Смотрите, как красиво вокруг. Оставим сухие предметы.

Они пробыли на выставке три с половиной часа, но до ее противоположного конца не добрались. В павильоне «Животноводство» мистер Дей сказал:

— Вы не устали? Я уже нагляделся. Все очень интересно, но пора и честь знать.

Сели в автопоезд, доехали до выхода. Таксист ждал их. После обеда мистер Дей отправился в гостиницу отдыхать, а Галина позвонила на работу Лене Смолиной, и таксист отвез ее на Смоленскую площадь, к Министерству иностранных дел. Лена вышла, и они поговорили. Галина передала подруге отлитые в пузырек из-под перекиси водорода духи «Кристиан Диор». Лена убежала, а Галина вернулась к гостинице. Она немного вздремнула в машине. В половине пятого явился мистер Дей, и они отправились смотреть Московский университет. В девять мистер Дей завез ее домой. На завтра была составлена обширная программа, заключительным пунктом которой значилось посещение квартиры на проспекте Вернадского — адрес у мистера Дея был записан, — где Джордж организовывал нечто вроде клуба.

Уже лежа в постели, Галина позвонила Володе. Разговор получился нервный.

— Я хотела бы пригласить тебя сейчас к себе, но у меня завтра два музея, — сказала она.

— И на том спасибо.

— Как твои дела?

— Благодарю, в порядке.

— Завтра вечером свободен?

— Да.

Он только отвечал на вопросы, не более.

— Тебе не кажется, что ты ведешь себя по-детски? И что у тебя тяжелый характер?

— Может быть. Не хочу притворяться.

— Ты и не сумеешь.

— Предпочитаю не уметь.

— Хочешь, чтобы я не спала?

— Спи, пожалуйста, на здоровье.

— Ах, Володя, Володя. Ты же большой, сильный, где же твоя снисходительность?

Вероятно, это его задело.

— Прости. Правда, что-то меня не туда несет. Прости.

— Хочешь со мной завтра вечером в одну компанию?

— Что за компания?

— Какой-то домашний клуб. Мой мистер Дей желает там быть. А потом поедем ко мне.

— Где встретимся?

— Я за тобой заеду. Будь дома от семи до восьми.

— Договорились. Спи спокойно…

Без четверти восемь шофер Коля привез мистера Дея и Галину на Профсоюзную улицу, она зашла за Володей, а потом поехали на проспект Вернадского и остановились у длинного, в полквартала, дома. Колю отпустили на полтора часа.

Квартира, куда они пришли, уже с порога производила впечатление проходного двора. На полу валялся придавленный окурок сигареты. Вешалка перегружена какими-то пыльными одеждами. Под вешалкой стоят несколько портфелей. В углу — табун пустых бутылок. Их встретили Джордж и высокий молодой человек с удивительно свежим цветом лица. Джордж был без очков.

— Это хозяин квартиры, — сказал он. — Ричард Славский.

— Очень рады, мистер Дей. — Хозяин уже помогал гостю освободиться от аппаратов.

Потом Джордж и Ричард познакомились с Володей, пожали руку Галине. Хозяину было не больше двадцати двух, но смотрел он на пришедших несколько покровительственно, как старший на меньших. У него был не по летам проницательный взгляд и нагловатая манера разглядывать людей. А в углах рта таилась чуть заметная усмешка, словно этот Ричард о каждом, на кого смотрел, знал что-то не совсем пристойное. Как стало известно Галине много позже, Ричард в то время переживал бурную полосу. Его родители, оба врачи, уехали на два года в Африку, и он остался один в трехкомнатной квартире. Медицинский институт, где он учился на третьем курсе, был заброшен. Ричард, прекрасно знавший английский язык, завел знакомства среди иностранцев и начал заниматься фарцовкой. Но все это она узнала после, а сейчас их пригласили в просторную гостиную, где за раздвинутым во всю длину обеденным столом сидело шесть человек: два брюнета студенческого возраста, очень похожие, оба с очень черными кудрявыми волосами, с узкими белыми лицами; юнец в цветастой женской кофте; странный толстощекий субъект, остриженный под машинку, весь какой-то сдобный, мелко и часто жевавший что-то, и две девы — одна миниатюрная, с живыми черными глазами, другая довольно крупная, с соломенными пышными волосами, раскиданными по плечам; она хранила устало-томный вид, и это делало ее комичной, потому что у нее был задорно вздернутый носик и веснушки, проступавшие даже сквозь пудру.

Вновь прибывших ни с кем не знакомили. Придвинули еще три стула, положили на стол перед каждым по пачке сигарет «Честерфильд», по пачке жевательной резинки и несколько тоненьких журнальчиков. Они были отпечатаны на русском. Владимир Яковлев взял их в руки, прочел заглавия: «Континент», «Посев», «Грани», «Вольное слово».

Хозяин меж тем носил кое-что из кухни — высокие стаканы с толстым литым дном, бутылки с виски и содовой водой, апельсиновый сок в литровых консервных банках с пробитыми в двух местах верхними крышками, стеклянный сифон, оплетенный серебристым металлом, и вазы с кубиками льда. Джордж следил за его действиями, как строгий метрдотель. Наконец все было принесено, Ричард пошептался с Джорджем и, обратясь к гостям, сказал:

— Итак, друзья, каждый ухаживает сам за собой или за соседом. Сегодня у нас знаменательный вечер. Мне доверена приятная миссия сообщить вам, что наш творческий клуб начинает свою деятельность. Вводное слово скажет наш друг Джордж, студент Московского государственного университета.