Все здесь хотят поставить меня во главе чего–то. Хотят сделать судьей, большим чиновником или толкователем текстов. Знание же, которым я обладаю, этого не хочет. Оно хочет наслаждаться самим собой. Я — плантация сахарного тростника, и в то же время я вкушаю его сладость.

Знание, что можно приобрести, совсем иное. Обладающие им беспокоятся о том, придется ли оно по вкусу слушателям или нет. Это приманка, с помощью которой завоевывают популярность. Знание, доказываемое в споре, нуждается в покупателях. Оно лишено души. Напористое и энергичное перед внемлющей толпой, оно сникает, когда остается одно.

Единственный настоящий слушатель — Бог. Жуйте неслышно сладостный сахарный тростник Божественной Любви и оставайтесь по–детски игривыми. Ваше лицо порозовеет от сияния, подобно бутонам роз.

Для Руми все в мире, включая и наше «я», — лишь проявление некоего Божественного разума. Поэтому он не может не чувствовать огромную любовь и близость ко всему, что происходит вокруг нас, — к этому непрерывному космическому танцу.

Руми и Баалшем–тов олицетворяют собой святого дурака Запада: любящего всех живых существ, особенно тех, кому приходится нуждаться; думающего не о знаниях и собственном «я», а только о Боге. Вера западных святых дураков в некое сверхъестественное божество — вот что отличает их от даосских и дзэнских учителей, искавших опору своей веры в мире природы. Восточные святые дураки приходят к единству со всем, что нас окружает, через бесстрастное приятие мира, тогда как западных мистиков отличает страстная любовь ко всему сотворенному, в котором, по их представлению, являет себя сам Бог.

Святые дураки Востока и Запада по–разному воспринимают мир, но ни те ни другие не заставляют нас им верить. Вместо этого они отвечают на наши вопросы либо своими собственными вопросами, либо загадками и притчами. Нередко эти святые дураки учат нас безумной мудрости лишь тем, что остаются самими собой. Присмотревшись к ним повнимательней, мы, возможно, сумеем понять, как следует жить так, чтобы просто принимать жизнь такой, какова она есть, а то и любить ее великой любовью.

Еще одну ветвь безумной мудрости Запада символизирует образ ловкача. В верованиях коренного населения Америки эти ловкачи носят имя «священных клоунов». В то время как плутоватые герои мифов принимают, как правило, облик животных, священные клоуны появляются под видом ряженых, у которых на уме прежде всего секс, а между ног обычно болтается огромных размеров фаллос. Они вносят беспорядок в торжественные процессии, сопровождающие религиозные обряды, или устраивают собственные ритуалы, носящие непристойный характер.

Индейцы племени зуньи из группы народов пуэбло называют этих священных клоунов койемши, что значит «грязная голова» — потому что они носят на голове кусок розовой глины, который, как утверждают некоторые, напоминает по форме фаллос. Когда эти ловкачи появляются, чтобы объявить о предстоящем религиозном празднике, их песнопения звучат довольно скабрезно. Гамильтон А. Тайлер в книге «Пуэбло: боги и мифы» приводит фрагменты этих обрядовых непристойностей:

После этих долгих восьми дней на девятый день вы совокупитесь с баранами.

Другой пример того, как священные клоуны индейских народов исполняют свои религиозные обязанности, представлен в книге Джерома Ротенберга «Мастера священнодействия». Он описывает один из обрядов племени чероки, носящий название «Приход бугера». Священные клоуны, именуемые бугерами, проникают внутрь ритуального круга и начинают пускать ветры и издавать неприличные звуки. Каждый бугер имеет свое непристойное имя, например Большие Яйца, Грязная Задница и т. д. Оказавшись внутри круга, бугеры начинают вести себя так, будто они сошли с ума, катаясь по земле и призывая присутствующих мужчин обратить внимание на своих жен и дочерей. Через некоторое время бугеры начинают танцевать. Каждый из них исполняет свой сольный танец, вышагивая в неуклюжей, гротесковой манере, а остальные распевают песню, первым [103] словом которой становится имя этого бугера. Собравшиеся встречают овациями каждое упоминание его имени; в этот момент другие танцоры выпячивают свои ягодицы и время от времени демонстрируют публике большие фаллосы, спрятанные у них под одеждой. Эти фаллосы могут быть наполнены водой, которой прыскают в зрителей. Наконец в круг вступают женщины–танцовщицы, становясь партнершами бугеров. Бугеры тут же вынимают свои сексуальные атрибуты и, пристроившись к женщинам сзади, начинают изображать половое сношение.

Христианские миссионеры, должно быть, приходили в ужас, наблюдая эти представления, особенно учитывая то, что последние являются частью религиозных обрядов. Неудивительно, что они пытались во что бы то ни стало обратить этих «дикарей» в свою веру. Ведь многие христиане считают несправедливостью то, что наш дух вынужден обитать в обуреваемом желаниями, дурно пахнущем теле. А «священные дураки» не только мирятся с этим телом и одолевающими его страстями, но и почитают их. Миссионеры видели во всех телесных проявлениях одну греховность.

Подобных плутоватых персонажей можно обнаружить и в ряде других мировых культур. Жрецы, верховодившие оргиями во время праздников в честь греческого бога Дионисия, также образовывали своего рода секту священных клоунов — они поощряли любовные утехи, пьянство и всевозможные неистовые выходки, пытаясь тем самым укрепить языческий дух в его борьбе с рассудочным началом, олицетворяемым богом Аполлоном. Священный клоун принимал участие в торжественной процессии греческих паломников, направлявшихся из Афин в Элевсин, вдоль дороги в который было расположено множество храмов. Клоун, поджидавший паломников на мосту через реку Кефис, встречал их неприличными жестами и адресовал им проклятия. Мы можем только догадываться о смысле этого обряда — возможно, священный клоун должен был вызвать у верующих чувство смирения и напомнить им об их человеческом происхождении перед их свиданием с богами.