Зависли над поляной, выбросил фал для десантирования. Мат летунов, вспышка, пол вертушки уходит из–под ног, стремительно приближается земля. Снова вспышка. Темнота.
Теперь я здесь. Где? Зачем? В двери заскрежетало. Ага, похоже сейчас всё узнаем. Два раза щёлкнул замок, лязгнул засов, и дверь камеры распахнулась.
На пороге стоял рыжеволосый охранник, одетый в так называемый «болотный» камуфляж.
Ха, славное братства Монолита. Ну вот, всё вставало на свои места. А я то гадал, кому это понадобилось брать в плен военного сталкера? Оставался, правда, вопрос «для чего?», но, похоже, и на него я скоро получу ответ. Хотя, вряд ли он будет утешительным. Монолитовец направил ствол автомата мне в живот и, отойдя на несколько шагов, произнёс:
— На выход!
Опытный, сволочь. Сразу видно, к себе не подпустит, да и от себя тоже. Ладно, будем послушными, на выход, так на выход. По выходу из камеры меня ожидали два сюрприза.
Во–первых, монолитовцев было трое. За дверью стояли ещё один конвоир и старший
офицер. Во- вторых, лицо офицера мне было до жути знакомым. Почему до жути? Да потому, что этого человека мы похоронили шесть месяцев назад. Или думали, что похоронили. Какой делаем вывод? Как говорится, либо это, либо одно из двух. На зомби он не походил, насмотрелся я на них, на духа бестелесного тоже не тянул. Значит, рано мы комбата в покойники записали.
— Командир, какого ты тут де…
Резкий удар прикладом в солнечное сплетение выбил из меня воздух вместе со словами.
— Молчать!
Так, значит диалога не получится. Быстро затянув пластиковые наручники на моих
запястьях, один из конвоиров пинком ноги задал мне направление:
— Пошёл!
Ну, ладно, рыжий. Бог даст, ещё побеседуем.
Коридор, насколько я успел рассмотреть, был тупиковым. Одна стена глухая, на другой восемь дверей, таких же, как у моей камеры. Интересно, где эта тюрьма находится?
Пока Рыжий открывал дверь коридора, я исподтишка разглядывал человека, бывшего когда–то моим другом и командиром. То, что это был именно Лосев, сомнений не вызывало. Вот только раньше я его таким никогда не видел. Потухший взгляд, слегка обрюзгшее лицо.
Тычок в бок прервал мои размышления:
— Пошёл!
Да, многословием ребята не отличаются. Эх, тёщу бы к ним, на перевоспитание.
Картина, представшая моему взору, оптимизма не внушала. Коридор выходил в зал
цилиндрической формы, по окружности которого располагалось ещё семь дверей, ведущих, скорее всего, в такие же аппендиксы. У каждой стояло по охраннику. Серьёзно у них тут всё. Хотя другого ожидать было нелепо.
Судя по тем скудным сведениям, которыми обладало командование нашего батальона, секта была прекрасно оснащена и обучена. Живыми захватить монолитовцев удавалось редко, а от тех, кто попадал к контрразведчикам, даже с помощью «сыворотки правды», мало, что удавалось добиться. Все попытки военных приблизиться к центру Зоны пресекались штурмовиками–сектантами, причём с печальными последствиями для первых.
Во время одной такой операции и погиб, вернее, как оказалось, не погиб, майор Лосев. В центре зала находилась винтовая лестница, ведущая наверх. К ней то меня и повели, ткнув стволом автомата между лопаток. Язык жестов конвоиров, довольно болезненный для моего бренного тела, начинал напрягать.
— Поласковей нельзя?
С таким же успехом я мог бы обратиться к дереву. Даже у Буратино, наверное, эмоций на лице было больше, чем у моих сопровождающих, хоть и сделан он был из полена. Рыжий шагнул ко мне, и, дабы не получить ещё один удар, я счёл за благо поскорее подняться по лестнице.
* * *
Этот этаж резко контрастировал с нижним. Зал был разделён на две части стеной из
стекло–пластиковых секций. Почти всё пространство помещения, в котором мы находились, было заставлено контейнерами и ящиками со странной маркировкой «О». За стеклом же находились какие–то приборы, весело перемигивающиеся разноцветными огоньками, а на стенах, между сплетениями кабелей, висели мониторы. Из–под куполообразного потолка лился мягкий свет.
Лосев подошёл к дверям «аквариума», вставил прямоугольник магнитного ключа в сканер, и створки раздвинулись. Проходя через дверной проём, я обратил внимание на толщину перегородки. Судя по всему, стекло было пуленепробиваемым. Помещение чем–то походило на Центр Управления Полётами. Только на экранах вместо траектории орбиты было изображение различных участков Зоны. Некоторые были сняты с высоты птичьего полёта, скорее всего с беспилотников. И, похоже, картинка шла с камер в он–лайн режиме.
Сбоку послышалось жужжание сервомоторов, и из–за стеллажа выехала коляска, в
которой сидел странного вида сморчок — старичок. Он был похож на лысую измождённую обезьянку, которую для смеха усадили в инвалидную коляску. Из–под ворота и рукавов рубахи торчали провода, уходившие в ящик, закреплённый под сидением. За спинкой коляски были установлены два прозрачных баллона, напоминавших акваланг, в которых пузырилась вязкая зелёная жидкость. Две трубки, одна шла из шеи, другая откуда–то из–за спины, соединяли сморчка с этим «аквалангом».
Лось почтительно склонил голову, а Рыжий с напарником вытянулись так, что было
слышно, как хрустнули их шейные позвонки. Чудо–юдо здесь в авторитете, похоже.
— Ну-с, здравствуйте, молодой человек.
Юморист, однако, этот старичок. Сначала в камере держат, потом бьют, почём зря. А теперь здоровья желают.
— И вам не кашлять, дедушка.
— Зовите меня Экселенц. Хочу сказать, что вам трижды повезло. Во–первых, не погибли при взрыве вертолёта. Во–вторых, ваш бывший сослуживец оказался поблизости и решил, что вы можете представлять интерес для нашей организации и доставил сюда, на станцию.
Ну, а в-третьих, он оказался прав, и ваши навыки, действительно, могут быть полезными для нас.
Сморчок дёрнул плешивой головкой, и меня потащили к креслу, стоящему у дальней
стены. Срезали наручники, усадили, пристегнув руки и ноги фиксаторами. На голову
нахлобучили дуршлаг с проводами.
Кажется, приплыл ты, майор Воронько, подумал я. Не будет ни полковничьей пенсии, ни, на худой конец, прощальных речей и салюта над могилой геройски павшего товарища.
Обидно, хотелось даже уронить скупую мужскую слезу. Да вот только вид человечка в коляске вызывал у меня приступ идиотского веселья. Реакция организма на выброс
адреналина, будь оно не ладно.
Старикашка подъехал к пульту и начал щёлкать тумблерами.
— Сейчас мы дадим кое–какие вводные вашему мозгу и проверим его ответную реакцию.
— Зачем вам всё это надо, господин смо…, простите, Экселенц?
— Вы о чём? Если о себе, объясню. В результате тщательно спланированной диверсии, были отключены излучатели на Радаре. — Он махнул рукой в сторону мониторов. — Все, кому не лень, кинулись захватывать контроль над открывшимися территориями. Мы несём потери, но это поправимо. Подключим другие ретрансляторы, наши ряды вновь пополнятся теми же членами группировок, прорвавшихся к Припяти. Но это будут рядовые бойцы. Нам же нужно
среднее командное звено. Его то мы и формируем из армейских офицеров.
— А чем обработанный мозголомкой офицер будет отличаться от обычного бойца?
— Здесь всё просто, юноша. Вы верны Родине, присяге. Для вас честь мундира не пустой звук. Мы же подменим эти понятия идеей беззаветного служения Монолиту. И все ваши знания и способности начнут приносить пользу нашему общему делу.
— Вы не станете бездумной машиной, вы будете так же самостоятельны в своих решениях.
Но все они будут подчинены главному — нашей великой идее. Для этого мы и применяем индивидуальное кодирование кандидатов.
— А остальным мы просто заменяем все желания на одно единственное — фанатичное служение Монолиту.
Сморчок смешно затряс кулачками. Ох, лучше бы он от киевского «Динамо» фанател.
— Но для чего вам эта армия, промывание мозгов? Обычно, когда говорят о великой идее, где–то рядом маячат деньги и власть.