Сама я стою в тени, которую бросает носовая часть корабля и делаю вид, что вычищаю свою тачку. Конечно, мне неизвестно, принято ли это здесь, но так как на меня по-прежнему никто не обращает внимания, прихожу к мысли, что то, что я делаю, пожалуй, выглядит нормально.
Наконец Пейшенс догоняет меня и выбрасывает содержимое своей тачки (в том числе, и Мали) в море.
Моя собака тут же начинает плыть в своей собачьей манере за оторванной рыбной головой, и я шикаю:
- Мали, нет!
К счастью, она слушается. Редко случается такое, что её животные инстинкты перебарывают послушание, которому её научили в школе стражей.
«Отнять у собаки животную сущность тяжело», - однажды сказал наш общий тренер. - «Отключить у вас человеческое намного проще». И, несмотря на это, вот оно, покалывание в моей груди, которое причиняет боль при каждой мысли о Сае. Боль, которая вовсе не кажется мне не человеческой и которую я могу вынести, лишь намеренно вытесняя.
- Так, ты - следующая. Вперёд. - Я протягиваю Пейшенс руку, но она вовсе не собирается двигаться с места.
Из акватории до моего слуха доносится только тихий плеск волн.
- Ну давай же. - Я вновь проверяю окрестности. Женщины с тачками, рыбаки, изнурённые тасканием сетей, но никаких шпиков. Пока никаких. - Быстро.
Пейшенс глубоко вздыхает, потом подходит к краю и глядит на пенную воду. Мали радостно плывёт ей навстречу, широко раскрыв пасть, вывалив язык и быстро и громко дыша. И этому не стоит удивляться, потому что для неё зловонная рыбная жижа, должно быть, как манна с небес.
- Боже мой! - шепчет Пейшенс.
Я в полной растерянности. Если я просто столкну её в море, она, вероятно, завизжит и привлечёт к себе внимание рабочих. С другой стороны, она и без того сейчас бросается в глаза, стоя здесь вот так и с таким отвращением смотря на волны.
- Просто сядь на стену и свесь ноги. - Чтобы не привлекать излишнее внимание, обеими руками я хватаю её тачку, вытряхиваю рыбные отбросы в воды и стараюсь при этом не зацепить Мали.
Пейшенс медленно выполняет то, что я ей сказала. Она с шумом делает глубокий вдох, задерживает дыхание и соскальзывает с края пристани.
Последний, контрольный, взгляд - и я следую за ней. Кажется, нас никто не видел.
Вода теплее, чем я думала, уже почти неприятная. Палящее солнце Лиссабона светит прямо над нашими головами, вокруг нас плавают склизкие потроха. Что-то ударяется о моё плечо, но я не смотрю.
- За мной. - Широкими спокойными гребками я плыву вперёд, постоянно думая о том, чтобы держаться в тени корабля. - Оставайся как можно ближе к корпусу судна, чтобы тебя никто не увидел.
Как можно тише мы скользим по морю, и ковёр из отбросов постепенно становится тоньше. Я пытаюсь плыть по течению и не делать брызг. На корабле над нами несколько рабочих заняты регулировкой рыболовных сетей. Они обмениваются шутками, и я надеюсь на то, что они не заглянут за борт.
Я продолжаю на ощупь следовать вдоль холодного носа корабля, когда мои руки натыкаются на верёвочную лестницу. Её концы поросли водорослями, но, в целом, она, кажется, в хорошем состоянии. Я пару раз резко дёргаю её, а затем поднимаюсь на первую ступень и смотрю наверх. Лестница ведёт на маленький выступ, наподобие балкона, на котором нагромождены спасательные круги и резиновые лодки. За ними я вижу металлическую дверь, с иллюминатором, ведущую внутрь корабля.
- Сначала ты.
С дрожащими ногами Пейшенс карабкается наверх и скрывается между спасательных кругов. Мокрые волосы, лежащие на её плечах, приобрели от грязной воды красноватый оттенок. Одной рукой я крепко держусь за лестницу, второй притягиваю к себе Мали, которая, как слишком большая обезьянка, крепко хватается. Затем я тоже взбираюсь по шатким ступеням, отпускаю Мали, чтобы она перепрыгнула через низкий парапет, и следую за ней. Она радостно облизывает мне руку, а затем садится рядом с Пейшенс.
- Нам всё удалось, - говорю я, как будто худшее уже позади. Однако по глазам Пейшенс читаю, что ей известно, что оно у нас ещё впереди.
Глава 25
Не так-то просто ориентироваться на рыболовном катере. В трюме корабль сродни лабиринту, в проходах висит тяжёлый запах соли и пота рабочих. Вновь и вновь до нашего слуха доносятся голоса, так близко, будто мы всего в паре метров от рыболовов. Мы пытаемся скрыться от них и плотно вжимаемся в стены. Здесь внизу тихо, и у меня даже такое чувство, что наши шаги отдаются неестественно громко, хоть мы и крадёмся на цыпочках.
- Нам нужно где-то спрятаться, - говорю я так тихо, что сама с трудом могу слышать свой голос. В этот момент у меня возникает чувство, что мы бегаем по кругу. Каюты, коридоры, склады. Вновь и вновь.
Вдруг раздаётся оглушительный гул, стены дрожат, и пол вибрирует под нашими ногами. Как только мы отчалим, в трюм сразу же спустятся некоторые из рыбаков, чтобы передохнуть для работы. Мы не можем больше терять ни минуты. Я хватаю Пейшенс за руку и направляюсь к металлической двери, на которой написано «sala de máquinas» (прим. - с исп. «машинное отделение»). Затем я открываю её, и шум становится ещё сильнее.
- Туда, - кричу я и вталкиваю Пейшенс в комнату. Затем закрываю за нами дверь, и у меня возникает ощущение, что в любой момент мои уши разорвутся. Недолго думая, я отрываю несколько лоскутков от моего пальто, отдаю два Пейшенс и показываю ей, что их нужно использовать, как импровизированные беруши. Вслед за ней и я делаю то же. Шум становится более терпимым, и я, наконец, могу спокойно осмотреться.
Помещение, в которое мы попали, похоже на цех. Повсюду стоят котлы, от них отходят длинные трубы к потолку. Огромные колёса и винты прикреплены к ним, из бесчисленных вентилей поднимается пар, и неприятно пахнет бензином, жидкостью, которой люди раньше заправляли свои автомобили. Я вновь смотрю на котлы. Даже несмотря на то, что я не хотела бы оставаться возле этих чудовищ, я вынуждена признаться, что это место - довольно хорошее укрытие. Среди толстых труб и моторов нас точно не увидят и не услышат.
Мы присаживаемся между двух котлов. Они такие тёплые на ощупь, и я прислоняюсь спиной к одному из них. Значит, здесь мы проведём следующие часы, пока корабль не достигнет морской границы между Португалией и Испанией. Там рыбаки ещё раз закинут специальные рыболовные сети. Так они надеются, что смогут поймать морских обитателей, находящихся на испанской стороне, по крайней мере, я так предполагаю. У нас в Лондоне рыбаки делают именно так, если они хотят во французские воды. Они продвигаются к серой зоне, как меня учили. Пересекать морские границы на корабле запрещено, однако это не касается забрасывания сетей и ныряния водолазов с гарпунами.
Если мы продержимся до этого момента, то практически спасены. Из Испании я, наконец, смогу связаться с отцом Пейшенс. Я оглядываюсь на неё и улыбаюсь, подбадривая. Она зевает и кладёт голову на спину Мали. Затем закрывает глаза и, кажется, с одного момента на другой, забывает обо всём вокруг. Я сдвигаюсь немного в сторону и устремляю взгляд на дверь. Наконец-то мы едем домой. Уже скоро воцарится покой. Я думаю о последних днях, и, хотя я едва могу дождаться момента, когда Пейшенс будет вновь в безопасности, во мне зарождается тоска. И сожаление. Я поднимаю руку и прикасаюсь к своим губам, чтобы проверить, ощутим ли там ещё хоть где-нибудь поцелуй Сая, но его там нет, и мне становится ясно, что я потеряла это особое чувство, эти «мурашки» по всему телу, ещё до того, как смогла по-настоящему его ощутить. Почти панически я представляю его лицо перед глазами и облегчённо выдыхаю, когда это мне ещё удаётся. Я всё-таки могу сохранить эту оставшуюся от него частицу. Я спрашиваю себя, что будет, когда после этого путешествия, этого краткого мгновения с ним, пройдёт две недели или пара месяцев. Возможно, когда-нибудь я буду вспоминать только его улыбку и глаза и ничего больше.
Совершенно неожиданно мои глаза наполняются слезами, и я торопливо вытираю их. Мой взгляд должен быть ясным, я должна быть в состоянии без промедления воспринимать малейшее движение. Я ещё раз провожу рукой по лицу, после чего снова концентрируюсь на безопасности Пейшенс. Только это имеет значение.
