Ну, если не засыпал окончательно и бесповоротно, то, во всяком случае, задрёмывал, сидя с закрытыми глазами и время от времени «клюя» носом. По мере поступления телеграмм он отстукивал их текст, не глядя на машинку, изредка нажимая на приделанный справа от машинки телеграфный ключ, когда возникала потребность повторить фрагмент телеграммы.
Ещё одним незаменимым атрибутом рабочего места Сергея Сергеевича была литровая банка с обыкновенной водой, из которой он время от времени прихлебывал маленькими глоточками. Долгое время я не догадывался о предназначении этой банки, пока её тайна мне не открылась. А тайна эта была удивительной, основанной на свойстве чистого медицинского спирта определенным образом взаимодействовать с организмом Сергея Сергеевича.
Оказалось, что чистый 96-градусный спирт, помещённый в желудок Сергея Сергеевича, вызывал соответствующий эффект хотя и мгновенно, но очень скоротечно, после чего тренированные стенки его желудка отказывались усваивать чистый продукт без разбавления его до стандартной сорокаградусной концентрации.
Учитывая эту особенность своего организма, Сергей Сергеевич утром, приходя на работу, «принимал» полный стакан чистого спирта, а в течение остального рабочего дня время от времени «разбавлял» его чистой же водой, восстанавливая, таким образом, необходимый эффект.
Нетрудно подсчитать, что для поддержания непрерывности этого процесса нашей радиостанции было необходимо каждый месяц «осваивать» 30 раз по 200 грамм, т. е. 6 литров чистого 96 %-ного медицинского спирта, что и осуществлялось неукоснительно путём выписки со склада указанного продукта «для промывки высокочастотного канала передатчика». Так, во всяком случае, указывалось в требовании.
* * *
С моим появлением на радиостанции с плеч Сергея Сергеевича свалилась часть забот. Поскольку опыта работы «на ключе» у меня тогда ещё не было, мне было вверено техническое обеспечение процессов приёма и передачи. Оно сводилось к необходимости каждое утро до начала сеансов связи включить и прогреть в течение получаса оба передатчика и оба приёмника, настроить их на нужные частоты в соответствии с графиком связи и в дальнейшем по мере необходимости перестраивать их для связи с другими корреспондентами. Так что я приходил на работу в 7:30 утра, а Сергей Сергеевич появлялся к восьми.
В один прекрасный день я, как обычно, пришёл на работу, первым делом включил накальные трансформаторы мощных газотронных и ртутных выпрямителей, для прогрева которых полагалось не менее 20 минут, достал из шкафа комплект сменных контурных катушек для первого сеанса связи, установил их в средневолновый передатчик, посмотрел по графику, на каких частотах предполагается приём и передача с первым корреспондентом. После этого я закрыл дверцы с автоблокировкой и включил анодное питание на лампы мощного каскада.
Привычный монотонный гул высоковольтных выпрямителей подтвердил, что всё идёт как положено. Оставалось настроить антенный контур и дать возможность корреспонденту настроить свой приёмник на частоту нашего передатчика. Для этого точно в установленное время надо было нажать на передающий ключ и держать его в режиме непрерывного излучения одну минуту.
Я положил перед собой часы и в нужный момент нажал на ключ. В этот момент за окном мелькнула какая-то тень, на что я не обратил никакого внимания. Продержав ключ нажатым ровно минуту, я отпустил его и достал рабочий журнал, чтобы отметить в нём начало очередного рабочего дня.
Именно в этот момент распахнулась входная дверь нашего помещения, и в неё ворвался отборный многоэтажный мат, вслед за которым в дверном проёме появился прихрамывающий Сергей Сергеевич.
Нелитературный монолог длился довольно долго, а когда он, наконец, иссяк, выяснилось следующее.
Накануне вечером, уходя с работы, Сергей Сергеевич заметил, что перегорела лампа в красном сигнальном фонаре на одной из трёх мачт. А поскольку по ночам самолёты в Бодайбо не летали, он решил заменить лампу рано утром. Для этого он появился на станции ещё до моего прихода, сложил в заплечную сумку запасную двухсотваттную лампочку, отвёртку, пассатижи, надел овчинный тулуп и валенки и полез наверх по так называемой «лестнице», представлявшей собой приваренные к мачте с интервалов в четверть метра кускам арматурной проволоки.
Восхождение это даже летом, налегке представлялось аттракционом опасным, а уж зимой, в валенках, тулупе и меховых рукавицах — что и говорить. Так что к тому моменту, когда Сергей Сергеевич заменил злосчастную лампочку, и уже собирался в обратный путь, я успел настроить пятикиловаттный передатчик и с чувством исполненного долга нажал на телеграфный ключ.
Пять киловатт высокочастотного сигнала в антенной «колбасе», за которую держался рукой Сергей Сергеевич, это вам не батарейка от карманного фонаря, поэтому эффект проявился незамедлительно. Получив мощнейший удар током, Сергей Сергеевич потерял равновесие и с высоты 30 метров отправился в свободный полёт.
Если бы это произошло летом, то наверняка Сергей Сергеевич разбился бы насмерть, а я из категории вольнонаёмных перешёл в категорию ЗЭКов за непреднамеренное убийство.
К счастью и для меня, и для Сергея Сергеевича дело было в разгар зимы, и через пять секунд свободного полёта он плашмя, спиной, ударился о верхний ярус проволочной растяжки мачты. Эта растяжка спружинила и, в строгом соответствии с правилом «угол падения равен углу отражения», отбросила Сергея Сергеевича в сторону огромного снежного сугроба, в который он ушёл целиком, с головой.
Строго говоря, никакой вины с моей стороны на самом деле не было, поскольку жёсткие требования правил техники безопасности однозначно предписывают в подобной ситуации вывешивать на выключателе табличку: «Не включать! Работают люди!». Но поскольку до моего появления на станции Сергей Сергеевич был единственным представителем «людей», он резонно полагал, что вывешивать эту табличку самому себе просто нелепо.
* * *
Когда, наконец, поток красноречия новоявленного пилота иссяк, он, продолжая ещё по инерции бурчать что-то себе под нос, уселся в своё кресло, заправил в «Ундервуд» очередной рулон бумаги, надел наушники, нахлобучил на самые глаза ушанку и протянул руку к литровой банке с водой. К моему изумлению, вместо обычного одного маленького глоточка Сергей Сергеевич сделал сразу два больших глотка…
НЕМНОГО ИСТОРИИ: Э К С П О — 58
Чтобы предыстория событий, которым посвящён этот очередной рассказ, была понятна нашим сегодняшним читателям, придётся вкратце затронуть хронологию этой самой предыстории. В некоторых предыдущих рассказах я уже несколько раз упоминал фамилию Давида Самуиловича Хейфеца.
Хейфец был коренным ленинградцем, и много лет работал Главным Конструктором ленинградского радиозавода имени Козицкого. Под его руководством на заводе были разработаны, внедрены в производство и получили огромную популярность телевизоры «Т1-Ленинград» и «Т2-Ленинград», особенно вторая модель. Чуть позже им же была разработана и выпущена по спецзаказу ЦК КПСС в виде опытной партии (50 штук) не имевшая аналогов даже за рубежом консольная модель радиокомбайна «Ленинград-Т3», о которой я также упоминал в рассказе «Кремлевский террорист».
Большинство этих радиокомбайнов были установлены в Кремле в кабинетах членов политбюро и некоторых министров, а также у Патриарха Всея Руси Алексия и нескольких «особо избранных» персон.
Так получилось, что техническое обслуживание всех этих пятидесяти телевизоров было доверено мне, поскольку эксплуатировавшиеся до этого в кремлевских кабинетах телевизоры «Т2-Ленинград» в основном обслуживал также я (по территориальному признаку), а также потому, что в качестве телевизора в комбайне «Т3-Ленинград» использовалось с незначительными доработками шасси телевизора «Т2-Ленинград».