— Видение? — Кейл преодолел оставшиеся ступени, Ривен оставался позади него, и Кейл оказался лицом к лицу с первым из семёрки, которого Эревис принял за предводителя. Мужчина, ниже Ривена и менее мускулистый, кивнул, и остальные коротко поклонились. Все семеро изучали Кейла с нескрываемым любопытством, но сохраняли молчание.

— Что за видение? — спросил лидера Кейл.

Тот ничего не сказал, только разглядывал глаза Эревиса, тени, что проступали у него на коже, тьму, что окутывала его, как туман.

— Я задал тебе вопрос, — сказал Кейл.

— Они прибыли через два месяца после твоего ухода, — объяснил Ривен. — Они почти не разговаривают, но я знаю, что эти люди зовут себя теневыми ходоками. Может быть, они не шейды, но я видел их движения — и ходоки немногим хуже.

— Что они здесь делают? — спросил Ривена Кейл, не прекращая рассматривать теневых ходоков.

— «Ждём» — вот всё, что они говорят.

— Ждут? — переспросил Кейл, глядя в тёмные глаза их предводителя. — Чего?

— Они не ответят тебе, Кейл. Они здесь просто… ждут. И они не станут помогать нам с Йонном. Я уже пытался заручиться их помощью раньше. Чего бы они не ждали, это пока не произошло.

— И ты считаешь, что это имеет отношение к нам?

— К тебе.

Кейл развернулся к нему.

— Ко мне?

— Они не жрецы, — сказал Ривен, кивая на теневых ходоков. Он стянул повязку со своих волос и позволил им свободно упасть на плечи. — Проклятье, понятия не имею, кто они такие. Но они служат жрецам — или служили когда-то. Они из Тельфламма, Кейл. У Маска там большой храм, большая паства. Когда они прибыли, то сказали, что повелитель теней перестал отвечать на молитвы. Узнав об этом, они получили видение, которое привело их сюда. Они говорят, что следуют Сумеречным путём.

Тени струились с кожи Кейла, пока он обдумывал сказанное Ривеном. На его молитвы Маск не прекратил отвечать. Маск перекинулся с ним словечком в переулке — по крайней мере, Эревису казалось, что это произошло.

Он посмотрел на Ривена и сказал:

— Иногда боги не отвечают даже на молитвы собственных жрецов.

Ривен покачал головой.

— Речь не просто об одном заблудшем жреце. Они говорят, что ни один из их священников не получает заклятий. Ни один.

Кейл покачал головой, мысли путались. Что, если он остался единственным жрецом, с которым говорил Маск?

— А что насчёт тебя? — спросил Ривен тихим голосом. — Он всё ещё даёт тебе заклинания?

Кейл помешкался, повернулся обратно, чтобы посмотреть на теневых ходоков.

Те исчезли.

— Я же говорил, что они хороши, — заметил Ривен. — Так что, Кейл? Он даёт тебе заклинания?

Кейл ответил Ривену вопросом на вопрос.

— А тебе? Можешь ли ты до сих пор исцелять прикосновением? Дарует ли он тебе это?

Ривен кивнул.

— Это… и остальное.

Прямота Ривена удивила Эревиса. Убийца удивлял его с тех самых пор, как Кейл появился на острове. Он решил быть честным.

— Да, я по-прежнему могу творить заклинания. Хотя я провёл долгое время без молитв.

На лице Ривена отразилось сначала облегчение, потом вопрос.

— Долгое время? Почему?

Кейл едва мог поверить, что Ривен ещё спрашивает.

— Почему? Потому что Джак мёртв. Потому что я стал… этим.

Он поднял руку и позволил теням закружиться вокруг неё.

— Потому что он сделал всё это, чтобы украсть трижды проклятый храм.

Лицо Ривена оставалось спокойным.

— Я же сказал тебе, дело не в храме. Здесь что-то большее.

Спокойствие Ривена только подогрело злость Кейла.

— А что если нет, Ривен? Проклятье, почему ты никогда не задаёшь вопросов? Что это за вера такая без сомнений? Посмотри, что он забрал у нас!

Ривен покачал головой.

— А что за вера, в которой всегда сомневаешься, Кейл? И посмотри на то, что он дал нам.

Кейл выпустил воздух из лёгких и отвёл взгляд. Ривен сказал:

— Никаких последователей Цирика, желающих отомстить за кражу своего храма, здесь не появлялось.

Кейл промолчал и Ривен повторил свою фразу, как будто считал, что его слова что-то значат.

— Ты слышишь? Последователи Цирика не пытались вернуть себе храм, Кейл. Ни один, ни разу. Либо они не знают, что случилось, либо заняты чем-то поважнее. Думаю, последнее. Что-то грядёт, Кейл. Ты чувствуешь это. Я тоже. И теневые ходоки. Поэтому они здесь.

— Буря, — отсутствующе произнёс Кейл, потирая затылок. По какой-то причине его мысли обратились к книге у него в рюкзаке. — Сефрис назвал это бурей.

— Сефрис? Старый пророк?

Кейл кивнул.

— Кейл, поэтому Маск и покинул своих слуг. Всех, кроме нас. Этот храм, Странник — всё было сделано для того, чтобы подготовить нас. Неужели ты не видишь?

Тени текли с пальцев Кейла. Он смотрел, как они растворяются во тьме.

— Подготовить нас к чему?

— К буре, — ответил Ривен. — К грядущему.

Кейл покачал головой.

— Нет. Даже боги не умеют строить такие сложные планы. И кроме того, он готовит себя, а не нас.

— Это одно и то же, — ответил Ривен. — Позволь показать тебе ещё кое-что. Пойдём.

Эревис схватил его за плечо.

— Сюрпризы мне больше ни к чему.

Ривен посмотрел ему в глаза, в его взгляде было… сочувствие?

— Последний, — сказал он.

Ривен провёл Кейла по погружённому во тьму храму. Хотя строению недоставало формальных атрибутов церкви Маска, Кейл решил, что божеству по нраву мрак и тени храма без окон. Их путь по пустым каменным коридорам и комнатам освещали факелы.

Ривен провёл Кейла по лестнице к закрытой деревянной двери. Эревис узнал помещение, и у него пересохло в горле. Когда-то они оставили здесь тело Джака. Он вопросительно посмотрел на Ривена.

— Открой дверь. Увидишь сам.

Кейл изучал его лицо.

— Открывай, — настаивал Ривен.

Медленно, неохотно, Кейл толкнул дверь. Когда он увидел то, что было внутри, сердце загрохотало внутри грудной клетки и слова застряли у него в горле.

Я несусь по траве, мои ноги горят, мои лёгкие задыхаются. Каменная камера прямо впереди.

Я слышу у себя за спиной страх и вслепую бью назад клинком разума. Я чувствую, как лезвие режет плоть, и страх воет от боли и ярости.

Двадцать шагов до двери. Десять. Пять. Я теряю равновесие, падаю на все четыре и отчаянно карабкаюсь последние несколько шагов. Наваливаюсь на дверь, молясь, чтобы она была незаперта.

Дверь поддаётся.

Я проваливаюсь внутрь, захлопываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной.

Внутри очень холодно.

Страхи налетают на дверь и приоткрывают её. Кряхтя, я наваливаюсь на дверь всем своим весом, закрываю её снова, и в отчаянии осматриваюсь в поисках какого-нибудь запора, чего угодно. Пальцы смыкаются на холодном ржавом железном пруте на полу у двери. Наощупь нахожу скобы на двери и просовываю в них прут.

Страхи снова бросают себя на дверь. Она содрогается при каждом столкновении, но прут держится, и страхи воют от злости. Глухие удары по стенам и крыше говорят мне, что они ищут другой путь внутрь.

Потея и тяжело дыша, я сжимаю свой клинок разума и оглядываю внутренности камеры. К счастью, я не замечаю других способов проникнуть сюда.

Стена напротив меня — та самая, и по ней от пола до потолка бежит трещина. Края трещины укрыты дымчато-чёрным льдом. В остальном, камера точь-в-точь похожа на ту, в которой я очнулся. Пустая, с голым каменным полом.

Страхи врезаются в дверь с такой силой, что дрожат даже петли. Другие стучат по крыше и стенам.

— Магадон, — говорит голос, голос у стены, раздающийся из трещины. — Подойди сюда. К трещине.

Я не шевелюсь. Я смотрю через всю камеру на трещину в стене, пока страхи пытаются проломить себе путь внутрь.

— Они пугают, не так ли? — спрашивает голос со смешком. — Подойди, Магадон.

Вцепившись в клинок разума, я пересекаю камеру и встаю у стены. Трещина чертит зазубренную, неровную линию по её поверхности. Наружу сочится холод и вонь — сера, смешанная со зловонным, гниющим запахом склепа. Я кладу руку на камень — он ледяной.