— Очень послушный, добрый сэр, — добавил тощий мальчишка в большой рубахе, что держал лошадей.

— Вос, — повторил со смешком Кейл. Вос — слово из языка дворфов. Оно значило «дикий» или «непослушный», и обычно использовалось для описания дворфийского пивного праздника. Конюх, скорее всего, понятия не имел о его этимологии.

— Вы всё время будете держаться дорог, — сказал конюх. — Лёгкая поездка.

Кейла это утешило слабо, но по крайней мере он сумел забраться в седло, не опозорившись.

Тамлин положил свои вещи в седельные вьюки и легко запрыгнул на коня. В отличии от Кейла, он был умелым наездником.

— До Ордулина семь дней пути, — крикнул он отряду. — Давайте начинать. Все готовы, Рен?

Рен поглядел на своих людей, те закивали.

— Готовы, милорд.

Стражники оседлали скакунов и окружили Тамлина с Кейлом. Кейл улыбнулся своей неловкости в седле. Он мог вскарабкаться на восьмэтажное здание без помощи приспособлений, но верхом на лошади чувствовал себя неуютно. Насколько мог, он старался держать темп остальной группы.

Когда они достигли проезда Ронселя, Кейл сразу же заметил, что шлемов на улицах стало меньше. Не успел он спросить, как Тамлин сказал:

— Я всё обдумал и решил изменить своё решение, господин Кейл. По крайней мере в том, что касается шлемов. Несколько отрядов остались в квартале знати, но остальных я разместил у городских ворот. Они не будут патрулировать улицы, но останутся под рукой у Виса и Старого Чонселя на тот случай, если в них возникнет необходимость.

Кейл посмотрел прямо на Тамлина.

— Мудрое решение, милорд.

Тамлин неохотно кивнул.

— Храмы ответили на мое предложение именно так, как вы и предсказывали. Полагаю, они уже раздают пищу — все они. Храмовая улица гудит громче, чем во время праздника Щитового схода. В городе останется проблема голода, но по крайней мере она не приобритёт масштабов кризиса, в ближайший срок, во всяком случае.

В голосе Тамлина Кейл услышал одновременно признательность и обиду, и решил придержать язык. Он надеялся, что предпринятых мер хватит, чтобы успокоить город до возвращения Тамлина. Эревис сомневался, что Вис и Старый Чонсель сумеют поддерживать порядок. На самом деле, он ни капли не доверял Вису Талендару.

Селгонтцы собирались группами, чтобы посмотреть на их кавалькаду. Охрана держала их на расстоянии от Тамлина и Кейла. Никто не высказывал признаков недовольства Тамлином — Кейл решил, что это хороший знак — а несколько человек даже выкрикнули что-то одобрительное. Тамлин, по видимому, послал глашатая объявить об их отъезде.

— Двадцать дней назад они проклинали моё имя и плевали на землю, когда я проезжал, — сказал Тамлин Эревису. — Люди столь переменчивы.

Тот не прокомментировал, и до самых Кларунских ворот они ехали в молчании. Скипетры салютовали, когда их отряд проезжал мимо. Так же поступили и шлемы, охранявшие ворота. Когда они поднялись на дальнюю сторону Высокого моста, откуда открывался вид вниз на сверкающие, заполненные лодками воды реки Эльзиммер и Селгонтский залив, Кейл наконец задал мучивший его вопрос:

— Как получилось, что Вис Талендар завоевал ваше расположение, милорд?

Тамлин плотнее сжал губы, и Эревис понял, что не стоило об этом спрашивать.

— Вис Талендар был крайне полезен мне и городу на протяжении последнего года, господин Кейл. Что касается остального, то я не намерен этим делиться.

Он посмотрел прямо на Кейла и добавил:

— «Как» и «почему» не имеет значения.

Кейлу не нравилось, когда ему отвечали собственными словами, но он придержал гнев. Он не жалел о сказанном Тамлину за ужином, но решил, что мог бы подать это тактичнее. Несмотря на положение Тамлина, тот во многом оставался разочаровывающим сыном выдающегося отца.

Кейл вздохнул и устроился в седле насколько мог удобнее. Предстоял долгий путь до Ордулина.

Миклош Селькирк заставил свою пегую в яблоках кобылу объехать глубокую яму. Кавин на своей чалой обогнул её с другой стороны.

— Она замешана, — сказал Миклош. — Никаких сомнений.

Миклош говорил это на протяжении последних двух дней. Кавин знал, что таким образом он справляется со смертью их отца. Скорбь Миклоша выражалась в разговорах, криках, планах, действиях. Он всегда был не из тех, кто сидит в уголке и ждёт.

Из двух братьев Селькирков Кавин всегда был более склонным к размышлениям, и старался следить за неразумными импульсами брата. Он ответил:

— Наши контакты в высшем совете указывают, что её допросили жрецы Тира перед всеми участниками. Мирабета заявила, что не имеет отношения к смерти отца, и верховный аббат подтвердил, что это правда.

Губы Миклоша под густыми усами исказались в гримасе презрения.

— Значит его подкупили, он ошибся, или то и другое сразу.

— Дух отца назвал Эндрена своим убийцей.

Они снова съехались бок о бок. Миклош покачал головой.

— Ты же знаешь Эндрена Корринталя, брат. Он не убийца. Кроме того, это Абеляр Корринталь послал нам весточку в Долину Шрама с описанием событий в высшем совете. Этот человек прям, как плотничий брус. Нет, это дело рук Мирабеты и её коварной племянницы, которую она держит при себе. Я убеждён в этом.

Кавин знал Эндрена, в основном, по его репутации. Старшего Корринталя считали проницательным политиком и благородным человеком. Его сын, Абеляр, был безупречен. Абеляр покинул Ордулин, но отправил Миклошу послание в Долину Шрама, рассказав о произошедшем и советуя держаться подальше от столицы, предложив убежище у себя в Саэрбе. Миклош послал в ответ письмо, поблагодарив Абеляра, но отказавшись от убежища. Он написал, что сейчас его место — в Ордулине.

— Мы не должны были оставлять столицу, — сказал Миклош, дергая себя за ус. — С учётом всего происходившего — не должны были. Будь мы там, этого никогда бы не случилось.

Кавин кивнул, хотя не был в точности уверен, что Миклош имеет в виду под «этим». Он промолчал. Брат был склонен винить себя, и Кавин ничего не мог сказать, чтобы остановить его. Он сомневался, что их присутствие что-то существенно изменило бы.

— Посмотри на это, — запальчиво сказал Миклош, указывая на поле, по которому они ехали. По голой, сухой почве Кавин не мог определить, что здесь раньше росло. Он предполагал, что это был ячмень, или, может, пшеница.

— Заброшено, — фыркнул Миклош. — По всей стране поля заброшены. Деревни тоже. Проклятая засуха. Дважды проклятые драконы. И трижды проклятый Огненный дождь!

Он нахмурился и тихо добавил:

— Есть предел тому, что может выдержать государство. Сембия застыла на краю пропасти. Я чувствую это. Я боюсь того, во что это может вылиться, Кавин.

— С Мирабетой в роли главной правительницы — ни во что хорошее, — отозвался Кавин.

— Временной правительницы! — поднял палец Миклош. — И мы исправим это как можно скорее.

— Согласен.

Получив три дня назад послание Абеляра, они втайне, под чужими обличьями покинули Долину Шрама и направились на юго-запад по захолустью, избегая оживлённых трактов и соглядатаев. Такое путешествие было медленным, зато более безопасным. Серебряные вороны — наёмная рота Миклоша — хотели обеспечить эскорт, но Миклош и Кавин отказались. Они надеялись попасть в Ордулин незамеченными, без шума, оценить политическую обстановку, решить, как лучше действовать, и раскрыть настоящие обстоятельства смерти отца.

— Я устроил нам тайное убежище в Ордулине, — сказал Кавин. — До собрания у нас будет дней десять или немного больше.

— Достаточно, — отозвался Миклош.

Кавил согласился, хотя чтобы укрепить оппозицию Мирабете, они должны были действовать быстро.

Спустя какое-то время братья спешились и сделали короткий привал, чтобы перекусить вяленым мясом и чёрствым хлебом. Кавин почувствовал облегчение, когда вылез из седла. От долгой езды по пересечённой местности у него всё болело.

Утолив голод, они снова влезли на лошадей и продолжили свой путь по бездорожью, рассчитывая достичь Ордулина к следующей ночи. Спустя около двух часов езды, разговоров и планирования, Миклош натянул вожжи. Его кобыла фыркнула, прошлась полукругом. У Миклоша был озадаченный вид.