Но генетика еще далеко не все. Выйдя из церкви, под лучи мягкого, неяркого корнуоллского солнца, Ник не почувствовал в себе ни капли семейной беспощадности. Он не понимал и не принимал ее. И не верил, что способен быть таким жестоким.

Хотя возможно, неохотно думал он, возвращаясь проселочной дорогой назад, в Треннор, это значит всего лишь, что для него еще не наступил переломный момент. Пока.

Ирен и Лора явились к чаю первыми, положив конец бесплодным попыткам Ника дозвониться до Элспет. Последний раз Ник видел племянницу на восьмидесятилетии отца. С тех пор одиннадцатилетняя девчонка с брекетами на зубах и хвостиком на затылке превратилась в высокомерную пятнадцатилетнюю красотку, которая выглядела лет на восемнадцать и унаследовала манеры и изящество матери.

Ник никогда всерьез не чувствовал себя дядюшкой, да Лора этого и не требовала. Кроме того, он понятия не имел, насколько девочка осведомлена о его тяжком прошлом, и старался как можно меньше с ней говорить. Неудивительно, что Лора считала его на редкость скучным. Обсудив с племянницей школьное расписание и поездку по железной дороге, Ник решил, что теперь она может описать разговоры с дядей одним словом. Максимум тремя: тоска, тоска, тоска. Довольно забавно: если вспомнить, чем Ник и второй дядя Лоры, Эндрю, занимались сегодня ночью, подойдет любое слово, кроме этого.

— Мама рассказала мне про мистера Тантриса, — вдруг сказала Лора. — Кто он все-таки такой?

— Очень богатый человек, — ответила Ирен.

— Да, но ведь надо же знать о нем хоть что-то еще!

— Нам — не надо.

— Кому как, — заметил Ник.

— Семейная сцена? — обрадовалась Лора. — Как интересно!

— Ничего подобного, моя милая, — сердито осадила ее Ирен. — Мистер Тантрис готов заплатить за дом гораздо больше его реальной стоимости, и от этого выиграем мы все, включая и тебя, так что если бедный Тантрис хочет сохранить конфиденциальность…

— Ничего себе — бедный!

— Ты поняла, о чем я.

— А ты что думаешь, дядя Ник?

— Что между конфиденциальностью и секретностью все же есть кое-какая разница. Хотя твоя мама, наверное, знает лучше, — примирительно улыбнулся Ник.

Вскоре приехали Анна и Бэзил, избавив Ника от необходимости вести разговор в одиночку. Трое невнимательных к племяннице дядей тут же компенсировались одной, зато весьма заботливой тетей. Было не похоже, что Анна подавлена отсутствием Зака. Она продемонстрировала родным пачку распечатанных электронных писем, в которых мальчик сокрушался, что не попадет на похороны дедушки. Видимо, в чаяниях и надеждах девочки-подростка тетя разбиралась даже лучше матери, и они с Лорой затеяли какой-то свой разговор.

Время тянулось медленно и бессмысленно. Ник и Бэзил вышли в сад, оставив женщин болтать в гостиной. Прогуливаясь между заледеневшими деревьями, Бэзил деликатно намекнул, что Ник выглядит не лучшим образом.

— Вид у тебя вымотанный, вот что я тебе скажу. Именно вымотанный. Надеюсь, это не из-за тех нестыковок в письме Бодена?

— Тебе Эндрю, что ли, рассказал?

— Да, по телефону, сегодня утром. Мне и Ирен, конечно. Мы все решили, что ты скорее всего зря волнуешься.

— Что значит «скорее всего»?

— Ну, мое мнение не слишком интересно…

— Только не мне.

— Правда? Приятная неожиданность.

— Бэзил, Бога ради, прекрати прибедняться.

— Ладно, ладно. Значит так: мисс Хартли клялась, что в письме определенно говорится о витраже Суда, а теперь мы узнали, что все не так просто.

— Пока согласен.

— Дальше. Стоит ли из-за этого волноваться?

Ник подождал и, когда стало ясно, что Бэзил не будет отвечать на свой собственный вопрос, повернулся и спросил:

— Ну? Стоит?

— А вот не знаю, — ласково улыбнулся брат.

В последний раз Ник официально виделся с Томом все тогда же, на восьмидесятилетии отца, однако недавно встретил его в Лондоне. Сырым октябрьским днем они столкнулись возле Британской библиотеки, Ник — по дороге на вокзал Юстон, Том — на Кингз-Кросс. Зашли в кафе при библиотеке, заказали по чашке капуччино и поболтали минут десять. Ник уже и не помнил, о чем, настолько незначительной была сама встреча. Оба старались не касаться серьезных тем, так — поговорили из вежливости, родственники все-таки. Том тогда не мог найти работу после окончания университета, у Ника были свои причины для уныния. Выглядел племянник неплохо — светлая растрепанная шевелюра, бархатные карие глаза, легкая небритость, которая делала твердую линию подбородка еще более мужественной, но о том, что было у него на душе, Ник узнал так же мало, как если бы они, не заметив друг друга, разминулись в толпе.

Когда Том и Эндрю появились в Тренноре, Ник тут же заметил в племяннике перемену, которую, похоже, не углядели остальные. Конечно, Том был более приветлив, чем в тот дождливый день на Юстон-роуд, что неудивительно в компании всех до единого дядей, теть и кузины, не говоря уже об отце, которого давно не видел. Но Ник совершенно точно чувствовал, что юноша изменился, хотя и не сразу определил, в чем именно. Будто взгляд стал более острым, каким-то настороженным. Да и похудел он. Все дело в безработице, решил Ник.

Эндрю казался перевозбужденным, много и громко говорил. Том со своей стороны ловко уходил от прямых ответов на вопросы о жизни в Эдинбурге, а потом и вовсе перевел разговор на деда: дескать, как жалко, что в последние годы они так редко виделись. Он так легко влился в общий настрой, уловив царившую в семье сдержанную печаль, что Ник удивился, когда выяснилось: Том пока ничего не знает о предложении Тантриса.

Открылось это, когда Лора, которая явно заинтересовалась кузеном намного больше, чем во время их последней встречи, спросила:

— А на что ты думаешь потратить деньги?

— У нас пока нет никаких денег, — оборвал ее Эндрю, бросив на Ирен недовольный взгляд.

— Вы вообще-то о чем? — со смесью удивления и раздражения спросил Том, обводя взглядом гостиную.

— Нам сделали заманчивое предложение, точнее, твоему деду, но теперь выходит, что именно нам, — объяснил Эндрю, не уточняя, понятное дело, как отнесся к заманчивому предложению сам дед. — Дело в том, что где-то в Тренноре могли спрятать старинный витраж…

— Витраж? — недоверчиво переспросил Том.

— Да, так нам сказали. Во времена гражданской войны. Некая дама — историк — считает, что в шестнадцатом веке одно из окон церкви Сент-Неот было укрыто от армии Кромвеля, и скорее всего именно в Тренноре. Она работает на человека, который готов хорошо заплатить, чтобы начать поиски в нашем доме.

— А как он будет искать?

— Как захочет, так и будет.

— То есть разберет дом по кусочкам?

— Ну, не совсем… — замялся Эндрю.

— Но почти, — закончил за него Бэзил.

Том иронически присвистнул.

— Могу поспорить, дед страшно взбесился.

— Сначала — да, — нехотя признал Эндрю.

— А что за человек?

— Да какая разница?

— Просто интересно.

— Его фамилия Тантрис, — подала голос Ирен. — Вот в принципе и все, что мы…

— Тантрис?! — вытаращился на тетю Том.

— Да. Как я сказала…

— Нет, серьезно?!

— А что тут такого? — засмеялась Анна. — В конце концов, Палеолог — тоже редкое имя.

— Да… но… — Том будто пытался ухватить какие-то простые слова, которые все ускользали из головы. — Да нет, не могут его звать Тантрисом!

— И все-таки зовут, — ответила Ирен.

— Вы разыграть меня решили, что ли?

— А что тебя удивило, Том? — осведомился Ник. — Чем тебе не нравится фамилия Тантрис?

— Вы что, правда не знаете?

— Очевидно, нет, — сказал Бэзил.

Том переводил взгляд с одного на другого, будто не веря глазам. Потом сказал:

— Я только сбегаю достану кое-что из сумки. Дай мне ключи от машины, пап.

Эндрю озадаченно вытащил из кармана ключи и протянул сыну. Тот выбежал из комнаты, родственники озадаченно переглянулись.