Играя, я смотрел на маленькую девочку лет трёх, которая действительно была очень суетливой. Многие, это замечая, улыбались, потому что песня была в тему. Девчушка же, засмущавшись, спряталась в складках материнского платья под смех зрителей. Закончив играть, я покосился на задумчивую воспитательницу и взял чехол, собираясь убрать гитару, но она вдруг спросила:
– Это единственная песня, которую ты написал, или ещё есть?
Слушатели, которые стояли рядом и не спешили расходиться, насторожились: оп-па, мало того что тут поёт молодой певец, так ещё и сам пишет. Интере-е-есно.
– Есть хулиганская. Тоже детская, и ещё одна более взрослая.
– Давай хулиганскую.
– Без проблем.
Сделав гитарный перебор, слушая звучание, я начал наигрывать, весело улыбаясь, и запел:
А я маленькая мерзость, а я маленькая гнусь!
Я поганками наелась и на пакости стремлюсь,
Я людей пугаю ночью, обожаю крик и брань,
А я маленькая сволочь, а я маленькая дрянь…
У меня четыре зуба – восемь шей.
У меня большие губы – до ушей.
Я диету соблюдаю много лет,
Тараканов поедаю на обед…
[2]Когда я закончил, слушатели стали рукоплескать, молодёжь непривычная, бодрая и весёлая песенка привела в восторг, но более взрослые слушатели восприняли её спокойно. Вот воспитательница, надо сказать, всё же дослушав песню до конца, быстро сказала с некоторой угрозой в голосе:
– Только попробуй её в пионерлагере исполнить.
– Я постараюсь, – улыбнулся я так, что можно было понять: ещё как спою!
– Давай третью, она, надеюсь, более спокойная?
– Конечно. Мечты и желания семнадцатилетнего мальчишки.
Мудрые книжки
Брошены в стол, джинсы – под мышку,
Встал и пошёл.
В школу сегодня – явно не в кайф,
Значит, зажигаем драйв!
Славный денёчек, птички поют,
Сяду в тенёчке, пива попью.
Пачка «Пегаса» вроде цела,
Значит, мамка не нашла.
Ветер в голове, а я влюбленный
Во всех девчонок своего двора,
В мире столько мест, где я ещё ни разу не был.
Ветер в голове, портвейн креплёный
И песни под гитару до утра,
А над головой распахнутое настежь небо…
[3]В этот раз как народу, так и аплодисментов было больше. Песня немного была мной переделана, сейчас не то время петь про Совков или Каплан, но даже с монтажом она прошла на ура. Встав, я раскланялся и громко сказал:
– Исполнял автор слов и музыки воспитанник детдома Максим Ларин.
Я как тот хомяк, моё – значит моё. А маэстро, которые создали эти шедевры, ещё напишут. Никакими душевными терзаниями за воровство песен я не страдал. Глупость какая. Кто успел, того и тапки. Они своё в моём будущем получили.
– Время. У нас автобус, – напомнил я задумчивой воспитательнице.
– Последняя песня для тебя слишком взрослая. Это точно ты её написал?
– Да, надо будет авторство оформить. Вы поможете мне с этим?
– Поможем. Думаю, директор обрадуется. У нас одна девочка, она уже повзрослела и покинула детдом, тоже песню написала, но спела её другая певица, даже по радио выпускали и на пластинках. Если ещё и твои песни знаменитыми станут, это хорошо для детдома.
– Конечно, – согласился я. – Если надо, я ещё песни напишу. Даже политически правильные.
– А вот это ты молодец.
Убирая гитару в чехол, я кивал и улыбался подходившим слушателям, пожал пару рук, после чего, повесив гитару на плечо, у меня там длинный ремень был, и поблагодарив слушателей за их поддержку, заспешил за воспитательницей, действительно автобус уходил через десять минут, нужно поторопиться. К моему удивлению, кондуктора, который проверял у нас билеты, прежде чем пропустить в салон автобуса, и водителя я узнал – они стояли среди слушателей во время моего выступления. Водитель даже воскликнул:
– О, молодое дарование, с нами, значит, едешь?!
– Я еду с сопровождающим, а она уже с вами, – уточнил я.
Жизнерадостно заржав, тот подтолкнул меня в салон. Я сел рядом с Ниной Андреевной, которая пребывала в тяжких раздумьях, и, положив гитару на колени, грифом на плечо, спросил у неё:
– Нам долго ехать?
– Почти пять часов, Максим.
– Ого, это в какие же дали мы едем?
– Ржев, знаешь такой город?
– Ого, до него же километров двести пятьдесят?!
– Столько примерно и есть. Пионерлагерь находится именно там.
– А что, поближе ничего не было?
– Сейчас я понимаю, что нужно было оформлять тебя куда-нибудь поближе. Но свободное место было только там, вот и приняла путёвку. Там больше шестидесяти пионерлагерей, отличная природа, водоёмы. Наши воспитанники там часто бывают, жалоб не было. Хорошие места.
– А для армии гибельные, – вздохнул я. – Ладно, посмотрим… Хм, даже интересно будет.
Автобус ещё стоял, и я попросил отлучиться по маленькой.
– Если водитель отпустит.
– Отпустит, – уверенно ответил я и передал гитару: – Посторожите.
С водителем проблем не возникло, он махнул рукой, сказав, что я могу очень не торопиться. Время и в пути наверстаем. Меня действительно немного припёрло, тут я не играл, поэтому, быстро сбегав в отхожее место, на обратном пути завернул в буфет, где купил две бутылки воды, в дороге могут пригодиться, и вернулся обратно.
Автобус вышел в рейс практически вовремя, так что, не особо нарушая скоростной режим, мы выехали на Ржевскую дорогу. Я иногда начинал дремать, цепко держа гитару в объятиях, а воспитательница, достав небольшой блокнотик, что-то писала, изредка прерываясь и задумываясь. Заглянув, я увидел планы, графики и какие-то схемы. Пару раз мелькало моё имя. Смотреть было не очень удобно, но, похоже, воспитательница, пока свежа память, составляла список дел по моему возвращению, что будем делать и куда бегать. Регистрация песен, запись в школе и всё такое.
Как оказалось, водой можно было не запасаться. Автобус заезжал во все населённые пункты по пути, так что купить воду было не проблемой. В одном городке, в половине пути от Ржева, была получасовая остановка, и мы пообедали в придорожном кафе. Я съел харчо, впервые попробовав это блюдо, поэтому остаток пути обпивался водой – почему суп такой острый? И ещё, пока Нина Андреевна сидела в салоне и охраняла гитару, я успел сбегать к киоску Союзпечати, в котором купил с десяток тетрадей, пачку конвертов, баночку с тушью, перья, карандаши и другие письменные принадлежности. Всё это мне упаковали в плотную бумагу и перевязали бечёвкой, я оплатил шесть рублей семнадцать копеек. М-да. Бумага и писчие принадлежности нужны мне были для тренировок, такими я ещё не пользовался, руку надо набить.
Естественно, Нина Андреевна поинтересовалась, что у меня за свёрток. Честно пояснив, что это, я был немного удивлён последующим вопросом: откуда у меня деньги? Ответил, что мне сунули их после сыгранного репертуара в зале ожидания автовокзала. Крыть воспитательнице было нечем, лишь спросила, почему я взял?
– Дают – бери, бьют – беги, – пожал я плечами, на что она только махнула рукой.
До Ржева мы не доехали, сошли чуть раньше. Даже не у населённого пункта, а на перекрёстке дорог.
– Далеко идти? – спросил я, когда автобус отъехал, вешая за спину гитару и беря свёрток с писчими принадлежностями в левую руку, а бутылку с водой – в правую.