Инструктор, пока меня перевязывали и я осматривался, с вопросами не отставал, пришлось отвечать. На первый вопрос, где моя одежда, я ответил, что на верхней площадке вышки. Двое мальчишек наперегонки сломя голову побежали к ней. Быстро вернувшись, отрицательно покачали головой, одежды, естественно, найдено не было. Когда с перевязкой было закончено, один из мальчишек принёс мне шорты, похоже, свои.
– Бери, у меня в сумке другие есть, запасные, – требовательно сунул их он, когда я попытался отнекиваться.
Врач помог мне их надеть, а то мне неудобно было. Шорты были слегка тесноваты, всё же их хозяин был младше меня на пару лет, но налезли. Они были немного стрёмные, тёмно-синие с одним карманом спереди. Страшноватые. Но дарёному коню, как говорится, в зубы не смотрят.
Попытавшись встать, я тут же плюхнулся обратно, застонав от боли в боку. Врач подхватить меня не успел.
– Ну как же ты так, голубчик? – возмущался тот. – Голова кружится?
– Да, сразу в бок повело. Похоже, сотрясение.
Всё же нести меня не пришлось, переждав головокружение, я с помощью врача встал, и мы с ним немного прошли, до следующей скамейки.
– Ну что ж, думаю, дойдём до машины, – резюмировал тот и, подхватив свой саквояж, стал ожидать, пока я попрощаюсь с ребятами и девчатами.
Скотиной, что добро забывает, я не был, всё же спасли меня. Так что сердечно попрощался со всеми, кто был из молодёжной школьной группы по прыжкам в воду. И, не выдержав, поинтересовался, почему на плакате – о студентах, а они – школьники. Выяснилось, студенты тренируются вечерами, от обеда, а сейчас одиннадцать дня, время школьных команд. Развеяли моё недоумение.
Всё же нас без сопровождения не отпустили. Инструктор строго-настрого велел детям не лезть в воду, подхватил меня на руки и понёс к выходу из парка, а врач заспешил следом. Пока меня несли, я с интересом осматривал фасоны прогуливающихся отдыхающих, дивясь одеждой, в чём дети бегали, плакаты изучал. Вытянув голову, попытался рассмотреть стенд с газетами, но меня пронесли далеко от него. Вот проезжая часть, шум которой всё приближался, пока мы на неё не вышли. Белая машина с красными крестами дала мне больше информации. Все машины – старинного вида, круглые, с выступающими крыльями, фары не внутри корпуса, а снаружи на неких ножках. Не у всех, но и такие были. Машины – как в фильмах о гангстерах тридцатых годов. Шучу, конечно, но старинных для меня «Волг» и «Побед» хватало. Грузовиков много. Из современных пролетела Газ-24 новенькая, будто только с завода. Видимо, служебная, чёрная. Информацию по советским и российским машинам я изучал и знал, когда стали выпускать эти «Волги». Ориентировочно сейчас тысяча девятьсот семидесятый год, плюс-минус пара лет. Точнее позже узнаю. Уже легче. Это не съёмки фильма о советском периоде, и уж тем более не розыгрыш, да и кто меня будет разыгрывать? Нет, это реальность.
Водитель при нашем приближении выскочил и открыл дверь, боковую. Машина была универсал, тоже, кажется, «Волга», сзади широкая дверца, но меня решили посадить на заднее сиденье. Кстати, его внутри не оказалось, были бортовые, по бокам. Ничего, устроился и поблагодарил неизвестного для меня инструктора. Даже познакомиться не успели. В принципе, вряд ли когда больше встретимся, так что прощай, незнакомец, и спасибо тебе.
Врач сел тоже сзади, напротив, с другого борта. Водитель вернулся на своё место и, запустив двигатель, спросил:
– Куда? В детскую?
– Нет, давай к нам в Склиф, тут ближе, – ответил врач.
Водитель кивнул и, посмотрев в боковое зеркало заднего вида, повёз нас в неизвестном направлении. В одну из больниц Москвы. Склиф, я так подозреваю, – это Склифосовского. Жадно разглядывал город. Что ж, если вспомнить современную мне столицу, не сразу и улицы-то распознаешь, до того изменения коснулись всего.
До больницы доехали быстро, уже через десять минут въехали на территорию к дверям приёмного отделения скорой. Выйти мне тоже помогли и завели внутрь, где меня принял дежурный врач. Или фельдшер, я не понял. Пока врач, что меня привёз, заполнял карточку, меня быстро опросили, записав данные, только откуда я сказать не смог, поставили прочерк, из Сибири, и всё, пусть ищут. Повели в палату хирургического отделения. Вела пожилая санитарка. Она же всё объясняла, охая надо мной, и показывала. Разместила, помогла расстелить выданное бельё, лёг я уже сам, стараясь лежать на спине, чтобы не тревожить ребро.
Всего в палате было шесть кроватей, на двух лежали двое больных мужского пола, я с ними поздоровался, когда вошёл, назвался. Один представился дядей Лёшей, второй Саньком, на вид которому было лет семнадцать. Он со сломанной ногой лежал, сложный перелом. Ещё две кровати тоже были заняты, мятое постельное бельё лежало, а вот шестая кровать пустая, только панцирная сетка и свёрнутый матрас.
Как только баба Зина, как звали санитарку, вышла, я тут же пошевелился и, скрипнув пружинами кровати, с трудом встал.
– Ты чего, Максим, ходишь, баба Зина прямо же сказала, чтобы лежал не вставая. В туалет захотел?
– Газету, – кивнул я на газету, что лежала на тумбочке одного из отсутствующих соседей. – Сегодняшняя?
– Нет, три дня ей уже.
Подойдя, я перевернул газету и всмотрелся в дату. 6 июня 1969 года. Теперь я знаю, какое сегодня число, девятое, понедельник. Меня что-то в пот бросило, поэтому, мелкими шажками передвигаясь, пошатываясь, я вернулся к кровати, оба моих соседа были не ходящими, у дяди Лёши перелом таза, я снова лёг и с облегчением вытянул ноги. Босиком шлёпал, да и состояние так себе, отлежусь, надеюсь, пройдёт. Я даже проанализировать свежую информацию не успел, вырубило сразу, как свет в комнате выключили.
Разбудили меня к вечеру, ужин был. Мне принесли его в палату, как и другим соседям. Двое отсутствующих уже появились, сразу познакомился с ними. Один токарь, получивший удар током, отчего у него отнялась одна рука. Лечили. Второй – живчик, как выяснилось, таксист. После автоаварии лечил сломанные рёбра. Он себе грудную клетку повредил о рулевое колесо.
После ужина за мной пришла медсестра и отвела в рентгенкабинет, где мне сделали снимок, после чего я вернулся обратно и лёг на кровать. Это недолгое путешествие забрало у меня все силы, едва дошёл. Зря от сопровождения отказался. Хоть ненароком пощупал бы медсестру. Она ничего, фигуристая.
Уснуть не успел, слушал радио, интересно было. Но пришла баба Зина. Она принесла больничную пижаму моего размера. Кстати, да, все в пижамах ходят, а я в одних шортах. С учётом синяков, покрывающих тело, вид фееричный. А тут выдали наконец, забрав шорты. Дальше я продолжал лежать ещё около часа, пока меня не вызвали в процедурную. Как выяснилось, сегодня дежурил как раз мой врач, и, когда принесли снимок, он решил мной заняться. У меня действительно был перелом одного ребра и трещина в соседнем. Ребро немного сместилось, нужно вправлять и накладывать новую повязку. Дождаться окончания процедуры у меня не получилось, вставляли ребро по живому. Вырубило.
Очнулся ночью на своей кровати с новой фиксирующей повязкой из-за острого желания сходить в туалет. Мочевой пузырь был готов вот-вот лопнуть. Стараясь не разбудить соседей, я встал, света из окна хватало, чтобы рассмотреть, куда ступаю. Только половицы скрипели да дверь, когда я её открыл. Медсестра сонно подняла голову, когда я вышел в коридор и направился в туалет.
– Как ты? – негромко спросила она.
– В туалет хочу. Грудь ноет, но терпимо.
– Хорошо, иди.
Шагать я и так не прекращал, так что быстро оказался в туалете. Свет горел, поэтому, зайдя, сразу устремился к унитазу и, сделав свои дела, испытывая немалое облегчение, подошёл к раковине, разглядывая себя в зеркало. М-да, видок ещё тот. В одних синих полосатых больничных штанах, которые приходилось придерживать, чтобы они не спали, рубаха, видимо, в процедурной осталась или у кровати висела, в потёмках я её не рассмотрел. Грудь стягивала тугая белоснежная повязка. По всему телу синяки, из-под повязки показывалась огромная гематома. На челюсти слева лелеет синяк, на скуле ещё один. Трещина на губе. Под глазами ничего не было, а так – я это я. Та же рыжая шевелюра, наглые зелёные глаза и обаятельная улыбка. Норма всё.
