А потом Вася опубликовал в «Литературной газете» сатирический рассказ, герой которого был литературным критиком по фамилии Рассолов. И Рассадин с Аксёновым рассорились навсегда.

На наших с Васей отношениях их ссора не отразилась. Мы хорошо относились друг к другу. В то время Аксёнов был женат на Кире, родственнице моего старшего друга – Владимира Михайловича Померанцева, и мы встречались и у Владимира Михайловича, жившего у метро «Семёновская».

Ранние произведения Аксёнова «Коллеги», «Звёздный билет», «Апельсины из Морокко», «Пора, мой друг, пора» мне нравились. Конечно, в них был налёт ремаркизма, в чём упрекали Василия критики. Но Вася писал, не отступая от исторической правды: мы все тогда увлеклись освобождёнными от сталинских запретов и возвращёнными нам Ремарком и Хемингуэем. Так что это не Аксёнов подражал Ремарку, а его герои. Вася же зафиксировал в своих романах время.

Но потом большие вещи Аксёнова мне нравиться перестали. Началось это с «Затоваренной бочкотары» и продолжалось до самого отъезда Васи из СССР в 1980 году.

Ни «Ожог», который мне дал почитать сам Аксёнов, ни самиздатовский «Остров Крым» меня не увлекли. Ему я это не говорил, но мне кажется, что он это почувствовал. Однако на наших отношениях это не сказывалось.

Зато я очень любил его рассказы. «На полпути к луне», «Папа, сложи!», «Победа», «Местный хулиган Абрамашвили». Я носился с ними как с писанной торбой. Всем их рекомендовал. Хвалил их автору. И Вася чувствовал, что я не кривлю душой.

При мне в писательском доме творчества в Дубултах Гриша Поженян, Овидий Горчаков и Аксёнов сочиняли роман-пародию на западный боевик. Гриша и Вася приносили мне написанные главы. Я отнёсся к ним без восторга. Потом книга «Джин Грин – неприкасаемый» была напечатана под коллективным псевдонимом Гривадий (ГРИша+ ВАся+ овиДИЙ) Горпожакс (ГОРчаков+ПОЖенян+АКСёнов). Но я её целиком так и не прочёл.

Как известно, Аксёнов уехал в Америку в 1980 году после того, как выступил одним из редакторов-составителей неподцензурного альманаха «Метрополь». Позже Феликс Кузнецов, первый секретарь московской писательской организации и ретивый погромщик талантливых людей, утверждал, что Аксёнов сознательно спровоцировал скандал, который ему был выгоден на Западе. Это ложь. Вася был человеком добрым и бескорыстным. Никаких сценариев заранее не проигрывал. Его имя на Западе значило много и без «Метрополя». А его не опубликованные в СССР книги «Золотая наша Железка», «Ожог» и «Остров Крым» нашли своего издателя и читателя в Америке как раз тогда, когда он в неё приехал.

Там Аксёнов работал профессором русской литературы в разных университетах. Больше всего на последней своей работе в университете Джорджа Мейсона в Виргинии, где начал читать лекции за два года до возвращения ему советского гражданства и куда приезжал преподавать и после того как вернулся в СССР.

На Западе, кстати, он продолжал проявлять свою удивительную работоспособность. Написал пять или шесть романов. Рассказы. Кстати, выучил английский настолько, что смог писать и на нём. Его роман «Желток яйца» был первоначально написан по-английски. Вася потом перевёл его на русский.

Последним законченным романом Аксёнова стала «Таинственная страсть». Она издана с подзаголовком «Роман о шестидесятниках». Здесь Аксёнов поступил, как Катаев: укрыл под прозрачными псевдонимами легко узнаваемых мастеров литературы и культуры шестидесятых годов.

Лев Васильевич Пумпянский умер 6 июля 1940 года (родился 5 февраля 1981-го).

В 1918-1919 гг. жил в Невеле, преподавал литературу в Невельской единой трудовой школе и участвовал в деятельности Невельского философского кружка вместе с другими учёными М.М. Бахтиным и М.И. Каганом.

В 1921-1924 гг. преподавал литературу в Тенишевском училище Петербурга. Участвовал в работе сектора по изучению русской литературы XVIII века в ИРЛИ РАН (Пушкинском доме).

По делу религиозного кружка «Воскресенье» был арестован в 1928 году, но через непродолжительное время выпущен: компромата на Льва Васильевича следователи не нашли.

В 1934 году Пумпянский – профессор Ленинградской консерватории, а в 1936-м – профессор филологического факультета Ленинградского университета.

Был выдающимся исследователем литературы XVIII века и творчества её основателей – Ломоносова, Тредиаковского, Кантемира. Оставил замечательные труды по творчеству Пушкина, Лермонтова и Тютчева, по истории русского классицизма и сентиментализма.

Считается, что отдельные черты Пумпянского изображены в образе Тептелкина в романе К.К. Вагинова «Козлиная песнь» и в Пупочке – персонаже романа философа А.Ф. Лосева «Женщина-мыслитель».

Пумпянский оставил нам в своих записях лекции и выступления М.М. Бахтина 1924-1925 гг. Есть они в Интернете.

«Книга эта – попытка взглянуть на христианство глазами светского, нецерковного человека, найти такие слова и подходы, которые могли бы помочь взаимопониманию христиан и неверующих. Лишь позднее Желудков узнал, что он излагает те же идеи, что и некоторые теологи Запада, например Дитрих Бонхеффер («секулярное христианство») и Карл Ранер («анонимное христианство»). Со строго церковной точки зрения в книге С.[ергея] А.[лексеевича] есть немало спорных мест. Любой православный богослов мог бы многое возразить на его экспериментальное изложение христианства. Мне самому приходилось с ним много спорить. Но, думается, не правы те, кто считал его чуть ли не еретиком. Согласно православной традиции, еретик – это тот, кто сознательно и упорно противопоставляет свои взгляды церковному учению, принятому на Вселенских Соборах. У Желудкова такого намерения не было. Он лишь ставил вопросы, как бы приглашая собеседников и оппонентов к дискуссии. Не раз он говорил мне, что хочет «выбить искру», вызывая спор, подвергая сомнению устоявшееся и привычное. Умственные сомнения, поиск истины он не считал грехами при всей рискованности многих своих идей оставался христианином».

Так писал отец Александр Мень о книге отца Сергия Желудкова «Почему и я христианин».

Сергей Алексеевич Желудков родился 7 июля 1909 года. В 1928 году, окончив восемь классов, поступил в Духовную Академию – единственное религиозное учебное заведение, которое разрешили большевики. Разрешили, потому что эту школу открыли в 1923 году «обновленцы». Так называли тех священников, кто пошёл на сотрудничество с советской властью. Сперва они упразднили патриаршество за «монархический и контрреволюционный способ руководства Церковью», перешли на григорианский календарь и ввели институт белого (женатого) епископата. Но потом поумерили прыть. Поняв, что верующие не одобряют их реформы, «обновленцы» разрешили использовать как грегорианский, так и юлианский календари, отменили объявленные прежде реформы уклада церковной жизни. Однако демонстративно провозглашали свою лояльность новой власти, которая создавала видимость дискуссии с ними. В те годы многих привлекали диспуты между Луначарским и главой «обновленцев» Александром Введенским.

Желудков не окончил Академии. Но годы учёбы в ней были для него не вовсе бесполезны.

После войны, когда легализовалась Московская Патриархия, Желудков поступил псаломщиком в нижнетагильскую церковь. В мае 1946 года принял сан священника. Поступает и в 1954 году заканчивает ленинградскую духовную семинарию. Его постоянные перебрасывания из прихода в приход – в Челябинск, в Псков, в Тулу, в Смоленск – показывают, что церковные иерархи были раздражены свободомыслием иерея и искали повод освободиться от него.

Повод нашёлся: в 1959 году отец Сергий Желудков вступился за больную девушку, которая утверждала, что получила излечение после молитвы у гробницы блаженной Ксении. Слухи о чудесном её излечении распространялись с огромной скоростью. От девушки потребовали отречения. А отца Сергия уволили за штат.

Последние годы жизни Сергия Желудкова прошли в Пскове. Он сблизился с правозащитниками, переписывался с Солженицыным, Сахаровым, стал членом «Эмнисти интернэшнл».