– Да, подавляющее большинство всех этих белых, серых и так далее магов – шарлатаны, наживающиеся на чужом горе и человеческой глупости. Но есть люди, реально способные воздействовать на другого человека, – внимательно глядя на Елену, сказала Князева и хмыкнула: – Правда, их плотность на один квадратный километр гораздо меньше, чем это рекламируется. Бывает, они сами не знают, какими способностями обладают. Пожелают сгоряча кому-нибудь, порой и своему ближнему, какую-нибудь пакость, а с тем это возьми и случись. Они потом волосы на себе рвут, а исправить ничего не могут, потому что сами не знают, как это у них получилось. Но это зло невольное, хотя тоже отольется им со временем. А вот тех, кто сознательно использует свои способности во зло другим людям, чтобы, насилуя чью-то личность, привораживать, отвораживать, и, вообще, работать с запредельным, ждет жесточайшая расплата! Эти люди все до единого очень больны и умирают долго и мучительно.

– И совершенно заслуженно! – сердито сказала Елена.

– Да! – согласилась с ней Княгиня. – А вот со знаниями совсем другое дело! Они из поколения в поколение передаются! И бабки-знахарки, которые раньше в деревнях людям зубную боль, кровотечение, грыжу и так далее заговаривали, жили чуть ли не до ста лет. А все потому, что использовали свои знания во благо других людей. Понимаете, Хелен, во благо! И даже тогда, когда к ним обращалась обманутая девушка для того, чтобы избавиться от ребенка, это тоже было во благо, хотя кто-то со мной может и не согласиться! Потому что иначе этой несчастной была одна дорога – в омут головой! Так что вывод прост: уж, если природа наградила тебя выдающимися способностями или какие-то люди передали тебе свои сокровенные знания, надо использовать их только во благо другим людям! Ну, или для собственной защиты, что, я думаю, совершенно оправданно! Вы согласны со мной, Хелен?

– Конечно, Маргарита Георгиевна! – кивнула Елена и удивленно спросила: – Но откуда вы все это знаете?

– Интересовалась когда-то от скуки, – небрежно махнув рукой, ответила Князева.

На сороковой день после смерти мамы Елена сидела вечером, перебирая фотографии, и, тихонько разговаривала с ней, надеясь, что та ее слышит:

– Сегодня, если верить тому, что говорят, твоя душа навсегда покинет этот мир, в котором я осталась теперь совсем одна. Мне очень не хватает тебя и бабули – ведь вы единственные приносили свет в мою жизнь! А мне всегда было очень тепло и радостно рядом с вами! Спасибо вам за все! Я не говорю вам: «Прощайте!»! Я говорю: «До свиданья, родные!» и верю, что мы обязательно встретимся там и снова будем вместе.

Внезапно раздавшийся звонок в дверь прервал ее, и она пошла открывать, заранее злясь на соседку, которая всегда умудрялась появиться в самый неподходящий момент с очередной нелепой просьбой. Но это оказалась Князева.

– Здравствуйте, Маргарита Георгиевна, – изумленно сказала Елена, увидев неожиданную гостью. – Проходите, пожалуйста.

– Спасибо, Хелен. Извините, что без приглашения, но я знаю, какой сегодня у вас день, и, как мне кажется, вам не стоит оставаться сейчас одной, – объяснила она свое появление и, войдя и оглядевшись, сказала: – А у вас чистенько. – Это был единственный комплимент, который теперь можно было сделать квартире Елены, в которой остались только самые необходимые вещи. – Ваши мама и бабушка? – спросила Князева, показывая на фотографию.

– Да, – кивнула Елена. – Вы присаживайтесь, Маргарита Георгиевна, я сейчас, – и сбежала на кухню, чтобы немного отойти от такого потрясения: она даже представить себе не могла, что Княгиня придет разделить с ней ее горе.

Она поставила на плиту чайник и заметалась, мучительно думая, чем же угостить Князеву. Подаренный азербайджанцами коньяк у нее был и, естественно, неоткрытый, как и несколько банок консервов и хлеб, но больше-то ничего! Тут в дверях появилась Князева и протянула ей коробку с тортом, которую та раньше не заметила:

– Возьмите, Хелен. Я выбрала на свой вкус, но надеюсь, что он вам понравится, – и она вернулась в комнату.

Когда они сидели за столом, Княгиня попросила:

– Хелен, расскажите мне о вашей маме. Судя по фотографии, она была очень добрым, мягким, интеллигентным человеком.

– Да, – согласилась Елена. – Она такой и была. Наверное, поэтому и жизнь ее не баловала. Ее папа был профессором нашего политехнического института. Когда в 37-ом начали одного за другим забирать его коллег, он понял, что очередь вот-вот дойдет и до него. И он, чтобы спасти семью… – она замолчала, стараясь побороть волнение.

– Покончил жизнь самоубийством? – попыталась помочь ей Князева.

– Нет, что вы! – воскликнула Елена и горько усмехнулась. – Это значило бы, что он чувствовал себя виноватым и испугался «справедливого возмездия». Нет. В тот день он, как обычно, ушел в институт. Но вот только лекарство он оставил дома, а у него было очень больное сердце. В общем, на работе ему стало плохо, и спасти его не удалось. Его торжественно похоронили, все, как положено. Поэтому бабушку и маму репрессии не коснулись, но они-то знали… Точнее, потом все поняли, когда вспомнили, как он с ними прощался тем утром.

– Да… С этим трудно жить! – согласилась с ней Княгиня.

– Да. Трудно, – повторила за ней Елена. – Мама окончила школу с золотой медалью и поступила в тот же институт. Она собиралась выйти замуж за своего однокурсника, но тут началась война. Ее жениха забрали на фронт, и он погиб в первые же дни. Мама его очень любила и долго не могла забыть. – Елена охотно рассказывала все это Княгине, потому что очень хотела, чтобы та поняла, каким замечательным человеком была ее мама. – Конечно, им очень тяжело приходилось: мама училась, а бабуля не работала, она, вообще, никогда в жизни не работала. И они за время войны распродались до голых стен. Ну вот, как сейчас, – и Елена показала глазами вокруг. – Но у меня остались книги – мама ни за что не хотела их продавать, говорила, что я больше никогда не смогу их купить, а вот они дедовскую библиотеку продали, и маме ее было особенно жалко. И, когда она пошла работать, ей пришлось начинать все с нуля. Она книги очень любила и ночами в очереди стояла, чтобы подписаться – тогда же книги только так можно было достать.

Княгиня подлила ей в рюмку коньяк, который Елена машинально выпила, даже не заметив, и продолжила:

– Замуж мама так и не вышла. Время было такое, что за понравившегося мужчину нужно было бороться, а мама по характеру была совсем не боевая. Я долго не знала, кто мой отец – мама скрывала, говорила, что мне лучше не знать. Только незадолго до своей смерти сказала, что это был директор ее завода.

– Какого именно? – поинтересовалась Князева.

– Почтовый ящик 2214, – ответила Елена. – Я помню, что в детстве видела его иногда и слышала, как мама с бабушкой говорили, что он очень несчастный человек. Это, благодаря ему, меня в английскую школу взяли – как бы иначе я туда попала? Да и квартиру эту тоже он нам дал. Его потом в Москву перевели, мне тогда лет десять было. Мама иногда ездила туда в командировку, и они тайком встречались. А через пять лет он умер прямо на работе – инсульт. Потом бабушка умерла, – вздохнула Елена, – и мы с мамой остались вдвоем. А теперь вот я одна! – и она, не выдержав, разрыдалась.

– Что делать, Хелен? Это жизнь! – тихонько говорила Князева, поглаживая ее по руке, и от этого искреннего сочувствия Елена расплакалась еще горше. – Это жизнь! – повторила она и спросила: – А вы были замужем, Хелен?

– Да, – всхлипывая, ответила Елена. – Очень недолго.

– А почему? Он оказался подлецом?

– Нет, что вы! – слезы Елена мгновенно высохли. – Он был замечательный человек и очень любил меня. Но, понимаете? Я его совсем не любила! Я не знаю, как вам объяснить… Мне было его очень-очень жалко за то, что он меня так любит, а я его – нет, и я вышла за него замуж. А когда поняла, что… Ну, не получится у нас ничего! Ну, не было у меня сил видеть постоянно его влюбленные, преданные глаза и знать, что я ничем не могу ему на это ответить. Вот я и развелась с ним, чтобы освободить, чтобы он смог свою жизнь устроить с другой, любящей его женщиной.