Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Умер Роберто Кампос. Могу ли я передать в секретариат Академии подписанное тобой письмо о том, что ты собираешься баллотироваться, когда откроется вакансия?

— Если считаешь, что это своевременно, — можешь.

Спустя двое суток, уже вернувшись во Францию, по дороге к дому он остановился в маленьком городке Барбазан-Деба у часовни Нотр-Дам-де-Пьета и с безмолвной молитвой обратился к Младенцу Христу:

— Помоги мне стать членом Бразильской академии литературы.

Еще через несколько часов, расположившись в своем гостиничном номере, Пауло давал по телефону длинное интервью репортеру «Жорнал до Бразил» Марсело Камашо. Первый вопрос был:

— Правда ли, что вы — кандидат в Академию?

Пауло ответил не задумываясь:

— Кандидат, да еще какой!

Эти слова на следующий день были вынесены в заголовок статьи, напечатанной в «Жорнал до Бразил» на целую полосу. Пауло объясняет там, по каким мотивам решил выдвинуть свою кандидатуру («повинуясь желанию общаться с такими особыми людьми, какими являются академики»), отмахнулся от нападок критики («если бы написанное мною никуда не годилось, мои читатели во всем мире давным-давно забыли бы меня»), яростно обрушился на внешнюю политику президента Джорджа Буша («то, что Соединенные Штаты творят в Афганистане, — это терроризм, самый настоящий терроризм»). Избирательная борьба за кресло, которое занимал прежде Роберто Кампос, экономист, дипломат, сенатор и депутат, уже началась, но Пауло сообщил журналисту, что в связи с напряженной программой поездок и встреч с читателями вернется в Бразилию лишь через два месяца и тогда уж выполнит обязательный ритуал — нанесет визиты всем 39 «бессмертным». Промедление не должно было сыграть особой роли, благо выборы были назначены на март 2002 года, после торжественной встречи Нового года в узком кругу академиков и приглашенных.

В последующие недели определились конкуренты, у которых Пауло предстояло оспаривать членство в Бразильской академии литературы. Ими оказались политики Элио Жагуарибе и бывший дипломат Марио Жибсон Барбоза — обоим было далеко за семьдесят, у обоих были свои сильные и слабые места.

То обстоятельство, что в члены Академии наряду с другими решил баллотироваться едва ли не самый читаемый писатель мира, привлекло к этому учреждению внимание, которого оно за всю свою историю удостаивалось всего несколько раз. Бригады иностранных журналистов, «мобилизованные» газетами и телеканалами для освещения событий. В своем пространном и выдержанном в иронических тонах репортаже, опубликованном «Нью-Йорк таймс», корреспондент Ларри Ротер приписал Бразильской академии «волшебную способность превращать престарелых и никому не ведомых эссеистов, поэтов и философов в знаменитостей, вознесенных почти на ту же высоту, что и футболисты, актеры или поп-звезды». Ротер приводит высказывания таких сторонников Коэльо, как Арналдо Нискиер: «Это Пеле нашей литературы», — но не упускает случая подлить масла в огонь:

Публичный «имидж» Пауло Коэльо плохо вяжется с образом чинного и благонамеренного академика, посещающего пышные «четверговые чаепития», которыми так славится Академия. Он начал свою карьеру с сочинения рок-н-ролльных песен, потом написал статьи о наркотиках, которыми и сам злоупотреблял в ту пору, в ранней юности лежал в психиатрической лечебнице, но, что хуже всего — отказывается извиняться за свой коммерческий успех, накрывший мир, подобно лавине. «Бразильское общество требует, чтобы в этом доме царила особая взыскательность, — сказала в интервью журналу „Глобо“ писательница Нелида Пиньон, некогда президент Бразильской академии литературы, и этот комментарий можно расценить как пощечину популярности Коэльо. — Мы не можем допустить, чтобы рынок диктовал нам свои понятия об эстетике».

Игнорируя интриги, Пауло делал то, что должен бы делать. Рассылал письма, наносил визиты академикам (всем, за исключением падре Фернандо Авилы, который сухо избавил его от этой формальности), принимал спонтанную и оттого особенно радовавшую его поддержку со стороны, например, Карлоса Эйтора Кони и экс-президента Жозе Сарнея. В день выборов, после четырехкратного подсчета голосов выяснилось, что никто из троих кандидатов не набрал минимального кворума — требующихся по регламенту девятнадцати голосов. Как предписывает традиция, бородатый президент Академии Алберто да Коста-и-Силва сжег бюллетени в бронзовой вазе, сообщил, что кресло № 21 остается вакантным, и назначил дату новых выборов на 25 июля. Вечером, через несколько часов после оглашения результатов, к Пауло домой явилась делегация «бессмертных», чтобы выразить ему протокольные сожаления. Он не помнит точно, кто именно из них выразился так:

— Наше сотрудничество в тот недолгий срок, когда вы были кандидатом, оставило самые благоприятные впечатления. Надеемся, что когда откроется следующая вакансия, вы воспользуетесь возможностью повторить свою попытку стать нашим коллегой…

Поскольку Пауло набрал весьма скромные десять голосов (против семнадцати, поданных за Жагуарибе), делегатов буквально огорошил его молниеносный ответ:

— Нет, не при следующей вакансии! Я завтра же снова зарегистрирую свою кандидатуру и буду баллотироваться еще раз!

Вполне вероятно, что дата новых выборов не имела для большинства академиков ни малейшего значения, но Пауло увидел в ней несомненный знак свыше: он должен вновь попытать судьбу. 25 июля — это день Святого Иакова Компостельского, по пути которого он прошел когда-то, так круто изменив свою жизнь. Хотя назначенный день был, по его мнению, вернейшей приметой того, что он и сейчас вступает на верный путь, стоило все же заглянуть в «И Цзин». Три монетки, несколько раз брошенные на стол, дали одинаковый результат и довольно странную рекомендацию: «Отправляйся в странствие и возвращайся не скоро», которую Пауло поспешил выполнить. Улетел во Францию, остановился в отеле в Тарбе и последующие три месяца руководил своей избирательной кампанией с помощью мобильного телефона и ноутбука. Уже очень скоро он через интернет узнал, что у него остался теперь единственный соперник — Элио Жагуарибе. Это заставило Коэльо и главу его штаба Арналдо Нискиера пересмотреть тактические схемы. Кристина вспоминает, как удивило ее неожиданно проявившееся мастерство мужа в этой сфере:

— Выяснилось, что Пауло наделен способностями, о которых я даже не подозревала. Для меня стало настоящим открытием, что он хладнокровен при принятии решений и умело направляет переговоры в нужную ему сторону.

Вопреки мнению многих своих сторонников, считавших, что он совершает крайне опрометчивый шаг, ведя кампанию «дистанционно», а сопернику предоставляя возможность непосредственно контактировать с избирателями, и вопреки призывам приехать в Бразилию, становившимся с каждым днем все упорней и горячей, Пауло оставался неколебим, ибо «И Цзин» настаивала: «Не спеши возвращаться». «Мой астральный покровитель велит оставаться вдалеке, — напоминал писатель тем, кто настаивал особенно рьяно. — А если выбирать, кого слушать — астрал или академиков — я выбираю астрал». Однако истинный размах кампания приобрела с того момента, как на «четверговых чаепитиях» один из его сторонников выдвинул аргумент убийственной силы:

— Я буду голосовать за Коэльо. С ним можно сварить кашу.

На жаргоне «бессмертных» это выражение применялось к тем потенциальным членам академии, которые способны были обеспечить ей не только новый престиж, но и вполне материальные блага. С этой точки зрения автор «Алхимика» представлялся исключительным «кашеваром». Помимо своего бесспорного международного признания, что ясно доказывалось беспрецедентным интересом мировой прессы к событиям в Малом Трианоне, Пауло Коэльо имел шанс смягчить каменные сердца академиков еще и тем, что был бездетен, а стало быть, вполне мог в завещании отписать изрядную часть своего миллионного состояния Академии — так поступали в прошлом другие члены академии. Пауло же, не подозревая, что на достаток, стоивший ему стольких трудов, энергии и усилий, устремлены алчные глаза академиков, за три недели до выборов прилетел наконец в Рио-де-Жанейро. И вопреки «Книге перемен», ничего хорошего там не обнаружил. В его отсутствие конкурент сильно преуспел в предвыборной борьбе, и даже те, кого Пауло считал своими безусловными сторонниками, готовы были переметнуться на противоположную сторону.

117
{"b":"550547","o":1}