Какая ерунда эта красота – фикция, обусловленная детородными инстинктами. Где-то читала, что красивым кажется та особь, которая наиболее приспособлена к размножению, разве не гадко? Хотя тогда причём тут кожа лица, она же не связана с размножением, глупость все эти статьи. И как так только получилось? В тринадцать Вере сильно не повезло: она целый месяц болела бронхитом, а потом вдруг подхватила ветрянку, одно наложилось на другое, осложнения, больница, уколы. Доктора качали головами и поздравляли – девочка выкарабкалась, цела и невредима, как гусь из воды, но конечно рубчики на лице останутся. Но главное анализы хорошие, внутренние органы никак не пострадали, а ведь при таком раскладе можно было ожидать самого худшего.
У всех детей проходит без следа, а у меня со следами. Дети злые, чуть что – дразнили Бабой-Ягой. Эй, Баба-Яга, деревянная нога, ну и рожа у тебя! За что они так со мной, приходила домой в слезах, папа с мамой утешали, говорили, что всё равно самая лучшая, что со временем оспинки пройдут, Катя плакала вместе. Постепенно с чем только не смиряешься, даже с деревянной ногой, но как же иногда хочется стать обычной, как все! Тот год был очень тяжёлым, Вера ни с кем не дружила, сидела дома, пристрастилась читать книжки и подолгу делать уроки, всякие дополнительные задания для самых умных. И скоро вправду стала умной, и даже девиз себе придумала – умная, смелая и добрая, и не отступала. Выправилась, закалилась, стала сильной, умела защитить обиженного и громко сказать такое, что дети замолкали и соглашались. За несколько лет она добилась если не лидерского положения в классе, то очень уважаемого, и все хотели с ней дружить, даже красавицы, и не из снисхождения, а на равных.
3. Попробовала
Люди, с которыми долго вместе, привыкают к твоему виду и перестают замечать, тем более дети, и Вере случалось надолго забывать о своём лице. Но всё-таки каждый новый человек – это новый стресс, думают, что ты не видишь, и тайком рассматривают, с гадостливым интересом. И даже потом, когда привыкнут, держат на длинной дистанции, если вторгнешься или хотя бы намекнёшь, обольют холодом. Не то что бы ей пришлось явным образом в этом убеждаться, но она чувствовала, знала и боялась – лучше даже не пробовать. Она решила, что никогда не будет пробовать. На дискотеку отказывалась наотрез, хотя девчонки звали, убеждали. Здравый смысл побеждал: даже если он не заметит моего лица в полутьме, что будет потом, ведь не избежать, панически отшатнётся, поспешно раззнакомится, пытаясь сохранить видимость вежливости. Нет-нет, ни за что, зачем, если знаешь наверняка исход, только мучить саму же себя.
Но всё-таки один раз попробовала, в папиной деревне, с местным парнем, он был такой прямой и уверенный. Вечером она ела смородину, а он подошёл и сказал через забор: ты – Вера, я тебя знаю, пошли погуляем. И смотрел так смело, с улыбочкой, и безо всякого отвращения. Что-то было в нём хорошее, хоть с первого взгляда ясно, что дикий и грубый, со сбитыми руками. Пусть не любовь, но надо же когда-то начинать, все девчонки уже давно, всё равно через два дня уезжаем, что будет, то будет. И она вышла, даже не переодеваясь, как была, и они гуляли по винограднику, он рассказывал про симфонии, что больше всего на всего на свете любит симфонии и копит на болид, каталась ли ты на болиде? Куплю – покатаю тебя, зимой приезжай, и предлагал выпить домашнего коньяка. А потом сарай с сеном – ляжем? – и она легла, а он рядом, полез под юбку шершавыми руками, сердце колотилось, и старалась не думать. Он стаскивал с неё трусики, а она помогала, сено кололось, закрыла глаза и вдруг почувствовала что-то на лице – платок! Мятый носовой платок на лицо, зачем? И тут она поняла – её лицо ему отвратительно! – но было уже поздно, он навалился, сопел, пах потом, она сорвала платок, тогда он отвернулся и прижал её лицо рукой, чтоб подальше. Вера разрыдалась и уже не помнила, как он ушёл, как они уехали через два дня. Когда она вспоминала, её тошнило.
Но всё-таки она попробовала ещё раз, весной, перед выпускными экзаменами. С ней на улице заговорил мужчина лет тридцати или даже старше, не разберёшь, в очках, в пиджаке, чистый, вкрадчивый. Маленькие непроницаемые глазки, что за ними – непонятно, но не брезгливость точно. Стеснялся, нервничал и очень старался, как будто она обычная девушка, с красивым лицом. Жил неподалёку, сглотнул и пригласил выпить кофе, послушать музыку, она согласилась, под настроение попало, да и любопытно – что же будет? Да и надежда – а почему бы и нет, культурный, хорош собой, ведь бывает любовь между возрастами. Всеволод Владиславович, педагог. Он напоил её кофе, потом вином, потом они стали понемногу раздеваться, смеялись, она немного упрямилась для приличия, а маленькие глазки оживлялись и раскрывались – голубые. Он приятно гладил её по всему телу, мягко прижимался, но в тот самый момент, когда она окончательно зажмурилась, он пошарил под подушкой и вложил в её руку что-то холодное. Вера раскрыла глаза и мысленно закричала от ужаса – неужели это я, неужели это со мной! Всеволод Владиславович, лёжа к ней задом и повернув голову, что-то объяснял ей и о чём-то просил, но она не слышала. Она отшвырнула дрянь и вскочила. Пока она одевалась и уходила, он суетился, униженно упрашивал её, пытался удерживать, но Вера ни слова больше не сказала этому недочеловеку. Ни взгляда.
4. Все какие-то бестолковые
С тех пор Вера прекратила попытки. Урод может понравиться только уроду, это же очевидно. Ей приходило в голову, что хорошо было бы найти человека с каким-нибудь физическим дефектом, как у неё, главное – культурного, доброго и не извращенца. Но где искать? Можно было бы стать ради этого врачом – больницы, поликлиники, он бы нашёлся скорее – но Вера не любила ни химию, ни биологию, а любила математику. Медицинский – не вариант. Всю жизнь подстраивать под любовь и замужество, бее! И она поступила на программирование, запретив себе розовые романтичные мечтанья. Что будет, что будет. Фатализм, сказала Катя, ну и пусть фатализм, а что толку стараться, если всё равно не знаешь, чем твои старания кончатся?
Вот Катя, её старшая сестра, что только не делала ради любви, и ничего путного не до сих пор не вышло, а ведь она настоящая красавица. Катя тратила всю зарплату на парикмахерскую, макияж, маникюр и джинсы-маечки, зарегистрировалась на трёх сайтах знакомств, вела игривый дневничок в интернете, ходила на фитнес и каждую пятницу танцевала до утра в ночном клубе. Парней было много, но все какие-то бестолковые. Она всегда охотно расписывала их Вере: один накачанный, такие бицепсы, такая попка, в белой рубашечке, но полный дебил, Шуберта от Шумана не отличит; другой вроде культурный, вежливый, филфак закончил, но уши всегда грязные и перхоть, в зеркало что ли посмотреться не может; третий денег жалеет даже в кино сводить, не говоря уж о ресторане; четвёртый прямо на свидании с другими девушками по телефону не стесняется; пятый позвал с собой на митинг протеста, и нафига мне его митинг?
Самое серьёзное, что было у Кати, это полугодовая любовь с переводчиком, она даже прожила несколько месяцев у него, а потом всё разрушилось, после поездки на море, и Катя вернулась домой с каменным лицом. Почему, Катенька, что случилось? Катя целыми днями лежала в кровати, убитая, мертвенная. Понемногу рассказала: всё шло идеально, просто идеально, и интересы, и общение, и секс, и привычки, а потом в одно прекрасное утро звонок ему на мобильный – и конец. Да что такое, Катенька? Он целый день ходил сам не свой, мрачный, а вечером решился, объявил – я женюсь. Да на ком же он собрался жениться, если полгода вы вместе? На бывшей, которая была до меня… Сильно влюблён был в неё, а она его послала и полгода с кем-то другим крутила, и только пальцем назад поманила – побежал, как щенок.
И что тут скажешь, если даже нормальной девушке так сложно, то куда уж мне? Вера переживала за Катю, но и утешалась. Недаром говорят, что эпоха любви и брака кончается, а какая настаёт, ещё не известно. Лучше даже и не думать, что будет, то будет. Вера прилежно училась на программировании, была на хорошем счету у преподов, и ждала третьего курса – по слухам, на третьем курсе лучшим студентам начинали предлагать работу в крупных компаниях. Училась, кстати, в одной группе с тем самым Виталей, хакером и красавцем. Все удивлялись, зачем ему программирование, если есть кино и шоу-бизнес, он же просто ослепительный. Но Вера, конечно, даже и не мечтала о нём, и вообще ни о ком. В свободное время читала, слушала музыку. Однажды в фойе увидела объявление: приглашаем в школу го, и мелкий поясняющий текст, что это древняя настольная игра, с простыми правилами, но позволяющая развить у себя тактическое и стратегическое мышление, применимое в реальной жизни, занятия бесплатны.
