Верхняя терраса перед домом ограждалась балюстрадой, которую замыкали парковые беседки; с юга — ротонда, с севера — квадратная, возведенная над каменным погребом. Белокаменная лестница от северной беседки вела к нижней террасе парка, к старой дороге. Склон перед домом был превращен в скальный парк, на террасе которого устроили небольшой пруд — купальню. Дно пруда и лестница схода были выложены белым камнем, берега укреплялись валунным камнем. Сегодня пруд и нижнюю террасу сада заполонила привезенная в кон. XIX века с Камчатки норд-осмия — растение с большими листьями, напоминающими лопух.
Южнее господского дома проходил спуск к старой “мягкой” дороге, за ним, на бровке берега Тверцы, архитектор поставил погреб-пирамиду — одну из самых оригинальных хозяйственных построек. Перепад рельефа (погреб поставлен на склоне берега) позволил осуществить два уровня входа: со стороны парка и со стороны реки. Она напоминает пирамиду в Никольском по используемому материалу; кирпич, камень-валун, облицовка известковыми плитами, соединенными в шпунт. Митинская пирамида по масштабу превосходит Никольскую, хотя не имеет ледника, а только световентиляционную камеру, винный погреб и холодильную камеру. В усадьбе был отдельный большой ледник и еще три каменных сводчатых погреба. Имелись две кирпичные оранжереи (одна недалеко от господского дома, другая у старого скотного двора).
Рука Львова коснулась и других построек усадьбы. Одна из кузниц была устроена в склоне прибрежного холма Митинского ручья, перед верхним прудом, и очень напоминала кузницу в Никольском. Архитектор варьирует тот же композиционный прием: сводчатые помещения, арки входа отделаны необработанным камнем-валуном, но масштаб мельче, помещения компактнее кузницы на Петровой горе в Никольском. Перед кузницей на берегу ручья был колодец.[140]
Недалеко от кузниц находятся и хозяйственные постройки: конный и скотный дворы, архитектура которых подчиняется общему классическому стилю. Львов умело скрывает за классическим оформлением хозяйственных построек их прямое назначение. По воспоминаниям Б.Н. Лосского, “так же царит Палладий и на скотном дворе с его колонным портиком под треугольным фронтоном... поравнявшись со скотным двором, мы подумали, что подъезжаем к господскому дому...”.[141] Автор запамятовал, это здание служило конным двором, торцовой частью он был обращен к дороге. Треугольный фронтон с излюбленным архитектором венецианским трехчастным окном. Двухколонные портики украшают арку ворот. В конном дворе размещались конюшни, каретные сараи, сеновал, жилье для конюхов, кузница. Архитектором предусмотрена вентиляционная система и рациональное освещение как в конном, так и в скотном дворах. Кирпичное здание скотного двора было рассчитано на 50 голов скота, там имелись отдельная запарочная с печкой, навозохранилище, но внешне он походил на хоромы: центральный вход с обеих сторон украшали полуциркульные ниши, по длинному фасаду располагались арочные окна.
Активное строительство усадьбы велось при Иване Дмитриевиче Львове и его племяннике Сергее Дмитриевиче, который в чине подпоручика в 1805 г. вышел в отставку и женился на шестнадцатилетней Татьяне Петровне Полторацкой (1789—1848).[142] У них было пять сыновей и четыре дочери. Одна из них — Мария — стала женой Петра Алексеевича Оленина — сына президента Академии художеств.
Сергей Дмитриевич, человек хорошо образованный, отличался интеллигентностью, либеральностью взглядов, коммуникабельностью, не случайно почти четверть века он был предводителем Новоторжского уездного дворянства[143]. Должность оставил в 1848 году после смерти жены, Татьяны Петровны.
С того времени как будто ангел-хранитель покинул Митино. Для Львовых начались годы потерь, несчастья одолевали семью с неумолимой последовательностью.
В 1848 г. тридцатилетний сын Сергея Дмитриевича — Петр, капитан лейб-егерского полка, оказался в одиночной камере Петропавловской крепости, по подозрению в причастности к заговору Петрашевского. Петр, “до мозга костей своих проникнутый преданностью царю”, был в полном отчаянии от непонимания причин ареста и от мыслей о том, какой это вызовет переполох в семье. Львов объявил голодовку, и когда его, полуживого, доставили в суд, выяснилось, что произошла ошибка. Петр Сергеевич вернулся в полк. Во время парада император Николай I публично просил “великодушно простить о несчастной ошибке... и склонившись с коня, три раза крепко облобызал... Петра Сергеевича”.[144]
Но заключение не прошло бесследно: Петр заболел чахоткой.
В 1851 г. погиб на дуэли Иван Сергеевич, служивший в чине майора во Владимирском уланском полку. Безутешный отец на месте дуэли (проходила она в верстах двух от Митина) поставил памятные знаки — камни-валуны. На одном высекли надпись: “Здесь И.С. Львов бесстрашно встретил смерть. 1851 года октября 7 дня в 8 часу утра”.[145]
Свое последнее письмо Иван Сергеевич адресовал брату Александру, просил его не оставлять “милого моего ангела и прелестных моих сирот” (у него было двое детей). Александр не выполнил просьбы брата: через два года (1853) его жизнь трагически оборвалась: возвращаясь с охоты, он перелезал через плетень, висевшее на плече ружье выстрелило. Его похоронили в родовой усыпальнице рядом с матерью и братом. Александр был талантливым художником.[146] Было ему сорок лет.
В 1832 г. его, тогда девятнадцатилетнего студента Московского университета, арестовали по доносу о заговоре против императора, и хотя дело было вскоре прекращено, он оказался в Торжке, под надзором полиции. В 1834 г. Александр Львов поступил на службу в Уланский полк Е.И.В. кн. Михаила Павловича. К 30 годам женился на прекрасной Марии Карловне Клейгельс. Когда случилась трагедия, у него остались две дочери: восьмилетняя Татьяна, которая унаследовала талант отца — впоследствии училась в Академии художеств, и новорожденная Лизонька. Судьбе было угодно, чтобы через семнадцать лет Елизавета стала женой Александра Александровича Бакунина, который овдовел в мае того же 1853 г. Первая жена А.А. Бакунина — Елизавета Васильевна, урожденная Маркова-Виноградская, умерла в Прямухине, вскоре после рождения сына, от чахотки. Она, рано осиротевшая, воспитывалась в семье Львовых, в Митине, тетушку Татьяну Петровну считала второй матерью.
