— Вот это дело. Пойдем возьмем вина, сыра и крекеров и расслабимся. У нас еще куча времени на готовку.
Беверли ухватилась за его бицепсы и сжала их. Господи, как приятно. Она застенчиво посмотрела на него.
— Неприятно признавать, но весь этот сценарий — мой самый жуткий кошмар. Незнакомцы, нарушившие мои планы. Я чувствовала, что теряю контроль, сердилась, а ведь я всегда должна быть вежливой. Я никогда не могу сказать, что думаю на самом деле.
— Конечно можешь. Скажи нет. Иди и скажи. Нет.
— Нет.
Они оба рассмеялись.
— Вот видишь. Ты можешь. Это не трудно.
— Ты всегда говоришь то, что думаешь. Должно быть, это дарит невероятную свободу — поступать так все время.
— Я не думаю об этом. Просто делаю. Это бесит людей, но какая разница?
— Ты не боишься задеть чьи-нибудь чувства?
— Не слишком. А ты?
— Да. Думаю, боюсь. Не хочу, чтобы кто-нибудь считал меня грубой.
— А как же твои чувства? Думаю, пришло время начать беспокоиться о своих чувствах, Беверли. Теперь единственный человек, кому ты должна угождать, — ты сама.
— Я даже понятия не имею, с чего начать.
Из глаз снова полились слезы.
Том взял ее лицо в ладони.
— Не надо плакать. Ты знаешь, с чего начать. Что ты всегда хотела сделать? Что-то, что ты всегда откладывала. Что-то, чего не одобрил бы Роджер.
Он вытер слезы большими пальцами и поцеловал уголки ее глаз.
Какого черта с ним творится?
— Садовый тур. — Ее голос охрип.
— Хорошо.
— В Англию. Английская деревня. Просто гулять по окрестностям и смотреть на цветы. Роджер смеялся надо мной. Говорил, что это глупая идея и бесполезная трата денег.
— Да пошел он. Ты едешь.
Он услышал тихий смешок.
— Да?
— Ага. Ты едешь. Будешь танцевать среди маргариток.
Теперь она рассмеялась по-настоящему.
Он почувствовал себя героем. Господи помоги, ему хотелось заставить ее рассмеяться снова. Этот смех был легким, волшебным и свободным.
— Если тебе станет лучше, то мне тоже предстоит пережить свой самый жуткий кошмар, — он задел своей щетиной ее нежную щеку.
Она подняла брови:
— Какой?
— Поскольку ты навела порядок на моей лужайке, я больше не могу прятаться за высокой травой. Все мои соседи хотят... болтать.
— Ой, — хихикнула она.
— Да. Болтать. И, черт возьми, это меня убивает. Надеюсь, ты довольна.
Он погладил ее по спине, вдоль выступающих косточек позвоночника. Она вздохнула, и он решил, что ей нравится.
Беверли подняла на него глаза:
— Что ж, ты все еще стоишь, так что, полагаю, ты выжил.
— Едва. Болтливые соседи перед домом, надоедливые соседи в кухне, чертов ди Бенедетто, слава Богу одетый, — с меня хватит.
— С меня тоже, — кивнула Бев. Она обняла его за талию, и теперь ее маленькие мягкие ладошки гладили его спину. Поверх грязной белой футболки.
Он чувствовал себя как в раю.
Он чувствовал себя как в аду.
— Давай откроем ту бутылку мерло от Коппола. Мне нужно выпить.
Том улыбнулся:
— Это лучшая идея, которую я сегодня слышал. Идем.
Глава 10. Так вот о чем столько разговоров
Кухня.
О боже! Кухня.
Бев крепко зажмурилась и загадала три желания. Может, сработает.
Когда она открыла глаза, на кухне по-прежнему был беспорядок. Она застонала.
— Бев?
Всхлип.
— Что? Все не так плохо. Они убрали за собой и ушли. Ты же этого хотела, верно?
— Это убрали?
Бев поморщилась, услышав в собственном голосе визгливые нотки.
— Вполне чисто, как по мне.
— У нас с тобой явно разные стандарты чистоты.
Том хохотнул:
— Обещаю, что помогу тебе восстановить твои зоны позже. Давай. Идем в гостиную с сыром, крекерами и вином.
Беверли кивнула. Она боялась, что если откроет рот для ответа, то взвоет.
Том потащил ее в гостиную. Он сунул ей в руки огромный бокал красного вина и подтолкнул тарелку с едой к краю журнального столика.
— Поешь. Тебя качает. Тебе нужно поесть.
Беверли опустила глаза на тарелку. Крекеры, сырная нарезка и немного клубники. Устроившись на диване, она сделала большой глоток вина.
— Клубника с фермерского лотка?
Она выбрала ягоду и надкусила.
Том сел напротив и налил себе бурбон.
— Ага, она вкусная. Может, подадим завтра индейку и клубнику?
Бев рассмеялась. Не смогла удержаться. Том очень старался ее приободрить.
Она откусила еще кусочек клубники и сосредоточилась на вкусе. Сладком, сочном, простом. Почему День благодарения должен быть таким сложным?
Она тяжело вздохнула.
— Я займусь этим завтра утром. Уборка, готовка. Я просто не могу столкнуться со всем этим прямо сейчас. Я сделаю это утром.
— Нет.
Бев подняла взгляд и увидела, что Том выглядит более раздраженным, чем обычно.
— Что значит «нет»?
— Извини, Бев, но ты не станешь делать все это в одиночку. Убираться. Готовить. Я помогу, нравится тебе это или нет. Ты можешь не одобрять мои методы, но я твой официальный сообщник на День благодарения. Ясно?
Она сделала еще один большой глоток вина.
— Я не привыкла... ну, знаешь. К помощникам.
— Я знаю. Роджер смотрел телек, пока ты пахала. Я заметил, — Том глотнул бурбона.
— Что ж, так оно и было.
— Так оно было с ним, потому что он был большим мудаком. Мы с Берти всегда делили домашние дела на праздники. Может, я не Мисс-всезнайка Марта Стюарт1, но я в состоянии кормить себя каждый день, — он протянул руку через стол и сжал ее ладонь. — Партнеры.
Как соблазнительно — разделить бремя. Ослабить защиту. Подпустить Тома ближе. Посмеет ли она?
— Могу только представить, что ты приготовил бы на День благодарения.
Том хохотнул:
— Что скажешь насчет приготовленной на гриле индейки на пивной банке?
У Бев вырвался наполовину смешок, наполовину крик. Клубника вылетела изо рта и приземлилась на стол рядом с тарелкой. Бев в ужасе прикрыла рот ладонью:
— Извини.
Она чувствовала, как горят щеки.
Взяв салфетку, она потянулась убрать испорченный кусок, но Том ее опередил. Он схватил клубнику и сунул ее в рот.
— Ну разве не вкуснятина?
Он медленно жевал клубнику и улыбался Беверли.
Она открыла рот, потеряв дар речи от потрясения.
— Нет смысла тратить попусту такую прекрасную клубнику, — сказал он.
— Том! Ты с ума сошел! Это... это... Я даже не знаю, что сказать. Я же ее выплюнула!
— И что? Я уже был у тебя во рту.
Его пылкий взгляд лишил ее способности мыслить.
Беверли не думала, что такое возможно, но почувствовала, что краснеет еще сильнее.
— Это... О господи!
Он встал и сделал еще глоток бурбона. Потом подошел к дивану и сел в опасной близости от Бев, зажав ее в угол.
— Том? Что ты делаешь?
Она чувствовала тепло его ноги, прижатой к ней. Твердой как камень.
— Бьюсь об заклад, что ты на вкус как клубника. У тебя вкус клубники, Беверли?
Она совершила ошибку, посмотрев ему в глаза. Они больше не были льдисто-голубыми. Его лицо оказалось слишком близко. Том облизнул губы, и она затаила дыхание.
— Ты заигрываешь со мной? Потому что это крайне нелепо.
Он положил ладонь ей на ногу и провел вверх и вниз по ткани брюк. Вид его потемневших загрубевших пальцев, сжимающих шелковую ткань, завораживал. Том стиснул ее бедро. Между ног собралась какая-то тяжесть, наполненность, в том месте, которое она игнорировала тридцать семь лет. Такого просто не может быть.
— И как у меня получается? Я немного заржавел в плане флирта, — сказал Том скрипучим голосом.
— Понятия не имею. Мне нужно идти убираться на кухне.
Она начала подниматься, но он заставил ее сесть обратно.
— Еще нет. Я хочу попробовать тебя. Хочу еще клубники.
Том подался вперед и поцеловал ее. Покусал ее губы, простонал, когда его язык скользнул в ее рот. Он так сильно отличался от Роджера. Она понятия не имела, как отвечать. Она подняла руку и погладила его щеку. Провела кончиками пальцев по щетине и прикусила в ответ его верхнюю губу. «Надеюсь, я все делаю правильно. Как ему нравится».
