Я лежал под ним, голый и жалкий,

неизвестно на свете котором,

и меня на высокой каталке

бесконечным везли коридором.

А в дверях голос злой, незнакомый

просипел:

– Вот на этом и хватит.

Ишь, по блату добился приёма

у начальства в небесных палатах.

В круглом зале, как в амфитеатре

под софитами, к небу уплыл я...

А очнулся в больничной палате,

а очнулся – не помню, где был я.

Что со мною случилось, что было?

Одеяло открыл по наитью:

шов на теле – душа выходила –

аккуратно заштопанной нитью.

И бинты словно давешней вьюгой

надо швом намело белым снегом:

без ножа не умеют хирурги

отпускать на свидание с небом.

(2011)

СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР

День кончался привычный, рабочий, всегдашний:

дом, хозяйка и кот, и какой-никакой

двор и старенький конь, что работал на пашне –

то, что было вчера в этой жизни со мной.

Но под вечер нежданно в калитку глухую

постучался старик. Был он с тростью и слеп.

И спросил меня:

– Можно,

я переночую

в твоём доме, хозяин, за сказку и хлеб?

Я впустил его: ночь

ветром северным дышит.

И за ужином гость, выпив чашу свою,

мне рассказывал сказки чудные, как крыши

королевских дворцов в иноземном краю.

И, не видя глазами,

улыбнулся, печален,

видно, что-то почуял, коснулся рукой:

– Ты ведь тоже так можешь,

мой добрый хозяин,

но захочешь ли мены: талант на покой?..

…День кончался обычный, бродяжий, всегдашний:

корка хлеба, сума и как будто во сне

сказ рождался в душе о таинственной башне,

о прекрасной принцессе и белом коне.

Я под вечер нежданно в калитку глухую

постучался, спросил у хозяев двора:

– Люди добрые, можно

я переночую

в вашем доме за сказку свою до утра?

(2010)

СЕЛЁДКА В БИКИНИ

Когда потеплеет глобально,

растает на полюсах лёд,

наверное, очень печально

мы будем встречать Новый год.

Развесим на пальме игрушки

и, глядя на джунгли в окно,

в щербатые старые кружки

нальём молодое вино.

И жёны мужской половине,

закончив на кухне дела,

предложат селёдку в бикини

как главное блюдо стола.

Над закусью нашей колдуя,

порубят в тарелки для всех

папайю

и маракуйю,

гуаву

и грецкий орех.

В очках с металлической дужкой

Дед Зной, чисто выбрит и пьян,

заявится с внучкой Теплушкой

поздравить и выпить стакан.

А утром под чьим-то забором,

дождавшись рассветной поры,

нестройно затянем мы хором:

«Ямщик помирал от жары».

(2011)

СЕМЬ КОСЫХ

(детям сотрудников радио «Шансон» посвящается)

Семь зайчат у пенька собрались на опушке,

ровно в полночь покинув родительский кров.

Они взяли ножи, взяли биты и пушки,

семь реально косых молодых пацанов.

В этом душном лесу, словно в запертой клетке,

несвободно душе, просит ширь и простор.

А сорока-воровка сидела на ветке

и внимательно слушала их разговор.

Ночь была эта волком тамбовским зачата

для таких же как он фирмачей фраеров.

Шли, куря папиросы, в деревню зайчата,

семь реально косых молодых пацанов.

Не шумел ветерок, не брехали собаки,

успокоилась ночь под шалавой-луной,

и казалось, что всё обойдётся без драки,

и вернутся зайчата обратно домой.

Вот уже за спиною осталась ограда...

В этот миг тишина взорвалась от шагов.

На морковной гряде ожидала засада:

то сорока-воровка сдала пацанов.

Налетела на них свора злых садоводов,

не дала ни ножи и ни пушки достать,

и сбежались собаки со всех огородов,

и залаяли матом на бедных зайчат.

Видел многое встарь тракт проезжий и древний.

И на утро опять мимо изб и дворов

повели в зоопарк в кандалах по деревне

семь реально косых молодых пацанов.

(2013)

СЕРФИНГИСТ

(Юлии Стасенко)

На море шторм, а я на берегу.

Вздымают волны алчущую пасть.

И серфингист, стараясь не упасть

закручивает линию в дугу.

Кто этот мальчуган?

Зачем он здесь

в такое утро с ветром и дождём?

А ураган бушует и, бог весть,

когда утихнет в океане шторм.

За гриву он поймал волну

и с ней

упрямо спорит,

чья сегодня власть –

так объезжают всадники коней

и не боятся дрогнуть и упасть.

На море шторм, а я на берегу.

И серфингист у бездны на краю,

я вслед за ним по берегу бегу

и падаю. И падая, встаю.

(2016)

СИБИРСКАЯ БАЛЛАДА

Я родился у райской реки –

там, где сосны росли над обрывом,

и лениво плели пауки

судеб нить меж зелёных ветвей.

А над соснами издалека

волны утро тащили с приливом –

то из рая на землю река

вытекала потоком лучей.

Я вдохнул запах хвои и слов,

древних как письмена на ковчеге,

и горячая память веков

обожгла моих лёгких мехи –

Мать-Сибирь, эта Родина вдов,

мне читала свои обереги,

и в них слышался звон кандалов

и венчальная песня стихий.

Сколько было их, блудных и злых,

политических и уголовных -

невиновных, виновных, лихих,

из дворян, из крестьян-бедняков,

добровольно ушедших в бега,

иноверящих и соплемённых -

всех их снегом белила тайга,

очищая от прежних грехов.

И поныне читают Псалтирь

по усопшим, по красным и белым,

по прошедшим этапом Сибирь,

под крестом завершившим свой путь.

Волны бьются о солнечный брег,

сосны ждут у реки корабелов,

что придут и построят ковчег,

и усопшие в нём уплывут.

(2011)

СКАЖИ-КА, НЯНЯ

(Ответ на экзамене по литературе

ученика 8-го «в» класса Сергея Капустина)

Скажи-ка, няня, ведь недаром

мой дядя, самых честных правил,

в Москву тайком перед пожаром

лошадкой хворосту отправил?

В столице назревала драка,

француз бродил по околотку,

и знала каждая собака

его нелёгкую походку.

Не победив на поле брани,

такого нужно брать обманом,

чтобы бежал быстрее лани,

дыша духами и туманом.

Чтобы над ним кружились грифы,

горела почва под ногами,

а вслед ему смотрели скифы